— Чего стоишь, как статуя? Иди и стол гостям накрывай! — нагло заявила свекровь.
Лиза замерла посреди кухни, держа в руках тарелку с недоеденным супом. Зинаида Васильевна стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди, словно командир перед строем провинившихся солдат.
— Мам, ну что ты... — попытался вмешаться Аркаша, но голос его звучал неуверенно, как у школьника, застигнутого за шпаргалкой.
— Молчи! — отрезала Зинаида Васильевна. — Твоя жена должна знать своё место. Гости через полчаса придут, а она тут копается, как черепаха.
В животе у Лизы всё сжалось в тугой узел. Снова. Всё снова начинается. Три года замужества научили её узнавать эти моменты — когда свекровь готовилась к очередному представлению перед знакомыми. И главной декорацией в этом спектакле всегда становилась она, Лиза.
— Зинаида Васильевна, я сейчас доделаю салат и...
— Доделаешь! — фыркнула свекровь. — У меня тётя Надя приезжает, которую я пятнадцать лет не видела. А ты тут свои закидоны устраиваешь.
Лиза поставила тарелку на стол чуть резче, чем хотела. Фарфор звякнул, и этот звук прозвучал в кухне, как выстрел. Аркаша дёрнулся.
— Какие закидоны? — тихо спросила Лиза.
Зинаида Васильевна усмехнулась — этой особенной усмешкой, от которой по спине бежали мурашки.
— А то не знаешь. На работе до девяти сидишь, по подругам шляешься. Дом запустила совсем.
— Мам, хватит, — наконец решился Аркаша. — Лиза хорошая жена.
— Хорошая? — Голос свекрови повысился. — Хорошая жена дом в порядке держит, детей рожает, а не за карьерой гоняется.
Лиза медленно повернулась к мужу. Он стоял, опустив голову, и изучал рисунок на кафельной плитке. Защитник, блин. Как же она могла в него влюбиться? Высокий, красивый, с этими кудрявыми волосами и смешными ушами. Казался таким сильным, когда они встречались. А дома превращался в мальчика, который боится маму расстроить.
— Иду накрывать, — сказала Лиза и направилась к холодильнику.
— Вот и правильно. А то что за безобразие.
Руки двигались автоматически: достать селёдку, нарезать картошку, украсить зеленью. Лиза научилась выполнять эти действия, отключив сознание. Как робот. Как та самая статуя, которой назвала её свекровь.
Звонок в дверь прозвучал ровно в семь. Зинаида Васильевна мгновенно преобразилась — на лице расцвела улыбка, спина выпрямилась, голос стал мелодичным.
— Надюша! Родная моя!
Тётя Надя оказалась полной женщиной лет шестидесяти с добрыми глазами и цветастым платком на шее. Она обняла Зинаиду Васильевну, потом кинулась к Аркаше.
— Аркашенька! Как же ты вырос! А это, наверное, твоя жена?
Лиза вышла из кухни, вытирая руки о полотенце.
— Лиза, — представилась она.
— Надя, — тётя протянула ей тёплую руку. — Какая красивая! И глаза умные. Сразу видно — современная девушка.
Зинаида Васильевна поджала губы.
— Да уж, современная. Садитесь за стол, я сейчас всё подам.
— Давайте помогу, — предложила тётя Надя.
— Не надо, не надо, — замахала руками хозяйка. — Лиза справится. Она у нас хозяйственная.
«Минуту назад я была ленивая карьеристка, а теперь хозяйственная», — подумала Лиза, расставляя тарелки.
За столом разговор поначалу не клеился. Зинаида Васильевна рассказывала о своих болячках, Аркаша поддакивал, тётя Надя вежливо слушала. Лиза молчала, изредка подливая чай.
— А скажи, Зинаида, — вдруг спросила тётя Надя, — ты же рассказывала, что Лиза работает. Кем?
— Бухгалтером, — буркнула свекровь.
— Главным бухгалтером, — уточнила Лиза. — В строительной компании.
— Ого! — тётя Надя повернулась к ней с интересом. — Это же ответственная работа. И зарплата, наверное, хорошая?
Лиза кивнула. Её зарплата была в полтора раза больше Аркашиной, но об этом в доме не принято было говорить.
— Конечно, хорошо, что женщина может себя обеспечить, — продолжала тётя Надя. — Но главное для женщины всё-таки семья, дети...
Лиза почувствовала, как внутри что-то сжимается. Сейчас начнётся. Фирменный номер свекрови.
— Вот-вот! — оживилась Зинаида Васильевна. — А она всё работает да работает. Уже третий год замужем, а детей нет. Говорит — карьера важнее. Современные девушки, понимаете...
— Мам, — тихо сказал Аркаша.
— Что «мам»? Правду говорю. В наше время к тридцати годам уже двоих-троих рожали. А она всё откладывает.
Лиза стиснула зубы. Рассказать, что ли, про два выкидыша? Про то, как она плакала в больничной палате, а муж даже не приехал — у него была важная встреча? Про бесконечные обследования и таблетки?
