Я его ждала 34 года..
— Мам, а тапки… Ты тапки-то нашла?
Артём мялся у вешалки, избегая моего взгляда. Его жена Марина замерла в дверном проёме — высокая, с осанкой и тонкой улыбкой, от которой веяло холодом.
— Мы не ставим больше тапочки для гостей. — Её брови чуть приподнялись. — Современная концепция, понимаете? Меньше пыли.
Я застыла в прихожей в капроновых чулках. Между мной и тёплым полом их кухни — невидимая граница. Из категории "мама" меня перевели в "визитёры".
— Ничего, я так посижу.
Марина кивнула с едва заметным облегчением. Будто я правильно решила тест на понимание своего места.
Чай был вкусным. Разговор — пресным. Я спрашивала о внучке, о работе сына, о планах на лето. Получала в ответ короткие: "нормально", "в садике", "ещё не решили". Артём не отрывался от телефона.
Марина говорила за двоих. Я чувствовала себя налоговым инспектором, которому вежливо, но настойчиво показывают на дверь.
Через час я попрощалась. Сын проводил до порога.
— Мам, ты не обижайся. Марина просто вымоталась. Ремонт, Алиска капризничает.
— Я всё понимаю. — И я действительно понимала. От этого становилось только хуже. Между нами не злость — пустота. — Позвони, когда будет время.
В маршрутке витал запах мокрых курток и мятной жвачки. Я прижалась к стеклу. Оно холодило лоб и отдавало вибрацией куда-то в грудную клетку.
Маршрутка качнулась на повороте, и кто-то тронул меня за плечо.
— Простите, здесь не занято?
Я подняла глаза. Рядом стоял парень лет двадцати трёх. Светлая куртка. Тёмные волосы с лёгкой волной. Прямой нос.
— Да, садитесь.
Он опустился на сиденье, и что-то во мне дрогнуло. Не узнавание — нет. Скорее отзвук. Когда мелодия давно стихла, но пальцы ещё помнят клавиши.
От него пахло яблоками и чем-то ещё, таким знакомым, что перехватило дыхание и пальцы сами сжались в кулак.
Я отвернулась к окну и увидела своё отражение. Женщина за пятьдесят. Короткая стрижка. Аккуратная, но с растерянностью в глазах.
Парень достал наушники. Его локоть почти касался моего. И в этой близости было что-то, что отбросило меня на тридцать четыре года назад. В автобус, идущий по Ленинскому проспекту. К нему. К Владимиру.
Маршрутка дёрнулась на светофоре.
— Ваш билетик упал. — Он протянул его мне.
— Нет, это не мой.
— Извините. — Он улыбнулся. И эта улыбка прошила меня током.
Я зажмурилась. Сердце стучало в висках. Разум твердил: случайный попутчик, совпадение. Но что-то глубинное нашёптывало: смотри внимательнее.
В профиль он был его копией. Та же линия губ. Те же руки с длинными пальцами. И запах — точно такой же, как у Владимира в тот вечер, когда он исчез из моей жизни, оставив после себя только вопросы.
Парень повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— А вы, наверное, художница? У вас взгляд такой... видящий.
Пальцы на сумке свело судорогой.
Эти слова. Именно так, слово в слово, Владимир начал наш первый разговор тридцать четыре года назад.
— Нет. Я на почте работала. Диспетчером.
— Жаль. — Он улыбнулся. — А мне показалось.
Его пальцы отбивали по колену знакомый ритм. Тот же темп, та же последовательность — будто чей-то старый код. Я отвернулась к окну, пытаясь совладать с дыханием.
За стеклом ноябрь стирал краски с города. Деревья — чёрные росчерки на сером небе. Лужи впитывали отражения прохожих. Я смотрела и не видела. Перед глазами стоял другой день — апрель 1989-го.
Старый икарус, набитый людьми. Духота. Шершавый поручень под ладонью. Я еду на свидание, внутри — дрожь. Владимир подсел на повороте, протянул мне сирень с каплями дождя на лепестках.
— Здесь пахнет яблоками. И весной. А на улице ноябрь. — Голос парня вернул меня в настоящее.
Я вздрогнула. Он смотрел в окно, не на меня. Говорил словно сам с собой. Но эти слова... Владимир тоже всегда замечал то, что другие пропускали.
— Яблоками?
