— Да пошёл ты куда подальше! — крикнула Марина так громко, что соседка с первого этажа высунулась на балкон.
Андрей застыл с чашкой кофе в руках. За окном моросил октябрьский дождь, а в квартире разворачивалась буря похлеще.
— Что случилось? — его голос прозвучал тише, чем он рассчитывал.
— А то ты не знаешь! — Марина швырнула на пол мокрое полотенце. — Вот теперь бери и сам себе готовь, стирай и убирай, а то нашёл прислугу!
Двадцать три года брака. Двадцать три года он приходил домой к горячему ужину, чистым рубашкам и убранной квартире. А сегодня что-то щёлкнуло в голове его жены.
Наверное, климакс, — подумал Андрей и тут же пожалел об этой мысли.
— Марин, давай спокойно...
— Спокойно?! — она развернулась к нему лицом, и он увидел в её глазах такую ярость, какой не помнил даже в самые тяжёлые времена. — Двадцать лет я тебе как дура борщи варю, носки стираю! А ты вчера при Серёге с Толиком сказал: "Моя хозяйка опять котлеты пережарила!"
Ах, вот оно что. Вчерашний вечер с друзьями. Он действительно так пошутил — мол, хозяйка дома строгая, следит за порядком. Разве это оскорбление?
— Да я же не всерьёз...
— Хозяйка! — Марина подошла ближе, и Андрей почувствовал запах её духов — тех самых, что дарил на восьмое марта. — Я тебе хозяйка или жена?
Вопрос повис в воздухе, как дамоклов меч. Андрей смотрел на женщину, с которой прожил половину жизни, и вдруг понял — он её совсем не знает. Когда она успела измениться? Когда в её глазах появилась эта усталость, а в голосе — злые нотки?
— Жена, конечно, — пробормотал он.
— А ведёшь себя как хозяин плантации! — Марина схватила со стола ключи. — Всё! С сегодняшнего дня я не твоя прислуга. Хочешь есть — готовь сам. Хочешь чистую одежду — стирай сам.
Дверь хлопнула с такой силой, что картина на стене покосилась.
Андрей остался один в гробовой тишине. На кухне капал кран — он давно собирался его починить, да всё руки не доходили. Марина обычно напоминала раз в неделю, а он отвечал: "Завтра сделаю".
Завтра... Сколько этих "завтра" накопилось за двадцать лет?
Через час позвонил Сергей.
— Андрюха, ты чего вчера рано смылся? Мы ещё в бильярд хотели...
— Серёг, а ты помнишь, что я говорил про жену?
— Про Маринку? Да ерунда какая-то про котлеты... А что?
— Она услышала.
Пауза. Сергей прокашлялся.
— Слушай, а она случайно не права? — неожиданно спросил друг. — Ты подумай: моя Валька тоже взбесилась недавно. Говорит, я её как прислугу воспринимаю. А я и не замечал...
Андрей медленно опустился на диван. Неужели правда не замечал?
К вечеру живот заныл от голода. В холодильнике обнаружились яйца, немного колбасы и завядший помидор. Андрей попытался приготовить яичницу, но она получилась какой-то резиновой. Он съел её, морщась, и вдруг сильно захотелось маминого борща.
Мама умерла пять лет назад. А борщ варила теперь только Марина.
Варила...
В девять вечера он не выдержал и позвонил.
— Марина, где ты?
— У тёти Люси. — Голос холодный, как айсберг.
— Когда домой?
— А зачем тебе? Ужин сам приготовил? Или в ресторан сходил?
— Марин, ну хватит дуться...
— Я не дуюсь, Андрей. Я принимаю решение.
Гудки. Она отключилась.
Тётя Люся — сестра Марининой мамы — жила в старой хрущёвке на окраине. Всю жизнь проработала учительницей, детей не имела, мужа потеряла рано. Марина частенько к ней ездила — то продукты отвезти, то по хозяйству помочь.
— Садись, племянница, — тётя Люся поставила на стол чай с печеньем. — Рассказывай, что стряслось.
Марина рассказала. Про вчерашний вечер, про слово "хозяйка", про двадцать лет безропотного служения.
— А знаешь, что он мне сегодня утром сказал? — Марина вытерла глаза рукавом. — "Что случилось?" Как будто ничего не понимает! Как будто я взбесилась на ровном месте!
Тётя Люся качала головой.
— Мужики они такие. Моя подруга Клавдия тоже через это прошла. Только у неё муж опомнился быстро.
— А если не опомнится?
— Тогда сама решай, племянница. Жизнь одна.
Андрей не спал до трёх ночи. Ворочался, прислушивался к каждому звуку в подъезде — а вдруг это Марина возвращается? Но она не вернулась.
Утром он с ужасом обнаружил, что не умеет пользоваться стиральной машиной. Кнопок много, режимы какие-то... Всегда казалось — что там сложного? Кинул грязное, нажал кнопку, готово. Оказалось, не так просто.
В итоге он постирал белые рубашки с цветными носками и получил нежно-розовые рубашки.
— Чёрт! — выругался он, доставая из машинки испорченные вещи.
На работе коллеги сразу заметили его помятый вид.
— Андрей Сергеевич, вы того... не заболели? — спросила секретарша Ольга Петровна.
— Нет, просто... жена уехала к родственникам.
— Ясно. — Ольга Петровна понимающе кивнула. — Мой муж тоже без меня как беспомощный ребёнок. Неделю не протянет.
Неделю не протянет... А если Марина не вернется?
Вечером второго дня Андрей решился на отчаянный шаг — позвонил тёте Люсе.
— Людмила Ивановна, это Андрей. Можно Марину?
— Она не хочет с тобой разговаривать.
— Но...
— Слушай, сынок, — тётя Люся говорила серьёзно, без обычной добродушности. — Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Я просто пошутил...
— Пошутил! — в трубке послышался горький смех. — Двадцать лет девочка на тебя пахала, а ты шутишь! Ты хоть раз спросил, как у неё дела? Хоть раз сказал спасибо за ужин? Хоть раз заметил, что она устала?
Андрей молчал. В горле стоял ком.
— Марина мне всё рассказала, — продолжала тётя Люся. — Как ты с дивана не встаёшь, пока она тебе тапочки не принесёт. Как она одна всю работу по дому тянет, а ты считаешь это само собой разумеющимся. Знаешь, как это называется?
— Как?
— Паразитизм. Семейный паразитизм.
Слово ударило, как пощёчина.
— Людмила Ивановна, но я же работаю, деньги зарабатываю...
— И что? Марина тоже работает! В школе учительницей! А потом домой приходит и вторую смену начинает — твою. Считай, у неё две работы, а у тебя одна.
Андрей закрыл глаза. Впервые за двадцать лет он попытался представить Маринин день со стороны. Подъём в шесть утра, завтрак для него, работа в школе — орущие дети, требовательные родители, бесконечные проверки тетрадей. Потом магазин, готовка, уборка, стирка... А он в это время лежал на диване с пивом и смотрел телевизор.
— Я... я не думал...
— Вот именно. Не думал. А теперь думай. И действуй, если хочешь жену вернуть.
На третий день Андрей пришёл к тёте Люсе с букетом роз.
— Для Марины, — сказал он, протягивая цветы пожилой женщине.
— Марины нет. Она к своей подруге Светке поехала. Чай пить будешь?
Они сидели на маленькой кухне, пили крепкий чай из тонких стаканов в подстаканниках.
— Людмила Ивановна, а что мне делать?
— Меняться. Только не на словах — на деле. Марина словам больше не верит.
— Но как? Я же привык...
— Отвыкай. — Тётя Люся строго посмотрела на него. — Сколько тебе лет?
— Сорок четыре.
— В сорок четыре ещё можно измениться. А в шестьдесят будет поздно, когда она от тебя уйдёт окончательно.
Андрей поёжился.
— Она что, правда может уйти?
— А ты как думал? Марина ещё красивая женщина, умная. Без тебя проживёт, не развалится. А вот ты без неё?
Он представил свою жизнь без Марины и испугался. Кто будет варить борщ? Кто постирает рубашки? Кто скажет, что галстук не подходит к костюму? Кто выслушает, когда день на работе не задался?
Господи, неужели я действительно воспринимаю её как прислугу?
— Людмила Ивановна, а можно я с ней поговорю? Ну хоть минутку?
