Мне нечем подтвердить свой рассказ. Проклятую видеозапись я стёр в порыве ужаса и отвращения. А память, как оказалось, не самый надёжный партнёр.
Ни вспомнить всё, чего недостаёт… Ни забыть.
***
Пашка Метёлкин был человеком неприятным и нелепым. Он походил на «маленьких людей» из русской классики. Этакий современный Акакий Акакиевич. Что в нём отталкивало — трудно сказать. Но сквозила в нём какая-то ненормальность, какая-то сумасшедшинка.
Роста он был маленького. Белобрысый, невзрачный. Лицо из-за узкого подбородка казалось треугольным, черты его были какими-то размытыми.
За внешним видом Пашка не следил. Брился регулярно, но пиджак носил старый, и кашне, а в тёплое время года шейный платок смотрелись на нём как на манекене.
Вообразите, что манекен в магазине вдруг начинает двигаться и разговаривать с вами. Вообразили? Отлично. Вы только что получили некоторое представление о том, что чувствовали люди, когда Пашка Метёлкин вдруг начинал шевелиться в своём углу.
Вечно погружённый в себя, он явно сторонился людей. Но иногда вдруг что-то в нём надламывалось, и он начинал говорить своим хриплым, словно простуженным голосом — радостно, с энтузиазмом, обращаясь как будто ко всем сразу… А на самом деле — ни к кому, потому что никому не решался посмотреть в глаза.
Его доморощенные остроты могли быть смешны сами по себе, но производили гнетущее впечатление. Наверное, оттого, что произносил он их громко, визгливо, с плохо скрытой надеждой, что уж теперь-то все оценят его юмор и он станет душой компании.
Жалкое, неприятное зрелище… Его старались не замечать. Благо, даже расположение его рабочего места настраивало на игнорирование.
Прочие столы в отделе были установлены так, чтобы работники сидели лицом к середине кабинета. По воле случая, Пашка был единственным, сидевшим спиной ко всем. Единственным, на чьём мониторе сразу можно было увидеть, чем он занят.
Это помогало относиться к нему не как к человеку, а как к овеществлённой функции.
По работе Метёлкин звёзд с неба не хватал. На него взваливали самые нудные задачи. Он был усидчив, и выдавал в итоге сносный результат. Думаю, за то и терпели его.
Ежедневно в час обеденного перерыва наш коллектив сплачивался. Все мы, люди, признаться, очень разные, направлялись в «Шамбалу». Так — понятия не имею, почему — называлась неброская с виду забегаловка в двух шагах от нашей конторы. Сразу за «Шамбалой» располагался мини-рынок, который забегаловка и обслуживала, поставляя вонючую самсу, тощие и худосочные чебуреки да сосиски в тесте, жаренные на прогорклом масле.
Однако постоянных клиентов там ценили. Так что мы, представители конторы, подвизавшейся на ниве биржевых операций, — просто небожители по сравнению с примитивным бизнесом «шамбалиан» (трёх лиц неопределённой национальности, таких же, к слову сказать, замурзанных, как и их заведение), сидели за чистым столом, получали за умеренную плату достойные порции салата, и жарёху нам готовили на сковороде «для своих», то есть всегда на свежем масле.
Но Метёлкина здесь никогда не видели. Он даже не пробовал ходить с нами, вероятно, заранее зная, что ни к чему хорошему это не приведёт. Он оставался в кабинете и ел что-то, принесённое с собой в картонной коробке. Должно быть, что-то диетическое. Полезное для шкуры и фигуры. Во всяком случае, никаких запахов я из его коробки никогда не улавливал.
Что ж, ему, с дряблой и пористой, как перестоявшее тесто, кожей, что-нибуь такое и полагается есть.
За общим столом наш демократичный коллектив о нём никогда не вспоминал.
Нет, Пашка Метёлкин не был парией. Над ним не издевались, не стремились унизить (ну, по крайней мере, подобные всплески эмоций не носили системного характера; если изредка что и случалось, то делалось это лишь для того, чтобы отвязаться от Метёлкина, поставить на место, чтобы не раздражал).
Просто его удобнее всего было не замечать.
В свободные минуты Пашка ковырялся в своём смартфоне. Иной раз мне становилось интересно, что ему нужно от интернета. Эротика? Анекдоты? Новости политики или шоу-бизнеса? Вид Пашки Метёлкина не вязался в воображении ни с чем.
Можете представить, как я был удивлён, когда это чудо природы вдруг подошло ко мне и спросило, слыхал ли я что-нибудь о мирмигантах.
Пришлось переспросить — сперва мне послышалось, что он говорит об иммигрантах.
