....Со временем Данил перестал быть просто ассистентом. Он уверенно делал и читал рентгеновские снимки, ставил катетеры, накладывал швы, а иногда и сам принимал животных — когда врач опаздывал или просто отсутствовал. Несложные хирургические манипуляции уже не вызывали у него страха: абсцессы, мелкие порезы, стерилизации.
Но он остро чувствовал границу. Настоящего хирургического опыта не хватало. Он знал, как важно точное движение скальпелем, как можно ошибиться — и потерять пациента. И понимал: учиться по-настоящему он сможет только на тех, кто не имеет хозяев. Или уже никому не нужен.
Опасно учиться «резать» на любимцах, которых приносят с дрожащими руками. Ошибка — и ты навсегда вычеркнут. А значит, нужно было искать другой путь. Более надёжный. Более… независимый.
И у Данила уже зрела идея.
В академии, конечно, учили оперировать. Давали скальпель, показывали разрезы, учили шить. Но всё было на замороженных трупах животных. Материала не хватало. Оперирует кто-то один а остальная группа просто тупо на это смотрит. Да и то не все. . Перед операцией тела оттаивали, но это всё равно было совсем не то. Мышцы расползались, ткани теряли упругость, сосуды не реагировали. Холодные, серые, безжизненные — ничего общего с настоящей операцией на живом существе. Ни кровотока, ни дыхания, ни риска. Просто тренажёр, мясо.
А на живых практиковаться было страшно. Ошибка — и ты убил не пациента, а члена чьей-то семьи. Особенно если это породистый питомец — его хозяин может не простить. Хотя некоторые могли и за дворнягу выбить зубы. Данил знал, что не имеет права на промах. Но как тогда стать хирургом? Смотреть, как режут другие, — это не учёба. Учёба — когда скальпель в твоих руках.
Он сначала думал сам искать животных — отлавливать по дворам, по мусоркам. Место у него было: дом от родителей в частном секторе, утепленный сарай переоборудованный под хирургический кабинет ( Данил три месяца делал из него что то похожее на рабочее место хирурга), б/у клетки, купленные на авито. Всё было. Кроме времени. Бегать за блохастыми псами по подвалам и мусоркам, тратить часы на ловлю дичи — слишком долго.
Данил начал думать. А что если сделать так, чтобы животные сами приходили к нему? Или чтобы их приводили другие.
И как по заказу, объявился бывший однокласник Данила - Михей.
В школе его трудно было не заметить: громила с вечной сигаретой, голосом как наждак и фирменной фразой:
— Деньги есть? А если найду?
Он был второгодником без тормозов и отсутствием совести. Работать Михей не пробовал никогда — не его это. Зато умел «выбивать». В прямом смысле. В восьмом классе его закрыли по малолетке — за вымогательство.
Схема была отработана: возле техникума он высматривал очкариков — тихих, аккуратных, в рубашечках. Подходил, хватал за грудки жертву и жёстко наезжал — якобы этот «ботан» обидел его сестрёнку/подругу или просто «косо посмотрел» на неё, или просто «должен по жизни». Потом ставил "терпилу" на счётчик и доил по полной. При необходимости, дополнительно мотивировал жертву кулаками.
Один из таких ботаников не выдержал: украл заначку у родителей, чтобы откупиться от ненасытного амбала. Родители заметили пропажу — пошли в милицию. Мальчик разревелся и всё рассказал.
Так Михей уехал на два года — малолетка, по авторитетной статье.
Когда он вернулся, был уже не просто хулиган, а отмороженный бычара. Хапнувший лагерной романтики и воровских понятий. В одной из пьяных драк ему пробили череп арматурой — с тех пор на затылке у него осталась глубокая впадина. За неё и прозвище приклеилось: Копилка.
Тупой, но устрашающий. Тяжёлый взгляд, ходит вразвалку, всегда будто ищет, на кого наехать. И именно он появился в жизни Данила — как звено, которое тот не искал, но понимал: без него не запустишь механизм.
Они столкнулись случайно, у ларька возле остановки. Данил подошёл за кофе — серое утро, морось, из ларька тянуло сосисками и табаком. Он уже собирался уходить, когда услышал за спиной:
— О, Данилка. Ты, что ли? Не узнаёшь?