Тётя Люся долго смотрела на него, словно взвешивала.
— Попробую её уговорить. Но учти — последний шанс.
Марина пришла через полчаса. Она была бледная, под глазами тёмные круги. Андрей понял, что она тоже плохо спала.
— Ну? — спросила она, садясь напротив.
— Марина, прости меня.
— За что именно?
Вопрос поставил его в тупик. За что именно? За двадцать лет потребительского отношения? За то, что принимал её заботу как должное? За то, что никогда не говорил спасибо?
— За всё, — выдавил он.
— Не подходит. Конкретнее.
Андрей собрался с духом.
— За то, что я тебя не ценил. За то, что считал домашнюю работу исключительно твоей обязанностью. За то, что никогда не помогал. За то, что при друзьях назвал тебя хозяйкой — как будто ты мне не жена, а наёмная работница.
Марина молчала.
— За то, что никогда не интересовался, как прошёл твой день. За то, что не замечал, когда ты уставала. За то, что двадцать лет жил как эгоист.
— А теперь что? — в её голосе звучала горечь. — Теперь ты станешь идеальным мужем?
— Не знаю. Но попробую. Марин, я понял — без тебя мне плохо. Не потому, что некому борщ сварить. А потому, что ты... ты мой человек. Мой единственный человек.
Слёзы подкатили к горлу, но он сдержался.
— Я хочу научиться быть тебе мужем, а не хозяином.
Марина смотрела в окно, где за стеклом падали жёлтые листья.
— Знаешь, Андрей, я давно уже думала о разводе. Но боялась. Двадцать лет рушить страшно.
— Не руши. Давай лучше строить заново.
Она повернулась к нему.
— А если не получится?
— Получится. У нас получится.
Возвращались домой вместе. Молча ехали в автобусе, молча поднимались в квартиру. Марина осмотрела кухню, заглянула в ванную.
— Машинку сломал?
— Не сломал. Просто... не умею пользоваться.
Она почти улыбнулась.
— Розовые рубашки оригинально смотрятся.
— Марин, научишь меня? Стирать, готовить... всему научишь?
— Попробуем.
Это было не примирение. Это было перемирие. Начало долгого пути друг к другу.
Вечером, когда Марина варила борщ, а Андрей неуклюже резал хлеб, он вдруг спросил:
— А как дела в школе? С новым директором справляешься?
Марина удивлённо посмотрела на него.
— Ты правда хочешь знать?
— Правда.
И она рассказала. Долго, подробно, эмоционально. А он слушал и думал: Сколько всего я пропустил. Сколько её жизни прошло мимо меня.
Перемены шли тяжело. Андрей пытался помогать по дому, но руки у него были не приспособлены к домашней работе. Он то пересолил суп, то сжёг котлеты, то залил соседей снизу, неправильно подключив стиральную машину.
— Может, не надо? — предложила Марина после очередной катастрофы. — Ты работаешь, устаёшь...
— Нет! — отрезал Андрей. — Ты тоже работаешь и устаёшь. Но почему-то это не освобождает тебя от домашних дел. Значит, и меня не должно освобождать.
Постепенно дело пошло лучше. Андрей освоил пылесос, научился готовить простые блюда, разобрался с режимами стиральной машины. Марина перестала напрягаться всякий раз, когда он брался за что-то по хозяйству.
Но главное — они снова начали разговаривать. Не о счетах за коммуналку и планах на выходные, а по-настоящему. О работе, о мечтах, о том, что чувствуют.
— Знаешь, — сказала Марина однажды вечером, — я думала, мы стали чужими людьми. А оказалось, просто забыли друг друга.
— Я не забуду больше, — пообещал Андрей. — Никогда.
Через месяц к ним в гости пришли Сергей с Толиком. Друзья с удивлением наблюдали, как Андрей накрывает на стол, подогревает ужин, спрашивает у Марины, не принести ли ей чай.
— Андрюха, ты того... не заболел? — тихо спросил Толик.
— Наоборот. Выздоровел.
После ужина, когда Марина ушла к соседке, Сергей не выдержал:
— Слушай, что с тобой стало? Ты же раньше с дивана не вставал, пока Маринка сама всё не сделает.
