Телефон звонил уже пятый раз подряд, когда Роман наконец снял трубку. Номер был знакомый — слишком знакомый.
— Что тебе нужно, Софья? — голос его прозвучал устало.
— Денег нужно. На операцию Мише. Ты же помнишь своего сына?
В этот момент дверь кухни распахнулась так резко, что задела стену. Эмма замерла на пороге, держа в руках корзину с бельем. Ее лицо было белее свежевыстиранных простыней.
— Повесь трубку, — прошептала она. — Немедленно.
Роман прикрыл телефон ладонью, но Софья продолжала говорить так громко, что каждое слово долетало до Эммы как пощечина.
— ...двадцать тысяч минимум. Частная клиника. Государственная очередь — полгода, а у мальчика аппендицит может лопнуть...
— Повесь. Трубку. — Эмма поставила корзину на пол. Руки ее дрожали, но не от страха — от ярости, которая копилась месяцами.
Роман посмотрел на жену, потом на телефон. В его глазах метался испуг — он понимал, что стоит на краю пропасти.
— Софья, я... я перезвоню позже.
— Нет! — крик бывшей жены был слышен даже после того, как Роман нажал красную кнопку.
Тишина повисла в кухне, тяжелая и душная, как перед грозой. Эмма смотрела на мужа, и в ее глазах он читал приговор.
— Ты ведь дашь ей деньги, — это был не вопрос. Констатация факта.
— Это мой сын...
— А я что? — голос Эммы звучал тихо, но каждое слово било точно в цель. — Я кто в этом доме? Декорация?
Роман попытался подойти к ней, но она отступила к окну. Солнечный свет падал ей на лицо, высвечивая каждую морщинку усталости, каждую седую прядь, которые появились за последние три года их брака.
— Эм, попытайся понять...
— Понять что? — она развернулась к нему всем телом. — Что ты уже третий раз за полгода посылаешь ей деньги? Что наша свадебная поездка была отложена из-за того, что Софье срочно понадобилось на "лечение зубов"? Что из нашего семейного бюджета постоянно что-то "срочно необходимое" утекает к твоей бывшей?
— Она мать моего ребенка...
— А я? — Эмма приложила руку к груди. — А я кто? Я твоя жена! Три года я терплю эти звонки, эти "срочные нужды", эти твои виноватые глаза после каждого перевода...
Роман опустился на стул. В сорок пять лет он вдруг почувствовал себя стариком, зажатым между двумя женщинами, каждая из которых требовала от него выбора.
— Миша ни в чем не виноват, — пробормотал он.
— Конечно, не виноват! — Эмма шагнула к столу, опираясь руками о его поверхность. — Но я тоже ни в чем не виновата! Я не виновата, что ты развелся! Я не виновата, что у тебя есть ребенок от первого брака! И я точно не виновата в том, что твоя бывшая жена превратила меня в банкомат!
Слова повисли в воздухе, как осколки разбитого стекла. Роман поднял голову — в глазах жены он увидел то, чего боялся больше всего. Не гнев. Не обиду. Равнодушие.
— Знай, милый, — голос Эммы стал спокойным, почти деловым, — если ещё хоть копейку дашь своей бывшей жене, я разведусь с тобой.
Эти слова прозвучали как удар молотка судьи. Окончательно и бесповоротно.
— Ты не можешь быть серьезной...
— Я никогда не была более серьезной, — Эмма выпрямилась. — Три года, Роман. Три года я была понимающей женой. Три года я закрывала глаза на то, что в нашем браке есть третий лишний человек. И этот человек — не ребенок. Это Софья.
Роман попытался возразить, но Эмма подняла руку, останавливая его.
— Ты думаешь, я не понимаю? Думаешь, я слепая? Миша действительно болеет только тогда, когда у нас появляются деньги на что-то хорошее. Его "срочные нужды" всегда совпадают с нашими планами. Это не совпадение, Роман. Это манипуляция.
— Но если он действительно болен...
