Сегодня мы поговорим об одном из лучших, по моему мнению, руководств по психологическому насилию - романе М.Е.Салтыкова-Щедрина “Господа Головлёвы”.
Перед нами - семейная хроника, история вырождения богатой помещичьей семьи. Несмотря на небольшой объём, роман охватывает судьбы трёх поколений: старшего, представленного в большей степени Ариной Петровной, её сыновей, умершей дочери и непутёвых внуков.
О некоторых подробностях жизни героев мы узнаём из авторских отступлений, но в основном действие концентрируется на изолированных мини-историях, каждая из которых представляет собой отдельный полноценный сюжет.
Отчасти это объясняется историей создания. Всё началось с рассказа “Семейный суд” (нынешней первой главы), который был опубликован как самостоятельное произведение и получил множество положительных отзывов. Например, вот что писал о нём И.С.Тургенев:
Я вчера получил октябрьский номер - и, разумеется, тотчас прочел «Семейный суд», которым остался чрезвычайно доволен. Фигуры все нарисованы сильно и верно: я уже не говорю о фигуре матери, которая типична - и не в первый раз появляется у Вас - она, очевидно, взята живьем - из действительной жизни. Но особенно хороша фигура спившегося и потерянного «балбеса». Она так хороша, что невольно рождается мысль, отчего Салтыков вместо очерков не напишет крупного романа с группировкой характеров и событий, с руководящей мыслью и широким исполнением?
Следующие главы продолжают печататься как отдельные части семейной хроники, но романная взаимосвязь между ними уже очевидна. И только после выхода последней части они окончательно объединяются в единое целое.
О романе часто пишут как о критике помещичьего класса, картине упадка и загнивания эксплуататоров и т.д. Конечно, эта тема здесь есть: истории о наказании беременных служанок, отдача неугодных дворовых в рекруты, прижимистость (хотя от этого качества Арины Петровны страдали и в семье тоже), да и сама “трагедия воли” 1861 года упоминается.
Воображение Арины Петровны, и без того богатое творчеством, рисовало ей целые массы пустяков. То вдруг вопрос представится: как это я Агашку звать будут? чай, Агафьюшкой... а может, и Агафьей Федоровной величать придется! То представится: ходит она по пустому дому, а людишки в людскую забрались и жрут! Жрать надоест -- под стол бросают! То покажется, что заглянула она в погреб, а там Юлька с Фешкой так-то за обе щеки уписывают, так-то уписывают! Хотела было она реприманд им сделать -- и поперхнулась. "Как ты им что-нибудь скажешь! теперь они вольные, на них, поди, и суда нет!".
Понятна и ирония заглавного "господа". Если Арину Петровну в лучшие годы ещё можно было назвать барыней, то по отношению к её наследникам такое наименование становится явной насмешкой.
Салтыков-Щедрин, конечно, не мог обойти вниманием типичные негативные стороны помещичьего быта, но сводить смысл этой сложной книги к очередному осуждению «господ» кажется упрощением.
Несмотря на внешние атрибуты, дело здесь не столько в эксплуатации народа или паразитизме, сколько в личных качествах героев. Если уж и говорить о социальной проблематике, то она скорее выражается в истории разрушения семьи - основы общества.
Существуют также свидетельства, что Салтыков-Щедрин прямо указывал на свою собственную семью как источник образов Арины Петровны и Порфирия. Мы не можем знать, насколько это справедливо, да и мне кажется, что поиск прототипов ничего не добавляет к читательскому опыту. Важно читать сам роман, а не искать, у кого из знакомых автор мог подслушать ту или иную реплику. Произведение явно шире простого сведения семейных счётов.
Итак, что же это за головлёвщина, о которой пишет Салтыков-Щедрин?
Носителями её в большей степени являются два старших поколения. Самые младшие герои (внуки), хоть и перенимают некоторые характерные головлёвские черты, выступают скорее жертвой, результатом того самого “пустоутробия”, о котором постоянно говорит автор.
Началось всё с мании накопления. С одной стороны, она позволила Арине Петровне вытащить семью из разорения. Воспоминания об удачных сделках - предмет её особой гордости и ностальгии. Но при этом накопление оказывается бесцельным: никому из семьи не удаётся воспользоваться богатством, а те “куски”, по выражению Арины Петровны, которые достаются наследникам, добра не приносят.
Часть семьи (вроде Степана или проигравшегося сына Порфирия Владимировича) слабохарактерна, подвержена игромании и способна только пускать деньги на ветер. Но им мало что достаётся. Тем же, кто богатством распоряжается, вместе с ним достаётся непомерная, но бессмысленная скупость.
В случае с Ариной Петровной оправданием скупости была показательная забота о благосостоянии семьи (вечные повторения: “ради кого я куска не доедала”). Ничего общего с настоящей заботой она не имела, но осознание этого приходит слишком поздно. В её случае эти линии только намечаются, по-настоящему они раскрываются в её сыне - Порфирии Владимировиче.
С одной стороны, он более всех унаследовал черты характера Арины Петровны, с другой - именно этим он по-настоящему её пугает. Черты эти в нём гротескно искажены, лишены любого налёта человечности.
Если мать всё-таки достигает успеха в мании накопления, пусть и оказавшегося бесполезным, то Порфирий Владимирович идёт дальше. Он присовокупляет к ней второй любимый предмет изображения Салтыкова-Щедрина - абсурдную бюрократию. Целые дни он проводит за бессмысленными расчётами на тему: “сколько бы я сейчас заработал, если бы 40 лет назад маменька положила на моё имя в банк 100 рублей” и другими полезными делами: заполнением двадцати журналов хозяйственного учёта и чтением “Годовой отчётности скотницы Фёклы” (цитата).
Второй признак головлёвщины - страсть к лицедейству, театральность поведения. Герои надевают на себя маску и зачастую сами начинают верить в неё. В качестве этой маски используется стандартный набор приличий, избитых фраз и религиозных сентенций, которые кардинально не совпадают с их реальными поступками. В этих “благонамеренных речах” легко находится оправдание собственному предательству, жестокости и доведению до самоубийства. Главное - чтобы это сопровождалось добрыми наставлениями от любящего родителя и жареной курочкой в дорогу.
Небольшой совет для чтения. Одна из самых ярких черт образа Порфирия Владимировича - его монотонные, “зудящие” поучения. Уверена, что большинство читателей уже на второй речи будут перескакивать строчки, что сводит к минимуму эффект "закидывания петли", как это назвала Арина Петровна. Лично для меня максимально эффектно эта книга звучит в аудиоверсии, где просто пропустить несколько абзацев сложнее.
Есть здесь и другие, более мелкие типично головлёвские пороки вроде склонности к запоям, азартным играм и разврату. Причём запой может приобретать как обычную форму (практически все герои, кроме Арины Петровны, в итоге много пили), так и метко названный автором “запой празднословия и праздномыслия” Порфирия Владимировича. Головлёвы пытались всеми возможными способами убежать от реальности.
Но разве мало на свете прижимистых лицемеров, алкоголиков или игроманов? Неужели только это так пугает в романе? Во второй части я хочу отдельно вернуться к образу Порфирия Владимировича в попытке найти ответ на этот вопрос.
---------------------------------------
Телеграм-канал для тех, кто хочет читать книжки хотя бы по цитатам:
