Мне было лет тринадцать, когда лучшая подружка Кира предложила сходить к ведьме.
Тогда зашел разговор про карты, свечи и магию. Мы смеялись, шутили, и я усиленно держала лицо, что мне это неинтересно, что я считаю тех, кто верит "во всякую чепуху - неумные люди", но в животе сжимался булыжник от каждой новой фразы или шутки.
Это было в январе, как раз ударили крещенские морозы. Хрустящий снег под ногами, холод хватает за щеки и носы. Мы стоим у подъезда подруги, топчемся с ноги на ногу, я делаю вид, что это всё игра и мне весело.
— Пошли к гадалке, — шепотом сказала Кира, и я громко расхохоталась. Но внутри будто натянулась тонкая струна, я почувствовала — сейчас произойдёт что-то важное.
— У нас на втором этаже живёт бабка. Все говорят — ведьма. Смотрит на человека — и всё про него знает. Давай узнаем, любит тебя Сашка из 8 "Б"?
Я преувеличенно равнодушно пожала плечами и фыркнула. От этого разговора мне было очень тревожно. Не потому что страшно. А потому что это было… знакомо. Пугающе знакомо.
У меня дома тоже была “ведьма”. Только мама называла себя иначе. Она не гадала, у нее не было карт или хрустального. Она просто “чувствовала”. Она говорила:
— Мне снилась ты. А рядом гроб.
— Я сразу поняла, что эта девочка тебе не подруга.
— Я знала, что ты простудишься, я ещё утром почувствовала.
И почти всё сбывалось. И от этого становилось ещё страшнее. Я не умела не верить предсказаниям. Мама будто жила на другом уровне, в другой, параллельной реальности. Она читала мой мир, как открытую книгу. Я рядом с ней чувствовала себя глухой, слепой, медленной. Обычной.
И именно поэтому я пошла. Не потому что верила в бабку-гадалку с пятого этажа. А потому что — уже верила в это всё. С детства.
Квартира оказалась тёмной. Пахло воском, луком и лекарствами. На столе на замызганной скатерти лежали потрепанные карты, на кресле лежал полосатый кот. Советский хрусталь за стеклом стенки, ковер на стене и вязаные половички под ногами. Обычная бабушкина квартира. Но не было главного - уюта. Было пугающе-тревожно.
Сама бабка была в вязаном жилете и теплых носках, она смотрела на нас так, будто давно знала, что сегодня мы придём.
— Садись, — кивнула мне.
Я оглянулась, вдруг это она моей подруге. Но блеклые старческие глаза смотрели в упор на меня. Я послушно села на табурет. Кира встала рядом, хихикает в кулак и пихает меня локтём. Только мне вдруг стало совсем несмешно.
Бабка взяла мою руку. Повела пальцем по ладони. Медленно, будто читала что-то невидимое. И как-то обыденно произнесла:
— Угу. Закрыто у тебя.
— Что закрыто? — переспросила я.
— Женская сила. Каналы перекрыты. У тебя — блок. Может, от зависти. Может, по роду.
— Породу?
— Ну. Бабка, мать. У кого там мужей не стало, одна осталась? Или сама их повывела.
Я сглотнула. Я ничего не знала про своих предков, но кивнула. Кира прыснула от смеха.
— Настя, всё, ты проклятая. Срочно чиститься! А то так навсегда и останешься старой девой с кошками.
В этот момент кот открыл один глаз, зевнул и перевернулся. А бабка не улыбалась. Она смотрела на меня сквозь огонь свечи.
— Часто голова болит?
— Бывает.
— С мальчиками не ладится?
Я замолчала. Вдохнула... и не ответила. Но взглядом я подтвердила всё.
— Надо почистить. Солью, свечой. Я могу. Одного раза хватит. Недорого. Только родителям ничего не говори.
Мы ушли быстро. Кира трещала, как обычно.
— Да она всем так говорит. Стандартный набор. У кого сейчас голова не болит? Типа напугает — и деньги плати. Бизнес, Настя! Надо будет — и я так начну.
Я смеялась вместе с ней, поддакивала. Опять шутили про карты и гадания. Но дома я достала браслет от Киры и выбросила. Ну, мало ли. Просто потому что… на всякий случай.
С этого дня всё стало другим. Я начала видеть знаки. Если мальчик не написал — “порчу навели”. Если болела — “карма”. Если настроение падало — “луна не та”.
Я читала статьи, искала обереги, смотрела на людей подозрительно. И чувствовала себя… уязвимой. Как будто весь мир ко мне враждебный, а я не умею защищаться.
Однажды мама увидела, как я читаю статью: “Как почистить карму рода”.
— Ты в чём роешься? — с подозрением спросила она.
— Просто читаю. — я очень старалась, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее.
— Ты аккуратней. У тебя поле открыто. На тебя всё липнет.
— А если я научусь? — с надеждой спросила я.
— Чему?
— Ну, как ты. Видеть. Чувствовать. Или хотя бы на картах гадать.
Мама усмехнулась.
— Настя, ты не потянешь. У тебя нет дара. У тебя всё наоборот. Ты не проводник. Ты губка. Всё на себя собираешь, все неприятности всегда твои.
— А если попробовать? — я очень старалась говорить равнодушно, но голос звучал заискивающе.
Она посмотрела на меня снисходительно.
— Это передается через поколение. Твоя бабка тоже ничего не могла, только в проблемы вечно попадала. Так что не лезь, не получится ничего. — в голосе мамы звучало превосходство, но я даже не обратила на это внимание.
И ушла. А я осталась. С недочитанной статьей. С пустотой внутри. С желанием быть кем-то… сильной, знающей, такой, как мама. И с новым чувством, которое прицепилось ко мне тихо, но прочно.
Стыд. Я — не такая. У меня нет “дара”. Я — не волшебная.
С тех пор я перестала хотеть просто “понять”. Я начала хотеть — принадлежать. К этому миру. К силе. К тайне. И в этом была моя первая ошибка.