— То пусть Софья обращается в больницу, к социальным службам, к родственникам, в конце концов! — Эмма повысила голос. — Пусть ищет любые способы, кроме одного — звонков моему мужу!
Она развернулась и пошла к двери, но остановилась на пороге.
— А знаешь, что меня больше всего убивает? — голос ее дрожал от сдерживаемых слез. — Не то, что ты даешь ей деньги. А то, что ты каждый раз врешь мне. "Последний раз", "больше не повторится", "ты же понимаешь"... Я устала быть дурой в собственном доме.
Роман сидел в опустевшей кухне и смотрел на телефон. На экране горело: "5 пропущенных вызовов. Софья".
Впервые за три года он не стал перезванивать.
Вечером Эмма готовила ужин молча. Движения ее были четкими, но механическими — как у робота, выполняющего программу. Роман сидел за столом и наблюдал за женой, которая вдруг стала казаться ему чужой.
— Эм...
— Борщ будет готов через десять минут, — сказала она, не поворачиваясь.
— Я не звонил ей.
— Знаю.
— Откуда?
Эмма наконец обернулась. В ее глазах не было ни злости, ни торжества. Только усталость.
— Потому что если бы ты позвонил, тебя бы здесь уже не было.
Роман почувствовал, как что-то сжимается в груди. Неужели они дошли до этого? До того, что каждое его движение отслеживается как потенциальная измена?
— Я люблю тебя очень, — сказал он тихо.
— И я тебя тоже, но прошу, не думай о прошлой жизни, — ответила Эмма.
Она налила борщ в тарелки, поставила одну перед мужем.
— Я не хочу, чтобы ты бросал своего сына, но запрещаю видеться с бывшей женой — сказала она, садясь напротив.
Телефон зазвонил снова. Роман посмотрел на экран — Софья, конечно же. Он нажал кнопку отклонения вызова.
— Расскажи мне о Мише, — попросила Эмма. — Не о его болезнях и нуждах. О нем самом. Какой он?
Роман растерялся. Когда в последний раз он разговаривал о сыне просто так, не по поводу денег или проблем?
— Он... он любит футбол. И рисует хорошо.
— Сколько ему лет?
— Четырнадцать.
— А когда у него день рождения?
Пауза затянулась. Роман помнил, что где-то в конце весны, но точную дату...
— Двадцать седьмое мая, — подсказала Эмма. — Я помню, потому что ты каждый год покупаешь ему подарок. Дорогой подарок. Который передаешь через Софью.
Она помешала борщ в тарелке, не поднимая глаз.
— А знаешь, что мне подарил на день рождения?
Роман почувствовал, как краснеет. В прошлом месяце был день рождения Эммы, и он...
— Букет цветов и ужин в ресторане, — закончила она за него. — На сумму в три раза меньше, чем подарок для Миши. И это нормально, я не требую равенства. Но я требую честности.
— Честности в чем?
Эмма наконец подняла глаза.
— Признай, что ты до сих пор чувствуешь вину перед Софьей. Признай, что каждый ее звонок — это возможность искупить то, что ты ее бросил. Признай, что ты покупаешь не лечение для сына, а прощение для себя.
Слова попали в цель с хирургической точностью. Роман отложил ложку — есть больше не хотелось.
— Может быть, — признался он. — Может быть, ты права.
— Я не хочу быть правой, — Эмма потянулась через стол и взяла его за руку. — Я хочу быть твоей женой. Настоящей женой, а не соперницей твоего прошлого.
Телефон снова зазвонил. На этот раз Роман даже не посмотрел на экран — просто выключил звук.
— А что, если с Мишей действительно что-то случится? — спросил он.
— То мы поедем к нему. Вместе. Посмотрим своими глазами. Поговорим с врачами. И если понадобится помощь — поможем. Но не Софье, а ребенку. Напрямую.
Впервые за весь день Роман почувствовал облегчение. Не решение проблемы — но хотя бы направление, в котором можно двигаться.
— Думаешь, получится?