Данил обернулся. Михей. Шапка натянута на уши, куртка с жирным пятном на груди, в руке пластиковый стаканчик с чем-то мутным. Улыбка у него была всё та же — с прищуром, как будто проверял, боишься ты его или нет.
— Узнал, — коротко ответил Данил. — Здорово.
— Во как, — протянул Михей, оглядывая его с ног до головы. — Говорили, ты в академии учишься? Типа зверей лечишь?
— Типа, — кивнул Данил, не уточняя.
Михей хмыкнул, затянулся сигаретой и, выпуская дым, сказал:
— Я тут тоже, кстати, с "хвостатыми" общался. Кошку отловил на чердаке. Соседка попросила, полчаса за ней гонялся — шустрая гадина, но я всё равно захомутал. Хозяйка потом аж тысячу дала. Типа благодарность.
Он говорил без издёвки, скорее с какой-то кривой гордостью. Данил почувствовал: контакт есть.
— Слушай, — Данил говорил медленно, будто просто вкидывал мысль. — А если ты мне будешь подгонять собак, кошек?
— А тебе на фига, тоже шапками занялся? — Михей хмыкнул. Как и весь класс, он знал, чем его семья в своё время промышляла.
— Да нет... учёба, практика. Нет у меня времени бегать за ними по чердакам и подвалам. Ты мне притащишь — я тебе отсыплю.
Михей затянулся, выдохнул через нос.
— Ну и чё, сколько отсыпешь?
— Не обижу. Разберёмся. Главное — без шума, по-тихому, понял?
— Понял, — кивнул Михей. — Я тебя найду.
Он ушёл, так и не допив своё, с той самой ухмылкой. А Данил стоял и смотрел ему вслед. Не было ни тревоги, ни сомнений. Всё складывалось слишком логично.
На третий день после разговора Данил проснулся от лая. Глухого, нервного, с хрипотцой — такого, который не попросишь повторить. Он вышел во двор.
У калитки — привязанная к забору верёвкой собака. Невысокий двортерьер, с облезлой шерстью и осколками доверия в глазах. Пёс дёрнулся, увидев Данила, но не тянулся — просто стоял, понурив голову, как будто уже всё решил для себя.
Верёвка была привязана грубо, в узел наспех. Сломанный ремень вместо ошейника, стёртая полоска на шее. Ни записок, ни звонков, ни стука в дверь. Только пустая пластиковая бутылка валялась рядом — будто кто-то пил и бросил.
Данил молча подошёл, присел рядом. Пёс на секунду замер, потом медленно ткнулся носом в его ладонь.
Всё. Принят.
А вечером, будто между делом, Михей опять возник у того же ларька.
— Забрал? — хрипло спросил, отхлебнув пиво.
— Угу. Где взял?
— Шлялся у гаражей. Все ногами пинали. А мне жалко стало. Типа.
Он усмехнулся.
— Слышь, мне тут сказали, на станции ещё пара блохастых тусит. Надо?
— Надо. Но без свидетелей.
— Да кому они нужны, эти шавки. Всё будет чётко.
И снова ушёл, как всегда — не прощаясь, не оборачиваясь.
А Данил понял: теперь это работает.
Прошло несколько недель.
Михей приносил собак и кошек стабильно. Молча привязывал к забору и уходил. Данил работал. Практиковался. Записывал. Учился.
Но всё это жрало ресурсы. Деньги уходили быстро — на препараты, на бинты, на пелёнки, на анестетики. Часть, конечно, он подтягивал из клиники, где подрабатывал: шприцы, катетеры, недоиспользованные растворы, кое-что из антибиотиков. Всё — под шумок, «по остаточному принципу». Он не считал это воровством. Это была практика.
С кормом было проще. Раз в неделю Данил оставался ночевать в академическом приюте ведь именно он там занимался кормлением. Мешок для Маруськи, баночка для Топика… никто не заметил, если пакет с сухим кормом стал чуть легче. Или если у Шарика вдруг проснулся аппетит и он "умял пару банок".
А вот что замечал он — так это то, что животные долго у него не жили. Но это было и понятно. Не на курорте чай.
