Конверт лежал на столе уже третий день. Белый, безобидный, с логотипом лаборатории в углу. Вадим проходил мимо него десятки раз, но так и не решался вскрыть. Где-то в глубине души он уже знал ответ.
— Папа, а почему у меня глаза зеленые, а у тебя карие? — Мила вертелась на стуле, размазывая кашу по тарелке.
Аксинья резко повернулась от плиты. Сковорода со звоном упала в раковину.
— Милочка, ешь давай, опоздаем в садик.
Но девочка продолжала изучать отца своими изумрудными глазами. Точно такими же, как у Егора. Как Вадим мог раньше этого не замечать?
— Наследственность — штука сложная, — пробормотал он, отворачиваясь к окну.
Сколько можно врать самому себе?
За пять лет брака он ни разу не усомнился в отцовстве. Мила родилась на десятом месяце их отношений с Аксиньей. «Торопыжка», — смеялась жена тогда. А он, дурак, радовался, что так быстро стал папой.
— Вадим, ты меня слышишь? — Аксинья стояла рядом, вытирая руки полотенцем. — Я спрашиваю, почему ты такой странный последнее время?
— Все нормально.
— Нет, не нормально! Ты смотришь на Милу как... как будто видишь ее впервые.
Может, и правда впервые.
Вадим взял конверт. Руки не дрожали — странно. Он ожидал, что будет волноваться больше.
— Что это? — Аксинья побледнела.
— Результаты ДНК-теста.
Тишина. Даже Мила перестала болтать ножками под столом.
— Ты... ты сделал тест? — голос жены стал чужим, осипшим.
— Вчера забрал результаты.
Аксинья опустилась на стул. Ее лицо было цвета мела.
— И что там написано?
Вадим медленно разорвал конверт. Бумага шуршала громче грома.
«Вероятность отцовства: 0,02%»
— Мила не моя дочь.
Слова повисли в воздухе, тяжелые и окончательные. Аксинья закрыла лицо руками.
— Вадим, я могу объяснить...
— Объяснить? — он положил результат на стол, аккуратно разгладил складки. — Пять лет, Ксюша. Пять лет я считал себя отцом.
— Ты и есть отец! — она вскочила, глаза блестели от слез. — Ты же любишь ее!
— Любовь здесь ни при чем. Речь о правде.
Мила непонимающе смотрела на родителей. Вадим присел рядом с ней, погладил по голове.
— Милочка, иди, поиграй в своей комнате. Мама и папа поговорят.
Девочка послушно убежала. Ее шаги затихли за дверью.
— Егор, да? — Вадим говорил тихо, но каждое слово било как удар молотка. — Твой бывший парень.
Аксинья кивнула, не поднимая головы.
— Мы расстались и тут же я встретила тебя. Я не знала, что беременна. Когда узнала... подумала, что от тебя.
— Подумала или хотела думать?
— Я не знала! Честное слово! А потом... время прошло, и я боялась тебе сказать.
Боялась потерять удобную жизнь, скорее.
— Егор знает?
— Нет. То есть... может, догадывается. Мила похожа на него.
— Очень похожа. Я слепой был, что не замечал.
Вадим встал, прошелся по кухне. Пять лет... Сколько денег потратил на ребенка, который ему не родной. Сколько бессонных ночей провел, когда Мила болела. Сколько радости испытал, когда она делала первые шаги, говорила «папа»...
— Что теперь будет? — прошептала Аксинья.
— Не знаю.
Зазвонил телефон. Игорь, лучший друг.
— Вадим, как дела? Результаты уже пришли?
— Пришли.
— И?
— Не мой ребенок.
Молчание на том конце провода.
— Приезжай, — сказал наконец Игорь. — Поговорим.
В баре было полупусто. Игорь уже ждал за угловым столиком, перед ним стояли два бокала пива.
— Рассказывай, — он пододвинул пиво Вадиму.
— Что рассказывать? Жена мне пять лет врала. Дочь оказалась не дочерью. Жизнь — ложь.
