— Эгоисты вы все! — голос тёти Гали прорезал утреннюю тишину, как нож по стеклу. — Наелись и спите, а у меня голова трещит!
Варя замерла на пороге собственной кухни, сжимая в руках чашку недопитого кофе. Через щель в двери она видела, как свекровь Марфа Петровна судорожно собирает осколки любимого бабушкиного сервиза — того самого, что стоял в серванте уже двадцать лет.
"Боже мой... что же мы наделали?" — мелькнула мысль, но она тут же утонула в волне ярости, поднимающейся откуда-то из самых глубин души.
А ведь всё начиналось так обычно...
Звонок в дверь прозвенел три дня назад — настойчиво, требовательно, как будто кто-то пытался проломить кнопку насквозь. Степан открыл дверь и замер — на пороге стояла тётя Галя во всей своей "красе": блестящий спортивный костюм в леопардовой расцветке, золотые зубы сверкали в улыбке, а за спиной теснилась целая орава родственников — муж её Виктор с красным носом алкоголика, две дочки с детьми, ещё какой-то дядька с бутылкой в руке.
— Степочка, дорогой! — заголосила Галя, расталкивая всех локтями. — Ну и домик у вас просторный, наверное, останемся на месяц погостить!
Варя почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Месяц? У них новоселье всего неделю назад было, они ещё толком не распаковались!
— Галина Васильевна, — начала было она осторожно, — мы, конечно, рады, но...
— Да что ты, милая! — перебила тётка, уже протискиваясь в прихожую. — Родня есть родня. Куда ж вы нас денете?
Степан растерянно чесал затылок. Марфа Петровна нервно теребила фартук. А Галя тем временем уже командовала своим выводком:
— Света, тащи сумки в большую комнату! Витька, где ты там с водкой застрял? Дети, марш на кухню — тётя Варя вас накормит!
Первый день прошёл относительно спокойно. Варя металась по кухне, готовя на толпу прожорливых родственников. Степан пытался найти всем места для сна. Марфа Петровна молча мыла посуду — гора тарелок росла с каждым часом.
Галя же восседала в гостиной, как королева на троне, и вещала:
— А у нас в Рязани такие дома не строят. Это, наверное, денег стоит... Хотя отделка, конечно, так себе. Вот у моей соседки обои получше...
Варя стискивала зубы и молчала. "Потерпи, — говорила она себе. — Они же родные люди. Неделю-другую, и уедут".
Но тётя Галя словно читала её мысли:
— Знаешь, Варечка, мы тут подумали — а что нам торопиться? Лето на дворе, дача наша сгорела, квартира в ремонте... Может, до осени у вас поживём?
Вилка выскользнула из рук Вари и со звоном упала на пол.
На второй день начался настоящий кошмар.
Дети носились по дому, как стая диких обезьян. Младший, пятилетний Артёмка, залез на диван в новеньких белых кроссовках — Варя чуть не заплакала, увидев грязные следы на светлой обивке.
— Артём! — крикнула его мать, Светлана, не отрываясь от телефона. — Не лезь туда!
Но было поздно. Ребёнок прыгнул, диван под ним хрустнул, и одна из ножек сломалась с противным треском.
— Ой, — равнодушно протянула Света. — Ну, почините потом. У вас же мужик в доме есть.
Степан стоял в дверях, и Варя видела, как у него дёргается левый глаз — верный признак того, что терпение на исходе.
А вечером Виктор с дядькой Толиком принялись за водку. Они пили, громко хохотали, курили прямо в гостиной, не обращая внимания на просьбы Марфы Петровны.
— Расслабьтесь, тётя! — гоготал Виктор. — Живём один раз! А табачок — он для атмосферы!
К полуночи они были пьяны в стельку. Толик, пытаясь дотянуться до бутылки, зацепил ноутбук Степана. Тот полетел на пол и разбился с хрустом.
— Упс, — хихикнул Толик. — А он дорогой был?
Степан побелел как мел. В этом ноутбуке была вся его работа — проекты, чертежи, контакты клиентов...
— Да ладно тебе! — махнула рукой Галя. — Новый купишь. У тебя ж дом такой — значит, деньги есть!
Третий день стал последним.
Варя проснулась от грохота на кухне. Выбежав туда, она увидела картину, достойную фильма ужасов: пол покрыт осколками разбитых тарелок, из духовки валит дым, а на плите что-то подгорает и воняет на весь дом.
— Извини, дорогая, — виновато улыбнулась Света. — Хотела яичницу пожарить, а тут всё как-то само...