— Не знаю, — честно ответила Эмма. — Но попробовать стоит. Если ты действительно хочешь остаться моим мужем.
Роман сжал ее руку сильнее.
— Хочу. Больше всего на свете.
За окном начинался дождь. Первые капли стучали по стеклу — нерешительно, как вопросы, на которые еще предстояло найти ответы.
Утром Софья объявилась на пороге их дома.
— Где Роман? — с порога спросила Софья.
— На работе, — спокойно ответила Эмма. — А вы, я полагаю, Софья?
— Мне нужно с ним поговорить. Срочно.
— Тогда звоните ему на работу.
Софья шагнула ближе, и Эмма почувствовала запах дешевых духов и сигарет.
— Слушайте, я не знаю, что вы ему наговорили, но мой сын может умереть...
— От аппендицита, который у него уже полгода? — Эмма не сдвинулась с места. — Интересный диагноз.
Лицо Софьи на секунду исказилось — маска сползла, показав настоящие эмоции. Злость. Раздражение. И страх — страх, что план может не сработать.
— Вы не понимаете...
— Понимаю больше, чем вам хотелось бы, — Эмма сделала шаг назад. — У меня есть предложение. Давайте поедем к Мише вместе. Прямо сейчас. Посмотрим, что с ним, поговорим с врачами...
— Нет! — слишком быстро, слишком резко. — То есть... он в больнице, посещения запрещены.
— В какой больнице?
Пауза. Софья явно не ожидала этого вопроса.
— В... в городской. В хирургии.
— Номер отделения?
— Какая разница? Главное, что деньги нужны сейчас, а не когда вы там все проверите!
Эмма улыбнулась — впервые за всю беседу.
— Знаете что, Софья? Я дам вам совет. Бесплатно. Прекратите. Прекратите эти звонки, эти истории, эти попытки выманить деньги. Потому что в следующий раз я не буду такой вежливой.
— Вы угрожаете мне?
— Я предупреждаю, — голос Эммы стал жестче. — Роман больше не ваш муж. Он мой. И я не позволю вам превращать нашу семью в ваш личный банк.
Софья отступила на шаг. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на уважение — хищник признал в Эмме равного противника.
— Он все равно даст мне денег, — сказала она. — Рано или поздно. У него совесть есть, в отличие от некоторых.
— Возможно, — согласилась Эмма. — Но тогда он будет давать их как холостяк. А не как мой муж.
Дверь закрылась мягко, но окончательно.
Телефон зазвонил — Роман.
— Эм, Софья была у нас дома?
— Была.
— И что вы... то есть, как прошел разговор?
— Нормально. Она поняла, что больше не стоит приходить.
Пауза.
— Ты не сказала ей ничего лишнего?
Эмма засмеялась — искренне, впервые за много месяцев.
— Милый, я сказала ей ровно то, что должна была сказать. А теперь приезжай домой. У нас есть о чем поговорить.
— О чем?
— О том, как мы поедем знакомиться с твоим сыном. По-настоящему.
Тишина в трубке была долгой и задумчивой.
— Эм... а если он меня не примет?
— Тогда мы будем работать над этим. Вместе. Ты, я и он. Без посредников.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю. Поэтому и борюсь за нас.
Телефон больше не звонил.
***
Через две недели они поехали к Мише. Роман нервничал — крутил радиоприемник, перестраивал зеркала, спрашивал, не жарко ли Эмме. Она молчала, глядя в окно на мелькающие за стеклом поля и деревни.
— А если он меня не узнает? — спросил Роман в очередной раз.
— Узнает, — коротко ответила Эмма. — Сыновья всегда узнают отцов.
Они остановились у девятиэтажки на окраине города. Обычный дом, обычный двор с качелями и песочницей.
Софья открыла дверь не сразу.
— А для чего вы приехали? — спросила она, загораживая проход.
— Повидать сына, — сказал Роман. — Можно войти?
— Он спит...
— В три часа дня? — удивилась Эмма. — После школы?