Они не умирали от голода — еды хватало. Не от холода — помещение было утеплёно. Они умирали после процедур. После неудачной операции, неверной дозировки, несвоевременной инъекции. Данил не устраивал показательных распятий, он действительно пытался работать. Но руки дрожали. Или наоборот — слишком уверенно двигались, когда ещё рано было.
И каждый раз, когда тело остывало, он просто выкидывал тетрадный лист с записями, стирал видео с телефона и выносил мешок за участок.
Были и те, кто выживал. Их он держал чуть дольше, проверял, наблюдал. Но потом — они тоже исчезали. Иногда по звонку Михею, иногда просто так. Просто исчезали.
И как раз тогда, когда он всё чаще стал смотреть на животных как на расходный материал, к ним в приют при академии зашла она — молодая девушка с щенком на руках.
Щенок дрожал, пах пылью и сыростью, а она держала его так, будто боялась, что у него отнимут последнее. В приюте, как обычно, развели руками:
— Нет мест. Никак. Только по направлению.
Данил наблюдал со стороны. Она села на скамейку у входа, прижимая щенка к груди. В глазах — не жалость, не истерика, а та самая тяжёлая, настоящая растерянность, которую он знал с детства. Когда нет вариантов. Совсем.
Он подошёл сам.
— У вас совсем некуда?
Она подняла глаза.
— Я в съёмной. Хозяева против. Я думала, здесь хоть временно…
— Можно попробовать иначе, — тихо сказал он. — Я не из приюта, у меня своя передержка. Место есть. Если хотите — могу взять на время.
— Правда?.. А сколько это стоит?
Вот она, ключевая фраза.
Он не стал называть сумму сразу — сказал:
— Не много. Просто на корм и уход. Потом заберёте — или найдём, кто возьмёт.
Она кивнула.
— Спасибо. Правда… спасибо вам.
А Данил, принимая щенка из её рук, уже знал: это может работать. Люди платят за то, чтобы не чувствовать вины. Чтобы спать спокойно. Чтобы думать, что всё под контролем.
И если подать это правильно — можно не просить. Можно предлагать услугу......
—————————————————————
Первые дни после передачи Бонуса принесли Нине облегчение. Она успокаивала себя: теперь он в безопасности, в заботливых руках. Данил писал редко, но уверенно:
"Всё в порядке. Кушает. Спит. Привыкает."
Перед самой передачей он предложил подписать договор. Официально, с бланками, подписями и пунктом, который особенно врезался ей в память: посещать животное после передачи нельзя.
— Это важно, — говорил Данил ровным, врачебным тоном. — Навестить — значит заново травмировать. Я беру ответственность. А вы… просто отпускаете.
Он показал ей сайт, группу ВКонтакте. Обещал, что выложит фото, как только котёнок адаптируется.
— Я всё фиксирую, — добавил он. — Я честный. Мне можно доверять.
Нина кивала. Тогда ей очень хотелось верить. Подписывала договор с дрожью в руке — но без сомнений.
Прошло две недели.
Сайт не обновлялся. В группе — ни одной новой записи. Бонуса там не было. Данил молчал, на сообщения не отвечал. Нина пыталась не паниковать. Говорила себе: он занят, у него много животных, он не обязан… он же подписал договор, значит всё по-настоящему?
Но тревога копилась. Не яркая паника — тлеющая, липкая, как ком под сердцем.
И именно тогда, когда разум ещё пытался сопротивляться, случилось то, что расставило всё по местам.
Это была суббота. Нина не планировала никуда идти — просто ноги сами понесли её на собачью площадку. Возможно, ей хотелось увидеть кого-то знакомого, услышать лай, просто постоять среди хвостов и людей.
И она увидела.
Дора. Та самая. Стройная, спокойная, с новым ошейником и внимательным взглядом. Рядом — Андрей. Он о чём-то негромко говорил с парой собачников, держал поводок и, почти машинально, поглаживал по уху золотистого ретривера.
Нина остановилась.
Сердце сжалось. Не от боли. От осознания. Как он тогда помог. Не осуждал. Не спрашивал лишнего. Просто был рядом — когда это было нужно.
