— Ты что, совсем рехнулся?! — Маргарита Петровна швырнула на стол смятую салфетку так резко, что хрустальные бокалы звякнули тревожным перезвоном. — Жениться на этой... на этой попрошайке?
Феликс медленно поднял глаза от тарелки. В них плескалось что-то опасное — то ли отчаяние, то ли бешенство. Мать узнала. Каким-то дьявольским чутьем почуяла его решение еще до того, как он сам успел его озвучить.
— Мама, ты о чем? — закричал он.
— Не притворяйся! — Маргарита Петровна резко встала, шелковое платье зашуршало, как змеиная кожа. — Твоя драгоценная Настенька уже по всему району трубит, что скоро свадьба! Думаешь, до меня не дойдет?
В углу кухни что-то тихонько заскрипело — баба Аня подвинула свой стул ближе к столу. Старушка всегда появлялась в самые напряженные моменты, словно чуяла семейные грозы за версту.
— И что в этом плохого? — Феликс откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Вот оно — началось. Очередная битва за его право выбирать собственную судьбу.
Маргарита Петровна захохотала — звук получился какой-то истеричный, неприятный:
— Что плохого? Сыночка, а ведь эта девушка не нашего уровня! Найдешь себе побогаче!
— Нашего уровня? — Феликс медленно поднялся. — Мама, ты что себе возомнила? У нас двухкомнатная хрущевка, ты работаешь кассиром, я — программистом за тридцать тысяч! Какой еще уровень?
— Не смей так со мной разговаривать! — лицо матери покрылось красными пятнами. — У Насти вообще ничего нет! Живет с родителями в коммуналке, работает в детском саду за копейки! Что она тебе даст? Только головную боль и нищету!
Баба Аня тихо вздохнула, поправила выбившуюся из-под платка седую прядь. Ее морщинистые руки сжимали края старенькой кофты — верный признак того, что старушка волнуется.
— А что мне должна дать Настя? — Феликс шагнул к матери. — Деньги? Связи? Квартиру в элитном районе?
— Да! — выпалила Маргарита Петровна. — Именно это! Зачем жениться на нищей, если можно найти девушку с приданым? Танечка Воронова, например — папа у нее директор завода, квартира трехкомнатная, машина...
— Танечка Воронова — дура набитая с манерами светской львицы! — рявкнул Феликс. — И потом, мама, ты серьезно думаешь, что директорская дочка позарится на меня? На обычного программиста из хрущевки?
— Позарится, если постараешься! — глаза Маргариты Петровны лихорадочно блестели. — А эта твоя Настька... Да она же тебя использует! Цепляется за тебя, как за соломинку! Хочет из своей коммуналки выбраться!
— Хватит! — Феликс ударил кулаком по столу. — Хватит поливать грязью человека, которого я люблю!
— Любовь! — Маргарита Петровна фыркнула. — В двадцать шесть лет говорить о любви! Феликс, очнись! Любовь — это роскошь для богатых! Нам нужно думать о практичности!
Баба Аня медленно встала из-за стола, подошла к внуку. Положила морщинистую ладонь ему на плечо:
— Феликсушка... — голос у нее был тихий, но каждое слово звучало весомо. — А что сама девочка-то говорит? Настенька ваша?
Феликс обернулся к бабушке, и лицо его смягчилось:
— Баб, она... она особенная. Понимаешь? С ней я чувствую себя... собой. Не нужно притворяться, играть роли. Она принимает меня таким, какой я есть.
— Ага! — ехидно воскликнула Маргарита Петровна. — Принимает! Еще бы не принимать бесплатный билет в лучшую жизнь!
— Мама, да что ты несешь?! — Феликс резко повернулся к ней. — Какая лучшая жизнь? У нас денег кот наплакал!
— Но у нас есть перспективы! — мать ткнула пальцем в его сторону. — Ты умный, образованный! Можешь далеко пойти! А с этой нищебродкой на шее будешь всю жизнь прозябать!
Баба Аня покачала головой:
— Рита, дочка, опомнись. Деньги — не главное в жизни.
— Как это не главное?! — взвилась Маргарита Петровна. — Мама, вы всю жизнь в нищете прожили! Хотите, чтобы и внук так же мучился?
— Я прожила в любви, — тихо ответила старушка. — Пятьдесят лет с дедом Колей прожила. Ни разу не пожалела, что не за богатого выскочила.