Софья дернула плечом.
— У него температура.
— Тогда тем более нужно его проведать, — Роман шагнул вперед, и Софья вынуждена была отступить.
Квартира оказалась обычной двушкой. Чистой, но скромной. На стенах — детские рисунки, на полках — учебники и игрушки. Никаких следов роскоши, но и никаких признаков крайней нужды.
— Миша! — позвала Софья. — К тебе гости!
Из комнаты вышел подросток — высокий, худощавый, с темными волосами и серьезными глазами. На вид здоровый, никаких признаков болезни.
— Привет, сын, — Роман шагнул к нему, но Миша остался стоять у двери.
— Привет, — ответил мальчик тихо.
Эмма наблюдала за этой сценой и чувствовала, как сжимается сердце. Не от ревности — от жалости. К этому потерянному мальчику, который смотрел на отца как на незнакомца.
— Как дела в школе? — спросил Роман неловко.
— Нормально.
— А здоровье? Мама говорила, что ты болеешь...
Миша быстро взглянул на мать, потом опустил глаза.
— Я не болею.
Софья побледнела.
— Миша, ты что говоришь? У тебя же живот болел...
— Болел один раз. Месяц назад. Прошло давно.
Повисла тишина. Роман медленно повернулся к бывшей жене.
— Софья?
— Ну... то есть... могло бы заболеть снова... Профилактика нужна...
— Мам, хватит, — вдруг сказал Миша. — Мне стыдно.
Он посмотрел на отца прямо, без дрожи в голосе:
— Я не болею. Мама просто... она думает, что так лучше.
— Лучше для кого? — спросила Эмма тихо.
Миша пожал плечами.
— Для всех, наверное. Папа дает деньги, мама их тратит... Все довольны.
— А ты доволен? — спросил Роман.
Мальчик долго молчал. Потом покачал головой.
— Я хочу, чтобы ты приезжал просто так. Не потому что я якобы болею. А потому что... потому что я твой сын.
Слова ударили Романа сильнее любого упрека. Он опустился на корточки, чтобы быть на одном уровне с сыном.
— Миша... прости. Я не знал...
— Знал, — мальчик смотрел на него серьезно. — Просто делал вид, что не знаешь. Так было проще.
Роман почувствовал, как горло сжимается от стыда. Четырнадцатилетний мальчик оказался мудрее его.
— А можно я... можно я буду приезжать просто так? Без причин?
Миша кивнул.
— Можно. Я бы хотел.
— И я тоже буду приезжать вместе с папой, — неожиданно сказала Эмма.
— Вы моя новая мама?
— Я жена твоего папы, — ответила Эмма. — А мамой тебе быть не стану — у тебя уже есть мама. Но могу быть... другом. Если захочешь.
Миша улыбнулся — впервые за всю встречу.
— Хочу.
Софья стояла у окна спиной к ним и молчала. В ее позе читалось поражение — планы рухнули, источник дохода иссяк, и теперь ей придется искать другие способы решения проблем.
— Софья, — позвал Роман. — Нам нужно поговорить.
Она обернулась. Глаза красные, но сухие.
— О чем говорить? Вы все поняли.
— Почему? — спросил он просто. — Почему ты врала?
Софья опустилась на диван, вдруг постарев на десять лет.
— А что мне оставалось? — голос ее звучал устало. — Ты ушел. Оставил нас. Алименты платишь копеечные, работы нормальной нет... А тут звонишь, денег даешь, интересуешься... Хоть какая-то связь с тобой была.
— Но ты же понимала, что так нельзя...
— Понимала, — она посмотрела на сына. — Но ничего другого придумать не могла.
Миша подошел к матери и сел рядом.
— Мам, а давай я после школы в кафе официантом подработаю? Соседский Петька работает, говорит, неплохо платят.
— Ты еще маленький...
— Мне четырнадцать. А летом пятнадцать будет. Можно уже.