— Дети — это большая ответственность, — осторожно сказала тётя Надя. — Может, они просто готовятся стать родителями. На квартиру копят, финансово укрепляются...
— Какая квартира? — фыркнула Зинаида Васильевна. — Здесь и так места хватит всем. Зачем куда-то съезжать?
Лиза подняла голову. Вот оно. Главная тема для скандала.
— Мы же говорили, что хотим свою квартиру, — сказала она тихо.
— Говорили, говорили, — передразнила свекровь. — А на деле что? Живёте у меня, жрёте мою еду, пользуетесь моими удобствами. А как дело дойдёт до благодарности — так сразу куда-то съехать хочется.
— Зинаида... — начала тётя Надя.
— Нет, пусть знает! — разошлась свекровь. — Я ей всю себя отдала. Как мать родная! А она что? Неблагодарная. И детей рожать не хочет. Наверное, думает, фигуру испортит.
Что-то лопнуло в голове у Лизы. Просто взяло и лопнуло, как воздушный шарик.
— Знаете что, Зинаида Васильевна, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Хватит.
Все замерли. Аркаша уставился на жену круглыми глазами.
— Что «хватит»? — прошипела свекровь.
— Хватит меня унижать. Хватит делать из меня виноватую во всех ваших проблемах. Хватит терпеть эти спектакли.
— Лиза... — прошептал Аркаша.
— И ты молчи! — развернулась к нему жена. — Три года я жду, когда ты наконец заступишься за меня. Но ты предпочитаешь прятаться за мамину юбку.
— Как ты смеешь! — взвилась Зинаида Васильевна. — В моём доме, за моим столом!
— В вашем доме я плачу за коммунальные услуги больше, чем вы оба вместе взятые! — выпалила Лиза. — За продукты плачу я! За ремонт плачу я! А вы мне ещё и жить мешаете!
Тётя Надя осторожно отодвинула чашку с чаем.
— Может, не стоит...
— Стоит! — Лиза обернулась к ней. — Простите, что при вас, но я больше не могу. Три года я молчала. Три года терпела. Думала — рассосётся, привыкнем друг к другу. Но нет!
Она посмотрела на мужа. Тот сидел, опустив голову, и вертел в руках салфетку.
— Аркадий, — сказала она официальным тоном. — У тебя есть выбор. Либо мы снимаем квартиру и начинаем жить отдельно, либо я ухожу одна.
— Лиза, не горячись, — пробормотал он.
— Не горячусь. Просто больше не намерена изображать из себя статую, которая должна терпеть все ваши капризы и при этом ещё быть благодарной.
Зинаида Васильевна поднялась из-за стола. Лицо её пылало.
— Убирайся! — прошипела она. — Убирайся из моего дома! И чтобы ноги твоей здесь не было!
— Мам! — наконец подал голос Аркаша.
— Что «мам»? Ты слышал, как она со мной разговаривает? Твоя мать для неё никто!
Лиза пошла в спальню. Достала из шкафа сумку, начала складывать вещи. Руки не дрожали. Странно — она думала, что будет плакать, но слёз не было. Только странное облегчение.
В дверях появился Аркаша.
— Лиза, прости её. Она не хотела...
— Хотела, — сказала Лиза, не оборачиваясь. — И ты прекрасно это знаешь.
— Но мы же любим друг друга...
Лиза остановилась. Повернулась к мужу.
— Любишь? Тогда скажи ей, что так со мной нельзя. Скажи, что ты на моей стороне. Скажи, что мы съезжаем.
Аркаша молчал. Долго молчал.
— Я не могу оставить маму одну, — наконец пробормотал он. — Она же больная. И старая уже.
— Понятно.
Лиза застегнула сумку. В прихожей она натянула куртку. Зинаида Васильевна стояла, скрестив руки, и сверлила её взглядом. Тётя Надя выглядела растерянной.
— Лиза, девочка, — тихо сказала она. — Может, не надо так резко?
— Надо, — ответила Лиза. — Иначе я сама превращусь в статую.
Она открыла дверь. На пороге столкнулась с Машей — подругой, которая поднималась по лестнице с пакетом продуктов.
— Лиз? Ты куда? — удивилась Маша.
— К тебе, если можно, — сказала Лиза. — Переночевать.
Маша быстро оценила ситуацию — взъерошенные волосы подруги, сумку в руках, напряжённые лица в квартире за спиной.
— Конечно можно, — сказала она. — Пошли.
Они спустились на этаж ниже. В Машиной квартире пахло кофе и свежей выпечкой.
— Рассказывай, — сказала Маша, ставя чайник.
Лиза всё рассказала.
— Знаешь, а может это и к лучшему? — сказала Маша.
— Что к лучшему? Развод?
— Нет. То, что ты наконец сказала правду. Я на тебя три года смотрела и думала — когда же ты взорвёшься? Ты же совсем не такая покорная.