— И что в итоге? — мать махнула рукой. — Всю жизнь каждую копейку считали! Я этого не хочу для сына!
Феликс смотрел на мать, и в груди у него росло что-то тяжелое, удушающее. Понимание того, что между ними пропасть. Что мать никогда не поймет его выбор.
— Знаешь что, мама, — сказал он устало. — Я уже принял решение. В субботу мы с Настей подаем заявление в загс.
— Я запрещаю! — заорала Маргарита Петровна. — Слышишь? Запрещаю!
— Ты не можешь мне запретить, — Феликс взял с полки куртку. — Мне двадцать шесть лет, мама. Я взрослый мужчина.
— Если женишься на этой попрошайке, можешь забыть дорогу в этот дом! — голос матери сорвался на визг.
Феликс замер в дверях. Медленно обернулся:
— Серьезно?
— Серьезнее некуда! — Маргарита Петровна стояла посреди кухни, тяжело дыша. — Выбирай — или она, или семья!
— Феликс, — баба Аня тихо подошла к внуку. — Не торопись. Дай маме остыть...
— Нет, баб, — Феликс нежно поцеловал бабушку в морщинистую щеку. — Все уже решено.
Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
***
Следующие месяцы стали для семьи настоящим испытанием. Маргарита Петровна словно сошла с ума. Она названивала на работу к Насте, требовала встречи, устраивала скандалы. Приходила в детский сад, где работала девушка, и при всех кричала, что та "охотница за чужим добром".
— Думаешь, я не знаю таких, как ты? — шипела она, загнав перепуганную Настю в угол коридора. — Вцепилась в моего сына мертвой хваткой! Но я тебя раскусила!
Настя только молча терпела. Домой приходила бледная, с заплаканными глазами. Феликс кипел от бешенства, но девушка просила его не вмешиваться:
— Это твоя мама, Феля. Я не хочу ссорить вас окончательно.
Но Маргарита Петровна не сдавалась. Она вычислила адрес коммунальной квартиры, где жила Настя, и повадилась туда ездить. Устраивала концерты на лестничной площадке, кричала на всю округу:
— Где эта содержанка? Где воровка чужого счастья?
Соседи сначала сочувствовали Насте, потом стали косо поглядывать. Девушка похудела, осунулась. Феликс видел, как она мучается, и сердце его разоралось от боли и злости.
А Маргарита Петровна тем временем действовала по всем фронтам. Она связалась с Танечкой Вороновой, устроила "случайную" встречу в кафе:
— Феликс, сынок! — заливисто воскликнула она, подталкивая к столику накрашенную блондинку в дорогом пальто. — Какая встреча! Танечка, это мой сын, о котором я тебе рассказывала!
Феликс хмуро поздоровался и попытался уйти, но мать схватила его за рукав:
— Не убегай! Танечка как раз хотела с тобой познакомиться поближе!
— Мама, прекрати этот балаган, — прошипел Феликс.
— Какой балаган? — Маргарита Петровна состроила невинное лицо. — Просто дружеское общение!
Танечка между тем откровенно разглядывала Феликса, словно товар на витрине:
— А вы действительно программист? Хорошо зарабатываете?
— До свидания, — отрезал Феликс и вышел из кафе.
Но мать не унималась. Следующим шагом стала попытка "купить" Настю. Маргарита Петровна подкараулила девушку возле детского сада и сунула ей в руки конверт:
— Здесь пятьдесят тысяч, — сказала она деловито. — Это за то, чтобы ты исчезла из жизни моего сына.
Настя молча вернула конверт:
— Я не продажная.
— Все продажные! — зло усмехнулась Маргарита Петровна. — Просто у каждого своя цена. Может, сто тысяч?
— Нет, — твердо ответила Настя и пошла прочь.
А дома, в маленькой квартирке, баба Аня все чаще стала заставать дочь в слезах:
— Ритуля, опомнись, — просила старушка. — Ты ребенка от себя отталкиваешь...
— Я его спасаю! — всхлипывала Маргарита Петровна. — Он еще мне спасибо скажет!
— За что спасибо-то? За то, что счастья лишила?
— За то, что от ошибки уберегла!
Но внутри у Маргариты Петровны что-то начинало трещать. Особенно когда она видела, как сын смотрит на свою девушку. В этих взглядах было столько нежности, столько тепла... Такого тепла, которого она сама никогда не знала.