— Да. Свежими. С кислинкой. — Он повернулся. — Вы не чувствуете?
— Я давно перестала замечать запахи. — Неправда. Я замечала слишком многое. Особенно сейчас.
Маршрутка остановилась. Вошла женщина с маленькой собакой. Устроилась напротив. Пёс принюхался, тявкнул на моего соседа.
— Тихо ты, Шарик. — Женщина дёрнула поводок. — Извините его, он всегда так на молодых мужчин.
Парень кивнул и уткнулся в телефон. Я украдкой изучала его профиль. Та же линия скул. Те же брови вразлёт. И ямочка на подбородке... Такая знакомая.
1989-й. Концерт рок-группы. Мы с Владимиром в толпе, его пальцы переплетены с моими. Его дыхание касается виска. "Я хочу запомнить тебя такой", — шепчет он. А на следующий день исчезает. Без предупреждения. Без прощания. Просто — нет.
Моя остановка через две. Рука потянулась к кнопке вызова и застыла. На запястье парня серебрился браслет с подвеской — три переплетённых кольца на тонкой цепочке. У Владимира был точно такой. Он никогда не снимал его.
— Необычный браслет. — Вопрос вырвался сам.
Он посмотрел на своё запястье.
— От дедушки остался. — Пальцы другой руки коснулись украшения. — Его не стало, когда мне было три года. Бабушка говорила, несчастный случай у метро.
Воздух в маршрутке загустел. Стало трудно дышать.
— А как звали вашего дедушку? — Мой голос звучал чужим.
— Владимир Соколов. — Он произнёс имя будничным тоном, не подозревая, что разворошил осиное гнездо. — А почему вы спрашиваете?
Меня будто оглушило. Владимир не бросил меня. Не уехал. Не забыл. Если этот парень... если он его внук... тогда что случилось на самом деле?
— А ваше имя? — спросил он.
— Вера. — Я не спросила, как зовут его. Боялась услышать ответ.
Маршрутка качнулась на повороте. Собака на коленях женщины напротив встрепенулась, оскалилась на парня. И вдруг залилась яростным лаем.
— Простите, он никогда так себя не ведёт. — Женщина прижала пса к груди. — Шарик, да что с тобой?
Парень поднял глаза от телефона.
— Наверное, он чувствует что-то. Животные видят то, что мы не замечаем.
Парень погладил собаку по голове. Пес замолчал.
— Вот умница. — Женщина с собакой улыбнулась. — Меня Галина зовут. А этот охранник — Шарик. Со мной повсюду ездит.
Пёс дёрнул ухом, услышав своё имя. Маленький, беспородный, с умными глазами.
— Хороший пёсик. — Я протянула руку, и Шарик обнюхал мои пальцы.
— Он единственное, что мне от мужа досталось. — Галина хмыкнула. — Ушел к молодке, а Шарика забыл забрать. Теперь вместе по городу мотаемся.
Она была старше меня — лет шестидесяти пяти. Волосы собраны в аккуратный пучок. Морщины вокруг глаз — от улыбки, а не от скорби.
— Вы на рынок? — спросила она.
— Домой.
— А я в поликлинику. Сердце шалит.
Маршрутка дёрнулась, останавливаясь. Вошли новые люди. Стало тесно. Парень сдвинулся ближе ко мне, его плечо коснулось моего. По телу пробежала дрожь.
— А вы всегда так пристально разглядываете незнакомцев? — спросил он, не поворачиваясь.
— Простите. Вы напомнили мне... кое-кого.
— Это потому что у меня стандартное лицо. — Он перевел взгляд на Галину. — Вот у собаки личность. А у меня — типаж.
Галина рассмеялась.
— У молодого человека не типаж, а порода.
Я посмотрела на его руки. Браслет на запястье. Точно такой же, как у Владимира. Три кольца, соединённые цепочкой. Символ чего-то, о чём он не успел мне рассказать.
— Как вас зовут? — Вопрос вырвался сам собой.
— Илья. — Он протянул руку для пожатия. — А вас?
— Вера.
Его ладонь была теплой. Слишком знакомой.
— Вера и Илья. Хорошие имена. — Галина кивнула. — В моё время всё больше Светы да Серёжи были. А теперь что только не придумывают. У соседей внук — Лукас. Как в космосе.
Шарик зевнул. Я смотрела на его маленькую мордочку и думала о словах парня. О том, что животные видят то, что мы упускаем.
