Вода в чайнике закипала третий раз. Наташа стояла у плиты и считала звуки — как бьется сердце за тонкой стенкой грудной клетки. Раз... два... три... На четвертом ударе она знала, что начнется снова.
— Наташка! — голос свекрови прорезал тишину кухни, как нож по стеклу. — Опять картошку не почистила? Думаешь, сама собой очистится?
Анна Ивановна появилась в дверном проеме — высокая, костлявая, с глазами цвета мутной воды. Седые волосы стянуты в тугой пучок, губы поджаты в привычную складку недовольства. Семьдесят лет жизни научили ее находить изъяны во всем, что делала невестка.
— Почистила, — тихо ответила Наташа, не оборачиваясь. — Вон там, в миске.
— А где же она? — Анна Ивановна подошла к столу, демонстративно заглянула в пустую кастрюлю. — Ах, вот! Размером с горошину... Ты что, думаешь, мы воробьи? Или экономишь на моем сыне?
Наташа медленно повернулась. Тридцать пять лет, темные волосы с первой сединой у висков, усталые карие глаза. Пять лет замужества состарили ее больше, чем предыдущие тридцать лет жизни.
— Картошка нормальная, Анна Ивановна.
— Нормальная! — свекровь фыркнула. — У меня внучка могла бы быть, а я на старости лет картошку-горошину ем. Другие женщины детей рожают, а эта...
— Хватит.
Слово вырвалось у Наташи помимо воли. Короткое, резкое — как пощечина.
Анна Ивановна замерла. Брови поползли вверх.
— Что ты сказала?
— Я сказала — хватит. — Наташа выключила газ под чайником. Руки не дрожали. Странно. Обычно дрожали. — Надоело. Каждый день одно и то же. Картошка не такая, суп пересолен, белье плохо постирано...
— Да как ты смеешь! — голос свекрови взвился вверх. — Я в этом доме хозяйка! Я...
— А я что? Прислуга? — Наташа развернулась всем телом. — В шесть утра встаю, завтрак готовлю, на работу бегу, вечером домой — опять готовка, уборка, стирка. А вы только критикуете!
— Ефим! — заорала Анна Ивановна. — Ефим, иди сюда! Твоя жена совсем обнаглела!
Топот по лестнице. Муж спускался тяжело, как медведь после зимней спячки. Наташа знала этот звук наизусть — каждая ступенька скрипела по-своему.
Ефим появился в кухне — сорок лет, широкие плечи, начинающий живот. Глаза красноватые — вчера снова бутылку с Витькой из гаража "раскрутили". От него несло перегаром и злостью.
— Что тут происходит? — он посмотрел на мать, потом на жену.
— Она меня оскорбляет! — Анна Ивановна приложила руку к сердцу. — Представляешь? Я ей слово — она мне десять! Нахамила, обозвала...
— Я ее не оскорбляла, — спокойно сказала Наташа. — Просто попросила перестать придираться по пустякам.
— По пустякам? — Ефим шагнул ближе. Лицо налилось краснотой. — Моя мать тебе пустяки говорит?
— Твоя мать каждый день меня унижает.
— Врешь!
— Не вру. Ты просто не слышишь. Работа, друзья, гараж... А я здесь с ней один на один сижу и выслушиваю, какая я плохая жена, плохая хозяйка, плохая женщина...
Ефим сжал кулаки. Наташа видела этот жест тысячу раз — перед каждым скандалом, перед каждой ссорой.
— Если еще раз оскорбишь мою мать, — он говорил медленно, с расстановкой, — окажешься на улице. Понятно?
В кухне повисла тишина. Только часы тикали на стене — старые, с кукушкой, подарок на свадьбу от Анны Ивановны.
— Понятно, — ответила Наташа.
Но что-то в ее голосе заставило Ефима нахмуриться. Обычно жена пугалась, начинала оправдываться, плакать. А сейчас стояла прямо, смотрела ему в глаза.
— Тогда пошли завтракать, — буркнул он. — И без твоих истерик.
***
Следующие две недели Наташа молчала. Не отвечала на колкости свекрови, не спорила с мужем. Ходила по дому тихо, как призрак. Готовила, убирала, стирала. Все как всегда.
Но по вечерам сидела в спальне и смотрела в окно. Там, за стеклом, была жизнь — люди шли с работы, дети играли во дворе, собаки бегали между деревьев. А здесь... здесь было что-то другое.
— Наташ, — однажды позвонила тетя Лиля, мамина сестра. — Как дела? Давно не звонила...
— Нормально, — соврала Наташа.
— А голос какой-то... Ты не заболела?
— Нет. Просто устала.
— Слушай, а приезжай к нам на выходные. Воздух свежий, речка рядом... Отдохнешь.
Наташа помолчала. В деревню... К речке... Где можно дышать полной грудью.
— Приеду, — сказала она.
— Отлично! А Ефима с собой возьмешь?
— Нет. Ефим не поедет.
В субботу утром Наташа собрала небольшую сумку. Ефим спал — накануне снова "отмечал" что-то с друзьями. Анна Ивановна возилась в огороде.
— Куда это ты собралась? — спросила свекровь, увидев сумку.
— К тете на выходные.
— А кто готовить будет? Ефим голодный останется!
— Приготовьте, — просто ответила Наташа. — Или пусть сам приготовит.
Анна Ивановна открыла рот, но Наташа уже вышла за калитку.
Автобус до деревни шел два часа. Наташа сидела у окна и смотрела, как город остается позади. Серые многоэтажки сменялись лесом, поля тянулись до горизонта. С каждым километром становилось легче дышать.
Тетя Лиля встретила на остановке — маленькая, круглолицая, всегда улыбающаяся.
— Наташенька! — она обняла племянницу. — Ой, какая ты худенькая стала... И бледная. Что случилось?
— Ничего, тетя Лиль. Просто хотела к вам приехать.
— Ну конечно, конечно! Дом большой, места хватит. Пойдем, обед приготовила.
В доме пахло пирогами и свежим хлебом. На столе — домашняя сметана, творог, овощи с огорода. Наташа села и вдруг поняла — давно не ела с аппетитом.
— А где твой Ефим? — спросила тетя Лиля. — Что-то не видать его.
— Он... занят.
— Занят? — Лиля посмотрела внимательно. — Наташа, ты мне все расскажи. Что у вас происходит?
И Наташа рассказала. Все. Про свекровь, которая превратила ее жизнь в ад. Про мужа, который всегда принимает сторону матери. Про унижения, упреки, бесконечные претензии.
— Господи, — тетя Лиля покачала головой. — А ты что, молчала все эти годы?
— Молчала. Думала, привыкну. Думала, они тоже привыкнут...
— Никто ни к чему не привыкает, дорогая. Просто одни терпят, а другие пользуются.
Вечером они сели на крыльце с чаем. Солнце садилось за лесом, воздух был теплый и чистый.
— Знаешь, — сказала тетя Лиля, — у меня тут дом большой. Можешь хоть всю жизнь жить, если захочешь.
— Тетя Лиль...
— Что тетя Лиль? Ты думаешь, это нормально — каждый день слушать оскорбления? Жить в постоянном страхе?
Наташа молчала. Сверчки стрекотали в траве, где-то вдалеке мычала корова.
— А работа? — спросила она наконец.
— В районном центре школа ищет учителя русского языка. Зарплата небольшая, но на жизнь хватит. Я уже узнавала.
В понедельник утром Ефим проснулся один. Жены не было. В кухне тоже пусто — ни завтрака, ни кофе.
— Мать! — крикнул он. — Где Наташка?
— Откуда я знаю? — Анна Ивановна вошла в кухню. — Сказала, к тете поехала на выходные.
— Какие выходные? Понедельник уже!
Ефим набрал номер жены. Телефон был отключен.
— Может, задержалась? — неуверенно сказала мать.
Но Наташа не появилась ни вечером, ни на следующий день. Ефим звонил всем знакомым, ездил на работу к жене — там сказали, что она взяла отпуск за свой счет.
— Что ты наделала? — крикнул он матери. — Довела женщину!
— Я? — Анна Ивановна всплеснула руками. — Да я ей ни слова плохого не сказала!
— Не сказала! А кто каждый день придирался? Кто картошку мерил линейкой?
Ефим метался по дому, как зверь в клетке. Без Наташи все разваливалось — белье не постирано, холодильник пустой, в раковине гора грязной посуды.
— Найди ее! — требовала Анна Ивановна. — Приведи домой!
— Как найти, если не знаю где искать?
Через неделю пришло письмо. Обычное, бумажное — с деревенским штампом на конверте.
"Ефим, не ищи меня. Я не вернусь. Подаю на развод. Наташа."
Все. Больше ничего.
Ефим читал эти строчки снова и снова. Не верил. Наташа не могла... Она же тихая, покорная... Всегда слушалась, всегда прощала...
— Это она со зла написала, — сказала Анна Ивановна. — Остынет — вернется. Куда ей деваться?
Но Наташа не вернулась. Через месяц пришли документы на развод. Через два — она забрала свои вещи, когда никого не было дома.
Ефим запил. Сначала по выходным, потом каждый день. Работу потерял, друзья отвернулись. Анна Ивановна ходила по дому и причитала:
— Довели женщину... Хорошая была, хозяйственная... А теперь что? Кто меня на старости лет кормить будет?
Иногда Ефим получал весточки через общих знакомых. Наташа работала в школе, жила у тети. Говорили, что она изменилась — стала увереннее, спокойнее. Даже помолодела как-то.
— Может, съездить к ней? — робко предложила Анна Ивановна. — Извиниться... Попросить вернуться...
— Поздно, — мрачно ответил Ефим. — Сам виноват.
А в далекой деревне Наташа сидела на том же крыльце и пила чай. Было тихо и спокойно. Никто не кричал, не упрекал, не требовал невозможного.
— Не жалеешь? — спросила тетя Лиля.
— Нет, — ответила Наташа. — Я наконец-то дома.
И это была правда. Здесь, среди полей и лесов, под бескрайним небом, она была дома. Впервые за много лет — дома.