— А ты что чувствуешь к Миле?
Вадим замер с бокалом у губ.
— Люблю. Это же не ее вина.
— Тогда в чем проблема?
— Игорь, ты серьезно? Проблема в том, что меня обманули! Я имею право знать правду о собственной семье!
— Имеешь. И теперь знаешь. Что дальше?
Хороший вопрос.
— Не знаю. Подать на развод? Требовать алименты с настоящего отца?
— А Мила? Она же тебя папой считает.
— Считает... — Вадим отпил пива. Горькое, как сама жизнь. — Знаешь, что самое паршивое? Я все равно ее люблю. Как родную. Но каждый раз, глядя на нее, буду помнить, что Аксинья меня предала.
— Может, не предавала? Может, правда не знала?
— Игорь, ну хватит ее защищать. Она взрослая женщина. Должна была понимать, что ребенок может быть не от меня.
— Понимать-то понимала. Но, может, надеялась, что от тебя?
— Надеялась... — Вадим хмыкнул. — Надежда — мать всех обманов.
Они выпили в молчании. В баре играла тихая музыка, люди за соседними столиками смеялись, решали свои мелкие проблемы. А у него рушился мир.
— Слушай, — Игорь наклонился ближе. — А ты помнишь Егора?
— Конечно, помню. Встречались пару раз на дне рождения у Аксиньи. Высокий, зеленоглазый. Работает в IT, кажется.
— Он женился в прошлом году.
— И что с того?
— Детей у них нет. Жена не может забеременеть.
Вадим поднял голову.
— К чему это ты?
— Думаю, ему стоит узнать, что у него есть дочь.
— Игорь, не лезь не в свое дело.
— Вадим, подумай! Мила имеет право знать своего настоящего отца. А Егор — право знать о существовании дочери.
— У Милы есть отец. Я.
— Но не биологический.
Биологический... Какое гадкое слово.
— Нет, — Вадим покачал головой. — Не буду устраивать цирк. Пусть все остается как есть.
— А Аксинья? Простишь?
Вадим долго молчал. В голове роились мысли, воспоминания, обрывки планов на будущее.
— Не знаю. Может, и простил бы, если бы она сама призналась. А так... Она готова была вечно молчать.
— Женщины иногда молчат из-за любви.
— Или из-за трусости.
Домой Вадим вернулся поздно. Аксинья сидела на кухне, перед ней стояла нетронутая чашка чая.
— Мила спит?
— Да. Долго не могла уснуть, спрашивала, почему ты грустный.
— Что ты ей сказала?
— Что у папы сложности на работе.
Вадим сел напротив жены. При свете настольной лампы она выглядела старше своих двадцати восьми. Морщинки в уголках глаз, которых раньше не было.
— Аксинья, я хочу знать всю правду.
— Какую правду? Я же сказала...
— Всю. Про Егора, про то, как все было на самом деле.
Она вздохнула, откинулась на спинку стула.
— Мы встречались два года. Он хотел жениться, а я... я сомневалась. Егор хороший, но скучный. Работа, дом, работа, дом. Никаких сюрпризов, никакой страсти.
— И ты его бросила?
— Мы поссорились. Из-за ерунды. Он хотел купить квартиру, планировал нашу жизнь на десять лет вперед. А мне хотелось свободы, приключений...
— И ты нашла приключения со мной.
— Нет! — она посмотрела на него умоляюще. — С тобой я нашла любовь. Настоящую. Ты был другим — живым, непредсказуемым. С тобой я чувствовала себя особенной.
Особенной... Да, особенной обманщицей.
— Но спала с ним уже после знакомства со мной.
— Это было один раз! Он приехал забирать свои вещи, мы выпили вина, вспомнили хорошее... Это просто случилось.
— И ты забеременела от этого "просто случилось".
— Я не знала! Думала, что от тебя. Мы же тоже спали без предохранения.
— Аксинья, ты взрослая женщина. Ты должна была знать, от кого ребенок.