Видела ли я правду тридцать четыре года назад? Или только то, что хотела видеть? Владимир пропал без следа. Я ждала звонка, объяснений. Спрашивала общих знакомых. Никто ничего не знал. Или не хотел говорить.
— А вы давно работаете на почте? — Голос Ильи вернул меня в реальность.
— Уже нет. Вышла на пенсию два года назад.
— И как вам пенсия?
— Странно. — Я пожала плечами. — Будто остановка без расписания. Не знаешь, куда ехать дальше.
Галина кивнула.
— Это точно. Я вот в хор записалась. Народные песни поем. Сначала думала — глупость какая. А теперь жду каждую среду, как праздник.
— А я всё жду, — слова вырвались прежде, чем я успела их остановить.
— Чего ждёте? — Илья наклонился чуть ближе.
— Не знаю. Чего-то. — Я отвернулась к окну. — Наверное, объяснений.
— От кого?
Я не ответила. За стеклом проплывал район, где мы с Владимиром гуляли вечерами. Улица с каштанами. Скамейки. Его смех. Его рука в моей ладони. Всего месяц. Тридцать дней, которые перевернули мою жизнь.
— Иногда лучше не знать. — Галина погладила Шарика. — Мне вот соседка рассказала, что мой бывший с молодкой не живёт уже. В гараже на раскладушке. А мне спокойнее было думать, что у него всё хорошо.
Маршрутка снова остановилась. Галина встала.
— Мне выходить. — Она направилась к двери, но вдруг обернулась. — Знаете, что я поняла? Не важно, кто тебя бросил. Важно, кто остался.
Шарик тявкнул, словно соглашаясь. Они вышли. Автобус тронулся.
— Мудрая женщина. — Илья улыбнулся.
Я кивнула, но внутри всё сжалось. Никто не остался. Я была одна тридцать четыре года. С вопросом, на который никто не мог ответить. Что случилось с Владимиром Соколовым после нашей последней встречи?
До моей остановки оставалось пять минут. И я должна была решить — выйти как обычно или спросить Илью о его семье. О бабушке, которая рассказывала ему про дедушку. О том, что произошло у метро тридцать четыре года назад.
— Следующая Ваша? — Илья кивнул на мигающее табло с названием улицы.
Автобусная кнопка «Остановка по требованию» была прямо над его головой. Я поднялась, нащупала сумку. Пять остановок подряд я выходила здесь. Пять лет. Тысячи дней. Привычный маршрут: маршрутка, киоск с пирожками, аллея, дом.
Но сегодня что-то мешало. Рука застыла в воздухе.
— Да, моя.
— Не похоже. — Он улыбнулся. — Вы так смотрите, будто это чужая территория.
Маршрутка притормозила возле остановки. Двери открылись с протяжным скрипом. Я не двинулась с места.
— Вы выходите? — спросил водитель, глядя в зеркало заднего вида.
— Нет. — Я села обратно. — Еду дальше.
Двери закрылись. Илья посмотрел на меня удивленно.
— Передумали?
— Да. Нет. — Я не знала, что сказать. — Просто... иногда хочется поменять маршрут.
Он понимающе кивнул.
— Я так на работу езжу. Каждый раз новой дорогой. Говорят, это полезно для мозга. Новые нейронные связи.
— Для мозга, говоришь? — Я смотрела на его браслет. На его руки. Знакомые до последней черточки. — А что ты знаешь о своем дедушке?
Он нахмурился, явно удивленный сменой темы.
— Немного. Бабушка не любит говорить о нём. Хранит фотографии в отдельном альбоме. Иногда плачет, когда думает, что никто не видит.
— Она снова вышла замуж?
— Нет. Говорит, хватило одного счастья на жизнь.
Я отвернулась к окну. За стеклом проплывали незнакомые дворы, чужие подъезды. Владимир был женат. У него была семья. Ребёнок. Внук. А я ничего не знала. Он не успел рассказать.
— Можно странный вопрос? — Илья наклонился ближе. — Вы знали моего дедушку?
Я покачала головой.
— Нет. Просто... этот браслет. У меня был друг с таким же. Давно.
— Бабушка говорит, он мексиканский. Три кольца — прошлое, настоящее и будущее. Сплетаются в одну цепь.