Ее собственный брак был браком расчета. За Феликсова отца она вышла потому, что он предложил квартиру и стабильность. Любви не было. И когда муж ушел к другой, Маргарита Петровна даже не особенно расстроилась. Зато озлобилась на весь мир.
Спустя некоторое время Маргарите Петровне сказали, что Феликс переехал в студию в центре города.
— Значит, все-таки убегаешь от нас, — со злостью сказала она, когда сын пришел забирать свои вещи.
— Не сбегу, мама. Просто буду жить своей жизнью, — устало ответил Феликс, складывая книги в коробку.
— А как же я? — голос матери дрогнул. — Как же я одна останусь?
— С бабушкой останешься. И потом... — он обернулся к ней. — Ты сама выбрала, мама. Поставила ультиматум.
Маргарита Петровна смотрела на сына — на этого высокого мужчину с усталыми глазами — и вдруг поняла: она его теряет. Навсегда. Окончательно.
— Феликс... — прошептала она.
Но он уже взял коробки и направился к двери.
***
Свадьба была скромная — только самые близкие друзья и Настины родители. Маргарита Петровна не пришла. Зато баба Аня сидела в первом ряду и плакала от счастья, глядя на внука и его молодую жену.
— Красивая невеста, — шепнула она соседке. — И добрая. Вижу по глазам — добрая.
Феликс то и дело поглядывал на дверь загса — все надеялся, что мать передумает, придет. Но дверь так и не открылась.
После церемонии молодые поехали в свое новое жилье — маленькую однокомнатную квартиру на окраине города. Настя прижималась к мужу и тихо говорила:
— Все будет хорошо, Феля. Мы справимся.
— Знаю, — отвечал он, целуя ее в макушку. — С тобой справлюсь с чем угодно.
А через месяц они узнали, что ждут ребенка.
***
Маргарита Петровна сидела на кухне и методично резала лук для борща. Слезы текли по щекам, но она упорно делала вид, что это от лука.
— Рита, — баба Аня подсела к ней. — Позвони ему.
— Не позвоню, — твердо сказала дочь. — Он сделал свой выбор.
— И ты сделала свой, — грустно покачала головой старушка. — Только теперь страдаете оба.
Маргарита Петровна отложила нож, вытерла глаза:
— Мам, я же хотела как лучше...
— Знаю, дочка. Но лучше для кого? Для него или для себя?
Этот вопрос тревожил Маргариту Петровну долгими бессонными ночами. И ответ пугал ее больше всего на свете.
Года шли. Феликс с Настей растили дочку, потом родился сын. Маргарита Петровна знала об этом от бабы Ани, но молчала. Внуков она не видела ни разу.
Через некоторое время Маргариту Петровну забрали в больницу с инсультом. Она очень хотела увидеть сына. И баба Аня обманным путем организовала их встречу.
Феликс примчался через полчаса. Вбежал в палату, увидел мать — бледную, осунувшуюся — и сердце его сжалось:
— Мама... Прости...
Маргарита Петровна посмотрела на сына — на этого взрослого мужчину с седыми нитями в волосах — и заплакала:
— Феликс... Сынок... Я так скучала...
Они обнялись впервые за много лет. И в этом объятии растворились обиды, злость, непонимание.
— Мам, познакомься со своими внуками! — сказал Феликс, и в палату вошла Настя с детками.
Маргарита Петровна посмотрела на деток и поняла, что все эти годы ошибалась.
— Простите меня, старую завистливую дуру — прошептала она.
Настя подошла к кровати, взяла свекровь за руку:
— Все в прошлом. Теперь мы семья.
И когда маленькая внучка — копия Феликса в детстве — робко подошла к кровати и сказала: "Бабушка, не болей", сердце Маргариты Петровны окончательно оттаяло.
Она поняла наконец, что такое настоящее богатство. Оно не в деньгах и не в связях. Оно в этих доверчивых детских глазах, в крепких объятиях сына, в прощающем взгляде невестки.
Оно в семье. В настоящей семье, где любят не за что-то, а просто так. Где не требуют доказательств и не ставят условий.
— Феликс, — тихо сказала она. — Ты выбрал правильно. Настя... она действительно не нашего уровня. Она намного лучше нас.
И в первый раз за много лет Маргарита Петровна заснула спокойно. Потому что наконец-то нашла свое богатство — богатство прощения и любви.