— А теперь встаю. — Андрей убирал посуду. — Понимаете, ребята, жена — это не прислуга. И семья — это не один работает, а другой обслуживает. Это команда.
Друзья переглянулись.
— А моя Валька вчера тоже устроила скандал, — признался Сергей. — Говорит, что я её как домработницу воспринимаю.
— А ты не воспринимаешь? — прямо спросил Андрей.
Сергей задумался.
— Похоже, что да...
***
Шёл второй месяц новой жизни. Андрей всё лучше справлялся с домашними делами, а Марина постепенно оттаивала.
— Андрей, знаешь, чего мне больше всего не хватало? — спросила Марина.
— Чего?
— Чтобы ты меня видел. Просто видел — не как функцию, а как человека. Как женщину, которая может устать, расстроиться, захотеть поговорить или помолчать.
Андрей обнял её крепче.
— Теперь вижу. И больше не перестану.
— А если забудешь?
— Напомни. Ты имеешь право напоминать. И требовать. И возмущаться, если я снова стану вести себя как хозяин.
Марина засмеялась — впервые за долгое время.
— Договорились.
К весне их семья окончательно наладилась. Андрей не только помогал по дому, но и начал замечать мелочи — когда Марина устаёт, что её беспокоит, чему она радуется. Он дарил ей цветы не только на праздники, покупал любимые пирожные, предлагал сходить в театр.
— Как будто заново вышла замуж, — призналась Марина тёте Люсе. — Только теперь за взрослого мужчину, а не за избалованного мальчика.
— Ну и славно, племянница. Значит, не зря устроила ему встряску.
— А ты знала, что так получится?
— Догадывалась. Андрей хороший человек, просто запустился. А иногда мужчинам нужен хороший пинок, чтобы проснуться.
Летом они поехали отдыхать в Крым — впервые за много лет не к родственникам, а просто вдвоём. Сидели на берегу моря, смотрели на закат.
— Жалеешь, что не ушла от меня? — спросил Андрей.
— Не жалею. Но если бы ты не изменился...
— Ушла бы?
— Ушла бы. Честно.
Он кивнул.
— И правильно сделала бы. Никто не должен терпеть неуважение.
Они помолчали, слушая шум волн.
— Андрей, а чему ты больше всего научился за этот год?
— Видеть тебя. И ценить то, что у нас есть. А ты?
— Я научилась говорить "нет". И требовать к себе уважения. Оказывается, это не эгоизм, а норма.
— Хорошо, что мы вовремя это поняли.
— Да. Хорошо.
Солнце садилось в море, окрашивая воду в золото. А они сидели рядом — муж и жена, которые чуть не потеряли друг друга, но успели найти снова.
Дома их ждала обычная жизнь — работа, быт, мелкие проблемы. Но теперь они знали: семья — это не один пашет, а другой пользуется. Это команда. Это равенство. Это взаимное уважение.
И это стоило того, чтобы за него бороться.
Через год к ним в гости пришёл Сергей. Один.
— А где Валентина? — спросила Марина.
— Развелись, — буркнул Сергей. — Говорит, я не изменился. Всё так же к ней отношусь.
Андрей и Марина переглянулись.
— Сергей, а ты пытался? — мягко спросил Андрей.
— Да какие там попытки... Она же привыкла сама всё делать. Зачем что-то менять?
— Затем, что иначе теряешь человека, — тихо сказала Марина. — А потом всю жизнь жалеешь.
Сергей долго молчал, глядя в окно.
— Поздно уже. Она новую семью создаёт.
— Ну и что? Ты тоже можешь. Только в следующий раз сразу правильно стройте отношения. На равных.
После ухода гостя Андрей обнял жену.
— Страшно подумать — мы могли бы тоже развестись.
— Могли. Но не стали. Потому что ты услышал меня тогда, в октябре.
— А ты дала мне шанс.
— Дала. И не жалею.
Они стояли обнявшись на кухне, где когда-то Марина бросила мокрое полотенце на пол и крикнула: "Вот теперь бери и сам себе готовь, стирай и убирай!"
Теперь они готовили вдвоём. Стирали по очереди. Убирали вместе.
И это было правильно. Это была семья.