— Должна была... — она всхлипнула. — Но я хотела, чтобы от тебя. Так сильно хотела! И когда Мила родилась, я посмотрела на нее и подумала: "Слава богу, она на Вадима похожа". А потом она стала расти, и глаза стали зелеными, и черты лица... но я уже не могла ничего изменить.
— Могла. Сказать правду.
— И потерять тебя? Потерять семью, которую мы построили?
— Мы ничего не строили, Ксюша. Ты строила свою ложь, а я жил в ней.
Аксинья заплакала. Беззвучно, слезы просто текли по щекам.
— Что теперь будет с нами?
— Не знаю. Мне нужно время подумать.
— А если... если я расскажу Егору правду?
Вадим замер.
— Зачем?
— Чтобы он тоже нес ответственность. Чтобы помогал с Милой финансово. Ты же тратишь на нее столько денег...
— Деньги? — Вадим медленно поднялся. — Ты думаешь, дело в деньгах?
— Нет, я не то хотела сказать...
— Ксюша, ты до сих пор не понимаешь. Дело не в деньгах. Дело в доверии. В честности. В том, что наш брак основан на лжи.
— Не на лжи — на любви!
— На твоей лжи и моей слепоте.
Он пошел к двери.
— Куда ты?
— К Игорю. Переночую у него.
— Вадим, не уходи! Пожалуйста!
Но он уже надевал куртку.
У Игоря в квартире пахло холостяцкой жизнью — пивом, пиццей и одиночеством. Друг расстелил на диване свежее белье.
— Спасибо, — Вадим опустился в кресло. — Не знаю, что бы без тебя делал.
— Расскажи, как прошел разговор.
Вадим пересказал весь диалог с женой. Игорь слушал молча, изредка кивая.
— Знаешь, что меня больше всего убивает? — закончив рассказ, сказал Вадим. — Она до сих пор думает, что главная проблема в том, кто отец. А проблема в том, что она мне врала.
— Может, просто боялась?
— Игорь, хватит ее оправдывать. Пять лет! Каждый день я смотрел на ребенка и думал: "Моя дочка". А она знала, что это не так, и молчала.
— Не знала. Сомневалась.
— Сомневалась — значит, должна была проверить. Сделать тест раньше.
— И если бы она сделала тест, когда Мила родилась, и выяснилось, что ребенок не твой — ты бы остался?
Вадим задумался.
— Не знаю. Может, и нет.
— Вот видишь. Она боялась тебя потерять.
— Но теряет же сейчас!
— Потому что правда всплыла. А могла бы никогда не всплыть.
— Всплыла бы. Рано или поздно. Мила растет, становится все больше похожа на Егора.
Игорь налил им по рюмке коньяка.
— Вадим, я задам тебе прямой вопрос. Ты любишь Милу?
— Конечно, люблю.
— Как родную дочь?
— Как родную.
— А Аксинью любишь?
— Любил. До вчерашнего дня.
— А сегодня?
Вадим выпил коньяк залпом. Алкоголь обжег горло.
— Сегодня я не знаю, кто она такая. Пять лет я жил с незнакомкой.
— Или пять лет жил с женщиной, которая так тебя любила, что боялась потерять.
— Игорь, на чьей ты стороне?
— На стороне здравого смысла. Вадим, у тебя есть семья. Жена, которая тебя любит. Дочь, которая тебя обожает. Дом, быт, привычки, планы на будущее. Ты готов все это потерять из-за результата ДНК-теста?
— Дело не в тесте...
— Дело именно в нем! Если бы ты не сделал этот тест, вы бы сейчас спокойно спали в своей постели, а завтра Мила прибежала бы к папе с утренними объятиями.
Это правда. Но какая горькая правда.
— Знание — сила, да? — усмехнулся Вадим. — А иногда знание — проклятие.
— Иногда. Но теперь ты знаешь, и нужно решать, что делать дальше.
— А что бы ты делал на моем месте?
Игорь долго молчал.
— Наверное, простил бы. Если бы любил.
— Как простить такую ложь?