И вдруг мысль всплыла, чёткая, жгучая:
Я отдала Бонуса чужому человеку. Без проверки. Без права навестить. А Андрею, которому можно было бы довериться — я даже не написала. Почему?
Андрей заметил её почти сразу. Улыбнулся — искренне, с теплом, будто увидел старого друга.
— О, Нина! Привет! Рад тебя видеть. Как ты? Как Бонус?
Она чуть улыбнулась, но улыбка вышла натянутой.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я его передала на передержку. Одному парню… Данилу.
— Данилу? — переспросил Андрей, нахмурившись. — И как он?
Нина покачала головой.
— Он сначала писал. Сказал, что всё в порядке. Потом пропал. Фото не выложил, на сообщения не отвечает. А по договору навестить Бонуса я не могу. Типа, "во избежание стресса".
На этом месте к ним неожиданно повернулась женщина в яркой жилетке — невысокая, с цепким взглядом и мопсом, который фыркал у неё на руках.
— Простите, вы про Данила? Такого, вроде бы, ветеринара? У него ещё, кажется, своя передержка есть?
Нина и Андрей замерли. Женщина продолжила:
— У нас одна знакомая рассказывала. У неё мопсиха беременная была, не могла разродиться. Схватки начались ночью, все клиники уже закрылись. В панике начали искать, через кого-то достали номер этого Данила. Он ответил, сказал: "Приезжайте, приму". Дал адрес. Они поехали.
— И что? — тихо спросила Нина.
— Он сделал кесарево. Деньги взял, кстати, не особо много. Сказал, мол, щенок был один, но типа повезло приехали во время. Хозяйка, Светка, тогда была в полном шоке, сама не помнила, как машину заводила. Но потом, через пару месяцев, ей попалось объявление — "Щенки мопса, чистокровные, срочно, недорого". Номер телефона был другой, но голос — она узнала сразу. Это был он. Данил.
Андрей сжал поводок так, что Дора дёрнулась.
— А вы уверены?
— Голос не перепутаешь. И щенков на УЗИ было три, не один. Просто Светка в тот момент ничего не запомнила. Всё было поздно. Ну и… доказать-то теперь что? Бумаг никаких нет, видео нет. Всё — по договорённости, по-человечески.
Она пожала плечами.
— Вот вам и "по-человечески".
Нина чувствовала, как у неё внутри поднимается волна — не страха, а злости.
Надо было не верить. Надо было проверять. Надо что-то делать.
Андрей сказал тихо, но с нажимом:
— Не паникуй. Разберёмся.
Нина дрожала. Не от холода — от чувства, что где-то допустила непоправимую ошибку. Андрей смотрел на неё серьёзно, но спокойно. Он не суетился, не бросался словами. Просто положил руку ей на плечо.
— Подожди. Прежде чем что-то делать — давай разберёмся.
Он сел на скамейку рядом.
— Что ты точно знаешь о нём? Фамилия? Адрес? Какие-то контакты?
Нина кивнула.
— У меня остался договор. Там есть фамилия и подпись. Он дал ссылку на сайт, группу в ВК, и ещё номер карты — я скидывала взнос.
Андрей достал телефон, набрал заметки. Записал всё, что она сказала.
— Попасть к нему домой мы не можем. Просто так — это незаконно. Нужно основание. Даже если мы точно знаем, что он мутит — доказательств ноль. А пока всё выглядит, как обычная передержка.
Нина сжала руки.
— И что теперь?
Он взял телефон, пролистал контакты, нашёл нужное имя. Несколько секунд смотрел на экран, будто прикидывал, уместно ли звонить. Потом всё-таки набрал.
— Миш, привет. Это Андрей.
Пауза.
— Да, жив-здоров. У меня вопрос, неофициальный. Есть у тебя что-то на парня по имени Данил? Ветеринар, домашняя передержка, якобы частная.
Пауза.
— Позже могу скинуть договор. Пока знаю только имя, номер карты и ссылку на сайт. Была передача животного, после этого — ноль контакта.
Он слушал молча. Только кивал. Потом, через паузу, сказал:
— Понял. Спасибо. Если что всплывёт — дай знать. Да, договор скину в вотсап.