В гостиной картина была не лучше. Сломанный диван, пятна на ковре, окурки в вазе с искусственными цветами — той самой, что подарила когда-то мама Вари.
А тётя Галя сидела посреди этого погрома и спокойно красила ногти ярко-красным лаком.
— Варюша, а завтрак будет? — поинтересовалась она. — А то дети проголодались.
Что-то щёлкнуло в голове у Вари. Тихо, почти беззвучно, но окончательно.
— Всё, — сказала она, и голос прозвучал удивительно спокойно. — Собирайтесь.
— Что? — не поняла Галя.
— Собирайтесь и уезжайте. Прямо сейчас.
— Ты что, с ума сошла? — возмутилась тётка. — Мы же родня! Куда нам деваться?
— Мне всё равно, — Варя удивилась собственному спокойствию. — Хоть под мост. Только не здесь.
Галя вскочила, размахивая руками с недокрашенными ногтями:
— Да как ты смеешь! Я тебе не какая-нибудь! Я родная тётя Степана!
— Степан! — позвала Варя.
Муж появился мгновенно — видимо, стоял за дверью и слушал.
— Да, — сказал он твёрдо. — Галина Васильевна, собирайтесь. Час даю на сборы.
— Да вы обнаглели совсем! — взвизгнула Галя. — Марфа Петровна! Ты скажи им что-нибудь!
Свекровь вышла из кухни, держа в руках осколок тарелки из фамильного сервиза:
— Скажу, — произнесла она тихо. — Скажу, что надо было раньше уезжать. Пока я сама вас не выгнала.
Галя с родственниками собирались целых два часа, громко возмущаясь и обещая "припомнить эту подлость". Они хлопали дверьми, кричали детям, таскали сумки и всё время оборачивались, явно надеясь, что хозяева передумают.
Но Варя со Степаном стояли рядом, как единый фронт, и молча наблюдали за этим представлением.
— Пожалеете! — кричала Галя, уже сидя в такси. — Ой, как пожалеете! Родню предали!
— Родня, — тихо сказала Марфа Петровна, когда машина скрылась за поворотом, — это не те, кто приехал нахлебничать. Родня — это те, кто остался и будет мыть посуду.
Варя посмотрела на разгромленный дом, на кучу грязной посуды, на сломанный диван и разбитый ноутбук. И вдруг засмеялась — громко, с облегчением.
— Степан, — сказала она, вытирая слёзы. — А знаешь что? Мне кажется, мы только что купили себе покой. За небольшую плату в виде разбитой посуды.
— Дорого, — усмехнулся муж, обнимая её за плечи. — Но оно того стоило.
А вечером, когда они втроём убирали дом, Марфа Петровна сказала:
— Знаете, дети... А ведь хорошо, что этот сервиз разбился. Теперь я точно знаю — не каждый достоин сидеть за нашим столом.
И в этих словах была вся мудрость женщины, которая прожила долгую жизнь и умела отличать настоящую семью от случайных попутчиков.
Дом снова стал домом. Тихим, спокойным, настоящим.
Без незваных гостей.
Прошло две недели
Варя уже почти забыла о кошмарном визите, когда в дверь снова позвонили. На этот раз робко, неуверенно.
На пороге стояла незнакомая женщина лет сорока с заплаканными глазами и маленькой девочкой за спиной.
— Простите, — заговорила она, запинаясь. — Вы Степан Михайлович? Я... я Ольга. Галина Васильевна дала ваш адрес.
Варя почувствовала, как внутри всё похолодело. Неужели тётка решила отомстить и прислала ещё каких-то родственников?
— Она сказала, что вы добрые люди, — продолжала женщина. — Что поможете. Мне больше некуда идти...
И тут Ольга заплакала — тихо, безнадёжно, как плачут взрослые, когда совсем нет сил.
— Проходите, — не выдержала Марфа Петровна. — На улице холодно.
За чашкой чая история раскрылась во всей своей неприглядности. Ольга — сестра того самого дядьки Толика, который разбил ноутбук. Муж её пил, бил, выгнал из дома. Работы нет, снимать жильё не на что, девочке всего семь лет...
— Галина Васильевна сказала, что у вас большой дом, — всхлипывала Ольга. — Что вы никого не выгоняете. Я могу работать — убирать, готовить. Только дайте переночевать...
Варя смотрела на эту женщину и видела себя — если бы жизнь сложилась по-другому. А девочка... Такие же глаза, как у неё самой в детстве, когда родители ругались по ночам.
— Ольга, — сказала она осторожно. — Галина Васильевна, наверное, не всё вам рассказала. Мы их выгнали. За то, что дом разгромили.