Прошлое, настоящее, будущее. Владимир так и не объяснил мне значение колец. Сказал, что расскажет завтра. А завтра не наступило.
— Вы на какой остановке выйдете? — спросил Илья.
— Еще не решила.
Маршрутка петляла по незнакомым улицам. Я смотрела в окно и думала о Владимире. О том, как он исчез. О женщине, которая хранит его фотографии в отдельном альбоме. О том, что я тоже храню — только не в альбоме, а внутри.
— Мне скоро выходить. — Илья глянул на часы. — Бабушка ждёт. У неё сегодня день рождения.
— Сколько ей?
— Семьдесят пять. Но она бодрая. Говорит, её держит обещание.
— Какое?
— Не знаю. Никогда не рассказывала.
Маршрутка остановилась. Илья поднялся.
— Мне здесь. — Он протянул руку для прощания. — Приятно было познакомиться, Вера.
Я пожала его ладонь. Тёплую, с мозолями на подушечках пальцев. И вдруг решилась:
— Как фамилия твоей бабушки?
— Соколова. Анна Соколова.
Имя ударило под дых. Я знала эту женщину. Видела её однажды — мельком, издали. Темноволосая. Она стояла у метро с коляской и ждала. А рядом был Владимир. Он не видел меня — я спряталась за колонной. Смотрела, как он целует её. Как треплет по голове маленького мальчика лет трёх.
А на следующий день он исчез из моей жизни.
Илья улыбнулся напоследок и вышел. Маршрутка тронулась. Я смотрела ему вслед через стекло. Он был так похож на Владимира. И совсем не похож на Анну.
Внезапно я поняла, что нажимаю кнопку остановки. Водитель удивленно посмотрел в зеркало.
— Только что проехали.
— Всё равно остановите.
Маршрутка притормозила. Я вышла под моросящий дождь. Без зонта. Без плана. Просто стояла и смотрела вслед уезжающей машине.
Тридцать четыре года я ждала ответов. Ждала, что кто-то объяснит. Что Владимир вернется и расскажет, почему исчез. Почему выбрал Анну, а не меня. Почему не попрощался.
Я достала телефон. Открыла поисковик. Набрала: «Анна Соколова».
Город был большой. Соколовых — тысячи. Но я могла найти, если хотела. Могла позвонить в дверь. Спросить. Узнать правду спустя все эти годы.
Капли дождя падали на экран. Размывали буквы.
Я выключила телефон. И вдруг поняла — я не на своей остановке. Не в своем районе. Не знаю, где нахожусь.
И впервые за тридцать четыре года это чувство не пугало.
— Вера? Ты промокнешь насквозь! Что ты здесь делаешь?
Голос был знакомым до последней интонации. Люда — соседка с пятого этажа. Мы дружили, потом разругались из-за парковочного места. Перестали здороваться. Превратились в кивающих друг другу незнакомцев.
Она стояла под прозрачным зонтом, с сумкой продуктов. Седая прядь выбилась из-под вязаной шапки.
— Заблудилась? — В её взгляде читалось искреннее беспокойство.
— Нет. Просто вышла не там, где обычно.
— Здесь же сплошные лужи. — Она обвела взглядом раскисшую землю вокруг. — Идём, провожу тебя. У меня зонт большой.
Я не сдвинулась с места.
— Люда, ты когда-нибудь думала, что наша жизнь — сплошное ожидание не на той остановке?
Она прищурилась, изучая меня внимательнее.
— Что-то случилось?
— Скорее наоборот. — Внутри разливалась странная невесомость. — Я только что встретила внука человека, которого любила тридцать четыре года назад.
Люда моргнула, потом решительно шагнула ближе, закрывая нас обеих зонтом.
— Так, это не разговор под дождём. Пойдём в кафетерий на углу. Там тепло.
— Тебе правда интересно?
— Очень. — Она взяла меня под локоть. — К тому же мы десять лет не разговаривали. Пора наверстывать.
Мы пошли через лужи. Дождь стучал по зонту как неумелый барабанщик. Я ощущала тепло чужой руки. Забытое прикосновение — быть ведомой, а не идти одной.
— Я тебя часто вижу в этой маршрутке. — Люда смотрела под ноги. — Хотела заговорить. Всё думала — с чего начать, если уже забыла причину ссоры.
— Поликлиника. Ты прошла без очереди.