Он отключил телефон и посмотрел на Нину.
— Пока — чисто. По крайней мере, официально. Ни дел, ни обращений. Могли и просто не принять заявления или закрыть дело за отсутствием состава.
— Значит, он всё делает аккуратно? — спросила она тихо.
— Значит, он делает это не в первый раз, — ответил Андрей. — Но раз уж мы начали — доведём до конца. И я тебе помогу. Обещаю.
Пока они ехали к Нине за договором, Андрей молчал, уставившись в дорогу. В голове выстраивалась схема. Не спонтанная — выверенная. По кусочкам, как шахматная партия.
Он знал, что действовать в лоб — бесполезно. Ни ордера, ни доказательств, ни оснований для вторжения. Всё, что есть — слова. А Данил, судя по рассказам, действовал безукоризненно снаружи.
Когда Нина вышла из подъезда с двумя листочками договора, он сказал:
— Значит, так. Ловить его в лоб нельзя — он сразу спрячется. И ты с ним уже пересекалась, он тебя точно запомнил. Значит, ты не светишься.
Нина кивнула.
— Я понимаю.
Андрей немного помолчал. Потом добавил:
— Но меня он не знает. Я могу быть кем угодно — хозяином, спешащим в отпуск, с собакой, которую некому оставить. Уверенный, с деньгами, с проблемой. И собакой, за которую переживаю.
Он посмотрел в зеркало — на Дору. Та сидела спокойно, будто ждала команды.
— Я обращусь к нему за гостиницей. Смотри, не просто «оставить» — я скажу, что очень переживаю и нужна
ежедневная фотоотчётность. Посмотрю, как отреагирует. Может, проболтается. А если согласится — уже кое-что.
— А если… он что-то с ней сделает? — голос Нины дрогнул.
— Он ничего с ней не сделает, — твёрдо сказал Андрей. — Потому что она не одна. В сумке будет трекер, в ошейнике — микрофон, есть у меня умелец один подарил как то. Не думал что пригодится. Я не оставлю её надолго. Это будет не настоящая гостиница. Это — наш троянский конь, ну или троянская кобыла. Дора шумно выдохнула.
Потом, будто между делом, спросил:
— Вспомни, в чём именно ты передавала Бонуса? Какая переноска? Цвет, форма?
Нина кивнула почти сразу, словно это было выгравировано в памяти:
— Да. Я принесла Бонуса в обычной картонной коробке, обложила внутри одеялом. А он пересадил его в переноску — жёлтую, с серыми ручками. Пластиковую, компактную, почти как рюкзак. У неё было жёсткое дно и матерчатый чехол — он тогда сам его натянул, сказал, чтобы "не дуло".
Андрей кивнул.
— Отлично. Если я попаду внутрь, постараюсь её увидеть.Может он в ней так и сидит. Хотя это не самый лучший вариант Бонуса.
Нина замерла.
— Ты хочешь зайти в дом?
Андрей кивнул.
— Не сразу. Не с улицы. Я всё сделаю официально. Приду как клиент, с Дорой. Посмотрю, как он реагирует. Если пустит в дом — оглянусь. Если предложит оставить у калитки — это уже тревожный звоночек. Постараюсь задержаться, может быть, попрошу показать, где собака будет жить, где гулять, какие условия.
— Он пустит? — с сомнением спросила она.
— Если он уверен в себе — пустит. А если нет… значит, у него есть, что скрывать.
Он помолчал и добавил:
— Я не стану геройствовать. Просто посмотрю. Запомню, сфотографирую, если получится. Мне главное — заметить твою переноску. Это будет первый реальный след. А дальше уже можно будет двигаться.
Нина кивнула. Впервые за долгое время она почувствовала: это уже не просто тревога. Это — расследование.
Он посмотрел на Нину и впервые за весь вечер его взгляд стал острым:
— Если он делает что то плохое — он обязательно подставится. Главное — быть рядом, когда это произойдёт.....
______________________________________________________
- Часть 1 История Бонуса. Начало
- Часть 3 Без маски, но не до конца
https://dzen.ru/a/aAi8lxknZ3gzV6id