— А как не простить такую любовь?
Утром Вадим проснулся с головной болью и мыслями, которые путались, как клубок ниток. Игорь уже ушел на работу, оставив записку: "Кофе в шкафчике. Подумай хорошенько. И."
Вадим сварил кофе, сел у окна. За стеклом шел дождь — мелкий, осенний, бесконечный.
Телефон молчал. Аксинья не звонила, не писала сообщений. Либо давала ему время подумать, либо сама не знала, что сказать.
А что, собственно, тут думать? Жена соврала о ребенке. Это факт. Прощать или не прощать — вот вопрос.
Он попытался представить свою жизнь без Аксиньи и Милы. Съемная квартира, работа, пустые выходные. Встречи с дочерью по расписанию суда. Алименты. Новые отношения с другой женщиной, которая будет сравнивать себя с предыдущей...
А если не разводиться? Просто простить и жить дальше?
Но как жить, зная, что жена способна на такую ложь? Как доверять ей снова? И что, если у нее есть еще секреты?
Зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Вадим? Это Егор. Егор Сомов.
Сердце пропустило удар.
— Егор? Откуда у тебя мой номер?
— Аксинья дала. Мне нужно с тобой поговорить. Срочно.
— О чем?
— О Миле. Аксинья рассказала мне... все рассказала.
Значит, решила не молчать.
— И что ты хочешь?
— Встретиться. Поговорить как мужчина с мужчиной.
— Не знаю, стоит ли...
— Вадим, у меня есть дочь. Я не знал об этом пять лет. Дай мне шанс все объяснить.
Встретились в том же баре, где вчера Вадим пил с Игорем. Егор пришел первым, сидел за столиком у окна, нервно крутил в руках стакан с водой.
Он мало изменился за пять лет. Те же зеленые глаза, та же аккуратная прическа. Только морщины появились на лбу, да костюм стал дороже.
— Спасибо, что согласился встретиться, — Егор поднялся, протянул руку.
Вадим пожал ее неохотно.
— Говори, что хотел.
— Я не знал. Клянусь тебе, не знал, что у меня есть дочь.
— Аксинья рассказала, как было дело.
— Рассказала... — Егор провел рукой по волосам. — Слушай, я понимаю, что для тебя это шок. Но для меня тоже. У меня есть ребенок, и я о нем не знал.
— О ней. Мила — девочка.
— О ней. Я... я еще не привык.
Привык... А мне придется отвыкать.
— Чего ты хочешь, Егор?
— Увидеть дочь. Познакомиться с ней.
— Она тебе чужая. Ты для нее — чужой дядя.
— Но я ее отец!
— Биологический. А отец — это тот, кто растит, воспитывает, любит. Это я.
Егор кивнул.
— Ты прав. И я не хочу отнимать у тебя дочь. Но я хочу быть частью ее жизни.
— Зачем?
— Потому что она моя кровь. У нас с женой нет детей и возможно уже никогда не будет.
Логично. Но от этого не легче.
— А твоя жена знает?
— Знает. Мы всю ночь говорили. Она... она не против знакомства с Милой.
— Великодушно с ее стороны.
— Вадим, я понимаю твою злость. На моем месте ты бы тоже злился. Но давай подумаем о ребенке. Мила имеет право знать, кто ее настоящий отец.
— Настоящий отец — это я.
— Биологический — я.
— Твои предложения? — спросил наконец Вадим.
— Встречаться с ней иногда. Не как с дочерью — она пока не поймет. Как с... родственником. Племянницей, например.
— И потом? Когда она вырастет?
— Потом расскажем правду. Пусть сама решает, как к этому относиться.
Вадим заказал пиво, долго пил, размышляя.
— А алименты?
— Буду платить. Конечно. И не только алименты — помогать во всем, чем смогу.
— Аксинья тебе об этом сказала?
— Нет. Это мое решение. Мила — моя дочь, я должен нести ответственность.
Хотя бы кто-то здесь думает об ответственности.
— Хорошо, — сказал Вадим. — Но у меня есть условия.