— Какая чушь. — Она качнула головой. — А ведь как дружили. Твои капустники на Новый год, мои походы за грибами...
— Помню.
В кафетерии пахло ванилью. Мы выбрали столик у окна. Люда заказала чай и ватрушки.
— Рассказывай про своего призрака.
И я выложила всё. Про Владимира, концерт, его исчезновение. Про Илью в маршрутке, браслет с тремя кольцами, Анну Соколову с юбилеем.
Люда слушала, не перебивая. Только иногда кивала, будто соглашаясь с моими мыслями.
— А ты не думала, что он мог исчезнуть не по своей воле? — спросила она, когда я замолчала.
— У него была семья, Люда. Жена, ребёнок.
— Откуда знаешь? Может, сестра? Знакомая?
— Он целовал её. У метро.
— А. — Люда отпила чай. — Это другое дело.
За окном стемнело. Дождь усилился, размывая прохожих в акварельные пятна. Я смотрела на капли, ползущие по стеклу, и думала о годах ожидания. О надежде, что когда-нибудь он появится и объяснит.
— Знаешь, Вер. — Люда наклонилась ближе. — У меня похожая история. Гриша ушёл за хлебом и не вернулся. Потом выяснилось — уехал в Тюмень с лаборанткой. Целый год я ждала звонка, письма, хоть какого-то объяснения. А потом поняла — даже если узнаю причину, легче не станет.
— И что дальше?
— Записалась в бассейн. — На её губах мелькнула улыбка. — Врач посоветовал для спины. А там инструктор оказался... Михаил Сергеевич. Теперь пять лет не расстаёмся.
— Тебе повезло.
— Нет. — Она покачала головой. — Я просто перестала ждать и начала двигаться. Бассейн, хор. Сама не заметила, как затянуло.
Я смотрела на неё и видела — это правда. Мои тридцать четыре года прошли в ступоре. В ожидании, что кто-то придёт и решит, куда мне идти дальше.
— Даже не представляю, как начать, — призналась я.
— С мелочи. — Люда достала смартфон. — Вот, глянь. Приложение с аудиокнигами. Я в группе любителей фантастики. Встречаемся, обсуждаем прочитанное. Завтра собрание — идём со мной?
Я смотрела на яркий экран её телефона. На её морщинки в уголках глаз. И вдруг поняла — это оно. Крошечное начало нового пути. Не того, что я представляла три десятилетия. Совсем другого.
— Пойду.
— Вот и правильно. — Она допила чай. — А сейчас ко мне. Будем готовить яблочную шарлотку. Как в старые времена.
— Как раньше не получится.
— А нам и не нужно "как раньше". — В её глазах блеснули искорки. — Выходи на новую остановку — пробуй новые рецепты.
Мы вышли под дождь. Он почти стих, только мелкие капли оседали на волосах. Мы шли по лужам, под одним зонтом. Я думала — узнал бы меня сейчас Владимир? Или прошёл мимо, как я проходила мимо собственной жизни все эти годы?
А потом я вспомнила лицо Ильи. Его улыбку. Руки с браслетом. Он был другим человеком. Со своей историей. Своей бабушкой Анной, которая хранит фотографии в отдельном альбоме.
Может, и Анна все годы ждала объяснений? Может, и она застыла на своей остановке, глядя в окно уходящей маршрутки?
— О чём задумалась? — спросила Люда.
— О том, что иногда нужно просто сойти. Даже если не твоя остановка.
Мы повернули к моему дому. К подъезду, где прошла почти вся моя жизнь. И внезапно я поняла — не хочу туда. Не сегодня.
— Люд, давай к тебе? Правда хочется... попробовать твою шарлотку.
Она улыбнулась и крепче сжала мой локоть.
— Конечно. Заодно покажу фотографии с круиза по Волге. Такая красота там! И капитан был... интересный мужчина.
Я рассмеялась. По-настоящему, всем телом. Мы шли под одним зонтом, и что-то внутри меня отпускало. Что-то тяжёлое, застарелое. Как корка льда, трескающаяся весной.
Телефон с поисковиком "Анна Соколова" остался в кармане. Выключенный. Ненужный. Потому что некоторые вопросы лучше оставить без ответов.
А некоторые ответы нужно найти самой.
Дома я первым делом сбросила мокрый плащ и прошла в спальню.