Лиза усмехнулась.
— Была такая. Думала — надо быть хорошей невесткой. Налаживать отношения.
— Отношения налаживаются с двух сторон. А если одна сторона принципиально не хочет — то какой смысл?
Утром Аркаша прислал сообщение: «Прости. Приходи домой. Поговорим».
Лиза перечитала его несколько раз. Потом набрала ответ: «Сначала поговори с мамой. Без этого возвращаться нет смысла».
Ответ пришёл только вечером: «Она не хочет извиняться. Говорит, что права».
«Тогда и разговаривать не о чем», — написала Лиза.
Через неделю Аркаша приехал к Маше. Выглядел помятым и несчастным.
— Мама заболела, — сказал он. — После того скандала давление подскочило. Лежит, ничего не ест.
— И что? — спросила Лиза.
— Ну... может, ты зайдёшь? Хотя бы проведать?
— Аркадий, — сказала Лиза терпеливо. — Я не намерена играть в эти игры. Твоя мама прекрасно знает, как со мной помириться. Пусть извинится — и я приду.
— Но она же гордая...
— А я что, не гордая? Три года я сносила все её выходки. Теперь пусть она сделает шаг навстречу.
Аркаша ушёл ни с чем.
Ещё через три дня позвонила тётя Надя.
— Лиза, девочка, это Надя. Помнишь меня?
— Конечно помню.
— Я хотела поговорить с тобой. Можно встретиться?
Они встретились в кафе рядом с Лизиной работой. Тётя Надя выглядела усталой.
— Я всю неделю жила у Зинаиды, — сказала она. — Хотела помочь, пока она болеет.
— И как дела?
— Плохо. Она мучается, но упёрлась. Говорит — не буду извиняться перед какой-то девчонкой.
Лиза пожала плечами.
— Её выбор.
— Лиза, — тётя Надя наклонилась через стол. — Я понимаю, что она была неправа. Понимаю, что тебе тяжело было. Но может... может, первой пойти навстречу?
— А вы бы пошли? — спросила Лиза. — Если бы вас три года унижали, а потом ещё требовали извинений?
Тётя Надя помолчала.
— Наверное, нет, — призналась она.
— Вот и я не пойду.
— Но ведь семья...
— Семья — это когда все друг друга уважают. А не когда одного делают виноватым во всём.
Месяц спустя Лиза сняла однокомнатную квартиру. Маша помогла с переездом.
— Не жалеешь? — спросила Маша.
— Нет, наконец-то я чувствую себя спокойно! — сказала Лиза.
Аркаша звонил каждый день. Просил вернуться. Обещал, что всё изменится. Но когда Лиза спрашивала, извинилась ли его мать, он молчал.
— Пойми, ей трудно, — говорил он. — Она же всю жизнь была главной в доме.
— Аркадий, — устало сказала Лиза. — Если ты не видишь разницы между «быть главной» и «унижать людей», то нам не о чем говорить.
Бракоразводный процесс занял два месяца. Аркаша не возражал. Выглядел он всё это время как побитая собака.
— Может, ещё подумаешь? — спросил он в последний день в суде.
— Уже подумала, — сказала Лиза.
На выходе из суда они столкнулись с Зинаидой Васильевной. Бывшая свекровь была во всём чёрном и выглядела грозно.
— Довольна? — прошипела она. — Разрушила семью?
— Я ничего не разрушала, — спокойно ответила Лиза. — Я просто перестала терпеть.
— Эгоистка! Из-за тебя мой сын несчастный!
— Из-за меня ваш сын узнал, что такое выбор. И он его сделал.
Лиза развернулась и пошла прочь. За спиной слышала, как Зинаида Васильевна причитает что-то про неблагодарность и современную молодёжь.
«Статуя», — подумала Лиза. — Она хотела, чтобы я была статуей. Красивой, молчаливой и покорной. Но статуи не живут. А я хочу жить».
Через полгода после развода Лиза встретила на улице тётю Надю. Та выглядела постаревшей.
— Лиза! — обрадовалась она. — Как хорошо, что встретились!
— Здравствуйте, Надежда Васильевна.
— Как дела? Устроилась?
— Да, нормально. Работаю, живу.
— А Аркаша... — тётя Надя замялась. — Ты знаешь, он совсем пропал. Пьёт теперь. Зинаида с ума сходит.
Лиза помолчала.
— Мне жаль, — сказала она наконец. — Но это его выбор.
— Лиза, — тётя Надя взяла её за руку. — А может, поговоришь с ним? Может, есть шанс...
— Нет, — твёрдо сказала Лиза. — Я больше не статуя. Я живая. И хочу остаться живой.
Она освободила руку и пошла дальше. Впереди был новый день, новая жизнь, где ей не нужно было просить разрешения на собственные чувства.
А где-то в старой квартире Зинаида Васильевна всё ещё ждала покорности от мира, который давно изменился. И не понимала, почему статуи вдруг ожили и ушли жить своей жизнью.