Роман слушал этот разговор и понимал, что упустил что-то важное. Его сын взрослел, думал о работе, хотел помочь семье — а он знал о мальчике только то, что тот якобы постоянно болеет.
— Миша, — сказал он. — А что ты любишь? Чем увлекаешься?
— Программированием, — сын оживился. — У меня уже несколько игр написано. Простых, но работают.
— Покажешь?
— Конечно!
Мальчик побежал за ноутбуком, и Роман вдруг понял, что видит своего сына счастливым впервые за много лет.
— Он умный парень, — сказала Софья тихо. — И хороший. Несмотря ни на что.
— Да, — согласился Роман. — И он заслуживает честного отца.
Они договорились, что Роман будет приезжать каждые выходные. Не с деньгами и не из чувства вины — а просто как отец к сыну. А Эмма... Эмма будет учить Мишу готовить. Оказалось, что мальчик мечтал научиться делать настоящую пиццу.
Домой они ехали в тишине. Но это была другая тишина — не напряженная, а умиротворенная.
— Ты не жалеешь? — спросил Роман, когда до дома оставалось несколько километров.
— О чем?
— Что теперь у нас будут другие выходные. С Мишей.
Эмма повернулась к нему.
— А ты жалеешь?
— Нет. Впервые за много лет — нет.
— Тогда и я не жалею.
Они въехали во двор своего дома, когда солнце уже садилось. Роман заглушил двигатель, но из машины не вышел.
— Эм?
— Да?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что ты не позволила мне оставаться трусом.
Эмма взяла его за руку.
— Мы же семья. Семья — это когда помогают друг другу становиться лучше.
В кармане у Романа завибрировал телефон. SMS от незнакомого номера: "Папа, это Миша. Взял номер у мамы. Можно я буду тебе иногда писать? Просто так."
Роман показал сообщение Эмме. Она улыбнулась.
— Отвечай.
Он набрал: "Конечно, сынок. Я буду рад."
Ответ пришел моментально: "Супер! А Эмма тоже будет рада?"
Роман посмотрел на жену. Она взяла телефон и написала сама: "Очень рада, Миша. Жду не дождусь, когда научу тебя готовить пиццу."
"Ура! Я уже купил сыр!"
Они засмеялись одновременно — впервые за много месяцев просто и искренне.
А в телефоне больше не было ни одного пропущенного звонка от Софьи.
Наконец-то их семья стала по-настоящему их семьей. Не идеальной — но честной. И этого было достаточно для счастья.
Три месяца спустя Миша приехал к ним на каникулы. Впервые. Софья долго сопротивлялась, но мальчик настоял сам — сказал, что хочет познакомиться с папиной новой жизнью.
За эти три дня Эмма поняла, что может любить чужого ребенка как своего. Не заменять ему мать — а просто быть рядом, когда нужно.
А Роман понял, что быть отцом — это не давать деньги на проблемы. Это делить радости каждый день.
В последний вечер перед отъездом Миша сидел с ними на кухне и рассказывал о школе, о друзьях, о планах на будущее. Обычные подростковые истории, но для Романа каждое слово было драгоценным.
— Пап, а можно я на следующие каникулы тоже приеду?
— Обязательно приезжай.
— А на летние можно на две недели?
— Можно и на месяц, — засмеялась Эмма. — У нас большой дом.
Миша обнял их обоих неловко, по-подростковому.
— Спасибо, что вы настоящие, — сказал он. — А то я уже думал, что взрослые только врут друг другу.
В эту ночь Роман и Эмма лежали рядом и планировали лето. Поездку на дачу с Мишей, ремонт в его будущей комнате, покупку нового компьютера для программирования.
— Знаешь, — сказала Эмма в темноте, — я думала, что борюсь за тебя. А оказалось — за нас всех.
— За семью, — согласился Роман.
— Да. За семью.
И впервые за долгое время они заснули без тревог о завтрашнем дне. Потому что завтра их ждала не очередная проблема, а просто жизнь. Их общая, честная, настоящая жизнь.