Взгляд зацепился за шкатулку на комоде — старую, с облупившейся краской. Я складывала в неё всякую мелочь: пуговицы, нитки, иголки.
И одну особенную вещь.
Откинула крышку. Между разноцветными катушками и напёрстком лежала заколка. Серебристая, с тремя мелкими стразами. В ней я была в тот вечер, когда мы с Владимиром ехали на концерт.
Тридцать четыре года я не прикасалась к ней. Не выбрасывала. Просто держала рядом, как доказательство — он существовал. Я не придумала его.
Взяла заколку. Металл ощущался прохладным. Один страз треснул. Второй помутнел. Третий блестел, словно вчера купленный.
«Прошлое, настоящее, будущее. Сплетаются в одну цепь». Слова Ильи про браслет дедушки всплыли в памяти.
Сжала заколку в кулаке. Встала у окна. На улице темнело, но дождь стих. Фонари загорались один за другим, множась в лужах.
Почему я хранила эту вещицу? Что надеялась удержать?
Телефон на кухне зазвонил. Я вздрогнула. Наверное, Люда — про завтрашний книжный клуб.
Но на экране высветилось: «Артём».
— Алло?
— Мам, ты куда пропала? — В голосе сына звучало неподдельное беспокойство. — Звоню весь вечер!
— Была у Люды. Помнишь такую?
— С пятого этажа? Которая с рыжей собакой?
— У неё никогда не было собаки. — Я невольно улыбнулась. — Но да, с пятого.
Он помолчал.
— Слушай, насчёт сегодняшнего... Марина на нервах из-за этого ремонта, а я не заступился. Прости.
— Всё нормально. Правда. — И это действительно была правда.
— Давай завтра заеду. Заберу вас с Алиской на обед. Она скучает.
Раньше я бы ухватилась за это приглашение. Ждала бы утра, как праздника. Но сейчас...
— Завтра не получится. У меня встреча.
— Встреча? — В его голосе проскользнуло удивление. — Какая?
— Книжный клуб. Обсуждаем современную фантастику.
Пауза на том конце была такой долгой, что я проверила — не прервалась ли связь.
— Артём?
— Я здесь. Просто... ты и фантастика? С каких пор?
— С сегодняшнего дня. — Я не смогла сдержать улыбку.
Мы договорились на воскресенье. Я положила трубку и вернулась к окну. Заколка всё ещё была зажата в руке.
Тот вечер стоял перед глазами. Концерт. Владимир рядом. Его рука на моей талии. Его шёпот: «Я хочу запомнить тебя такой». В автобусе заколка выпала из волос, он поднял её. «Завтра расскажу тебе одну вещь. Важную».
Но завтра не наступило.
Я разжала ладонь. Посмотрела на тусклый металл, потускневшие стразы. Тридцать четыре года я ждала ответа от человека, которого, возможно, уже нет. Тридцать четыре года стояла на остановке, провожая взглядом автобусы.
Странно. Все знают, что нельзя вернуться в прошлое. Но никто не говорит о том, как легко в нём застрять.
Я подошла к мусорному ведру. Разжала пальцы. Заколка упала с тихим звуком.
Возможно, Владимир бросил меня. Возможно, с ним случилось несчастье. Возможно, в тот день он хотел признаться, что у него есть семья. Я никогда не узнаю.
И впервые за тридцать четыре года меня это не терзало.
Я поставила чайник. Не включила телевизор. Просто сидела у окна и слушала, как затихает город. Как дышит пустая квартира. Как где-то вдалеке урчат моторы.
Один автобус увез Владимира. Другой привез Илью. Третий сблизил меня с Людой.
А на каком поеду я? И главное — куда?
Я не знала ответа. Но предвкушала завтрашний день. Новую остановку. Новый маршрут. Который выберу сама.
Телефон пискнул сообщением от Люды: «Не забудь про завтра! Книга называется "Там, где нас нет"».
Я улыбнулась названию и напечатала в ответ: «Буду обязательно».
Пора было перестать искать себя там, где меня давно нет. И начать быть там, где я есть сейчас.
***
А вы выходите на "своих" остановках или иногда рискуете ехать дальше? Поделитесь в комментариях историей своего неожиданного маршрута!
Спасибо, что проехали этот маршрут вместе со мной!
Подписывайтесь, если вам знакомо чувство, когда одна случайная встреча может изменить привычный путь.
***