— Слушаю.
— Первое: никто не рассказывает Миле правду, пока ей не исполнится шестнадцать. Второе: ты не пытаешься заменить ей отца. Для нее ты дядя Егор, и точка. Третье: все встречи согласовываются со мной.
— Согласен.
— И последнее. Если я замечу, что эти встречи травмируют Милу или мешают нашей семье — я их прекращу. Навсегда.
— Понял.
Они пожали руки. Сделка заключена. Теперь в жизни Милы будет два отца — один настоящий, другой биологический.
Интересно, как это будет работать на практике?
Домой Вадим вернулся вечером. Аксинья встретила его в прихожей, глаза красные от слез.
— Как прошла встреча с Егором?
— Нормально. Договорились.
— О чем?
— О том, что он будет встречаться с Милой. Изредка. Как дядя.
Аксинья кивнула.
— Это правильно. Мила должна знать своего... должна его знать.
— Где дочь?
— Спит. Она весь день спрашивала, когда ты придешь.
Вадим прошел в детскую. Мила спала, обняв плюшевого медведя. На тумбочке лежал рисунок — семья из трех человек: мама, папа и дочка. Подпись неровными буквами: "Мая семя".
Моя семья...
Он поцеловал спящую девочку в лоб, поправил одеяло.
— Папа? — Мила приоткрыла глаза.
— Да, солнышко, это я.
— Ты больше не будешь грустить?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Мила улыбнулась и снова заснула.
В гостиной ждала Аксинья.
— Вадим, я хочу сказать...
— Потом. Сначала я хочу узнать: есть ли у тебя еще секреты? Еще что-то, о чем я должен знать?
— Нет. Больше секретов нет.
— Точно?
— Точно.
Он посмотрел на жену внимательно, изучающе. Пять лет брака, а он, оказывается, ее совсем не знал.
— Аксинья, я останусь. Ради Милы.
— Только ради нее?
— Пока только ради нее.
— А как же мы? Наши отношения?
— Не знаю. Мне нужно время, чтобы снова тебе поверить.
— Сколько времени?
— Не знаю. Может, месяц, может, год. А может, никогда.
Аксинья заплакала.
— Я сделаю все, чтобы вернуть твое доверие.
— Посмотрим.
Прошло полгода
Егор встречался с Милой раз в две недели — водил в зоопарк, в театр, в парк аттракционов. Девочка привыкла к "дяде Егору", который дарил подарки и никогда не ругался. Идеальный родственник.
Вадим наблюдал за этими встречами с мрачным любопытством. Егор старался, это было видно. Изучал книги по детской психологии, запоминал, что любит Мила, что не любит. Хороший отец получился бы из него... если бы был шанс им стать.
Но шанса не было. Мила по-прежнему бежала к Вадиму с содранными коленками, рассказывала ему о проблемах в садике, засыпала под его сказки. Он был папой, а Егор — просто добрым дядей.
С Аксиньей отношения медленно налаживались. Она не давила, не требовала внимания, просто жила рядом и пыталась быть хорошей женой. Готовила любимые блюда, не устраивала сцен, интересовалась его работой.
И постепенно Вадим понял: он скучает по близости с женой. По доверительным разговорам, по совместным планам, по ощущению, что они одна команда.
— Ксюша, — сказал он однажды вечером. — Мне кажется, мы можем попробовать начать сначала.
— Правда? — она подняла голову от книги.
— Правда. Но медленно. По шагам.
— Любые шаги. Я согласна на любые.
И они начали сначала. Как будто знакомились заново. Ходили в кино, гуляли по городу, разговаривали обо всем, кроме той истории с ДНК-тестом.
Мила радовалась, что родители снова улыбаются друг другу.
— Папа, а почему ты раньше не целовал маму? — спросила она как-то за завтраком.
— Болел, — ответил Вадим. — А теперь выздоровел.
— Это хорошо. Когда взрослые болеют, дети тоже грустят.
Дети... Всегда все чувствуют.