— Знаю, — кивнула женщина. — Толик хвастался, как они у вас "отдохнули". А потом добавил: "Зато теперь знаем, где дураки живут — всех принимают".
Степан и Варя переглянулись. Вот и месть тёти Гали — не прямая, а изощрённая. Подставить под удар чужое горе, заставить выбирать между спокойствием и совестью.
— Мы останемся только на несколько дней, — шептала Ольга. — Пока работу не найду. Я не такая, как они. Честное слово...
— Мама, — вдруг заговорила девочка тихим голоском. — А можно я не буду есть? Чтобы меньше беспокоить...
Сердце Вари сжалось. Семилетний ребёнок готов голодать, лишь бы не причинить неудобств незнакомым людям.
— Можно, — сказала Марфа Петровна неожиданно твёрдо. — Можете остаться. Но на условиях.
Степан удивлённо посмотрел на мать.
— Условия простые, — продолжала свекровь. — Помогаете по хозяйству, следите за порядком, детей воспитываете в уважении к чужому дому. И ищете работу. Активно ищете.
— Я согласна на всё! — воскликнула Ольга.
— Тогда располагайтесь в маленькой комнате наверху. Завтра начнём искать вам работу.
Прошёл месяц
Ольга оказалась полной противоположностью наглой родне. Она вставала первой, готовила завтрак, убиралась так, что дом просто сиял. Маленькая Катя была тихой и воспитанной — читала книжки, рисовала, помогала по хозяйству.
И что самое главное — они искали работу. Каждый день, упорно, методично. Ольга оказалась опытной швеей, и Варя даже познакомила её с хозяйкой ателье в центре города.
— Знаете, — сказала однажды Марфа Петровна, наблюдая, как Катя помогает поливать цветы. — А ведь Галина сделала нам подарок, сама того не желая.
— Как это? — не поняла Варя.
— Да так. Прислала нам настоящую семью. Показать разницу.
И правда — с Ольгой и Катей дом ожил по-настоящему. Не так, как с шумной оравой тёти Гали, а тепло, уютно. Вечерами они играли в настольные игры, Катя читала стихи, Ольга рассказывала забавные истории из жизни.
А через два месяца случилось неожиданное.
В дверь позвонили, и на пороге стояла... тётя Галя. Одна, без своего выводка, смущённая и какая-то потерявшаяся.
— Степочка, — начала она неуверенно. — Можно войти?
— Говорите здесь, — холодно ответил Степан.
— Я... я хотела извиниться. И поблагодарить.
— За что благодарить? — удивилась Варя.
— За Ольгу с Катей. Они... они мне всё рассказали. Как вы их приняли, помогли. А я ведь думала, что вы их тоже выгоните, и тогда... — Галя запнулась.
— Тогда что?
— Тогда бы я могла себя утешать, что вы просто злые люди. А теперь понимаю — дело было во мне. В нас.
Варя почувствовала, как внутри что-то оттаивает. Неужели тётя Галя способна на раскаяние?
— Ольга устроилась на работу, — продолжала Галя. — Хорошую работу. Катя в школу пошла, отличницей стала. А всё благодаря вам. И я подумала... может, мы с вами начнём сначала? Я изменилась, честное слово.
Степан молчал, размышляя. Варя тоже не спешила с ответом.
— Начать сначала можно, — сказала наконец Марфа Петровна. — Но по правилам. В гости приезжают на два-три дня. Предупреждают заранее. Ведут себя прилично. И помнят, что дом — не гостиница.
— Согласна! — быстро кивнула Галя. — Полностью согласна!
— Тогда приезжайте на следующие выходные, — решилась Варя. — Но только вы с Виктором. И только на субботу-воскресенье.
— Спасибо! — Галя даже всплакнула. — Я не подведу, честное слово!
Выходные прошли удивительно спокойно. Галя действительно изменилась — помогала на кухне, не вмешивалась в хозяйские дела, даже комплименты делала осторожно и к месту.
— Знаете, — сказала она перед отъездом. — А ведь хорошо, что вы меня тогда выгнали. Иначе бы я так и осталась... такой.
— Люди меняются, — мягко заметила Варя. — Если хотят.
— Хочу, — твёрдо ответила Галя. — Очень хочу.
А вечером, когда в доме снова воцарилась тишина, Ольга сказала:
— Спасибо вам. За всё. Вы не просто дом нам дали — вы дали веру в людей.
— Это вы нам дали веру, — ответила Марфа Петровна. — И показали, что доброта не бывает напрасной.