—Мир-ми-ган-ты, — раздельно повторил он. — Мирмиганты. Это… такие существа.
—А что, «Гугл» на твоей планете ещё не изобрели? — проворчал я.
Голос мой был намеренно груб, и он покорно отошёл, сутулясь и шаркая ногами. Я подумал, что, наверное, обидел его. И, пока не стало стыдно, заставил себя порадоваться: всё правильно, так и надо. Он же меня от работы отвлекает, верно?
А слово запомнилось. Вечером я порылся в интернете. Оказалось, мирмиганты — это ещё один плод больного воображения любителей конспирологии. Очередная теория заговора из разряда «они живут среди нас».
Теория оказалась не слишком популярна, но у неё были поклонники. Они уверяли, что мирмиганты прибыли со звёзд, ловко маскируются под людей, и мы ходим мимо них, здороваемся с ними, касаемся их в толкучке метро… И не догадываемся, что рядом с нами — гигантские тараканы, натянувшие человечьи личины.
В общем, нечто вроде рептилоидов, которые, по мнению большинства конспирологов, носят маски президентов и правят миром. Только не рептилии, а насекомые. Инсектоиды, стало быть.
Итак, Метёлкин одержим мирмигантами. Ирония судьбы в том, что сам он — первый, кого можно заподозрить в нечеловеческой природе.
От него же шарахаются, будто инстинктивно чувствуют чужака! А он ковыряется во всемирной паутине, доказывая, что Земля захвачена тараканами из космоса!
Эти бредни забавляли меня весь вечер, но к ночи я пресытился, и стало тошно. Само собой подумалось, что, будь я человеком семейным, не убил бы столько времени впустую.
Мне представилось, что мои конспирологические изыскания прерывает женский голос с кухни: «Хватит ерундой заниматься, порежь хлеб, сейчас будем ужинать…» Фантазия оказалась приятной. На стенах наверняка будут новые обои, возможно, появятся парные бра над креслами в зале, и уж точно будет пресечён «творческий беспорядок» в дислокации моих носков…
Определённо, пора уже переходить от мелких интрижек к поиску серьёзных отношений.
***
На следующий день, полный решимости всё-таки посмеяться над Пашкой, я воспользовался свободной минутой и, стоя около автомата с кофе, рассказал о его интересах Генке Шарову, начальнику отдела. Шутка не удалась. Шаров, человек большой, улыбчивый и лёгкий, герой корпоративов, вдруг воспринял мои слова слишком серьёзно.
—Ничего смешного, Толя, — сказал он. — Ты в курсе, сколько сейчас психов? Как по-твоему, если Пашка вдруг вообразит, будто все мы — рептилоиды, придёт однажды с карабином и накормит нас картечью, это всё ещё будет смешно?
—Инсектоиды, — выдавил я, озадаченный тем, что Шарову вдруг изменило чувство юмора. — Но ты прав, увидев карабин, я вряд ли буду смеяться. Хотя… карабин в руках Пашки? Это, чёрт возьми, смешно само по себе!
На диво невосприимчивый сегодня к юмору, Шаров допил кофе и сказал:
—Знаешь, хорошо, что ты это заметил. Я подброшу идею наверх. Давно пора поставить вопрос о штатном психологе…
Пашка Метёлкин в тот день пару раз, оторвавшись от работы, оглядывался на меня, словно хотел заговорить. Я старательно делал вид, что ничего не замечаю.
Следующий день был субботним, и я твёрдо решил посвятить его налаживанию личной жизни.
Однако с поиском того, что я мог бы назвать серьёзными отношениями, не заладилось. Честно говоря, не заладилось даже то, что я называю лёгкой интрижкой. Не знаю, что на меня нашло, но я взялся рассказывать о работе и о Пашке Метёлкине… Разумеется, вечер пошёл насмарку.
Мы продолжали мило болтать, но я чувствовал, что дальше ничего не будет. И верно, она удрала при первой возможности.
Вот с какого бодуна мне Пашка на язык прыгнул?
Убить его за это мало.
Воскресенье промелькнуло как в тумане. В понедельник я заговорил о Метёлкине с Гошей Березаевым. Обычно мы с ним болтаем о политике. Правда, он коммунист, а я националист, поэтому дальше нелюбви к либеральным ценностям мы не продвигаемся, чтобы не перегрызть друг другу глотки.
Оказалось, что в теориях фантастических заговоров Гоша тоже неплохо подкован.
—Мирмиганты… — протяжно проговорил он, словно перекатывая слово по языку и пробуя на вкус. — Знаешь, а мне это нравится, — решил он. — Правда, отлично придумано. С мифами о рептилоидах какая беда? Они изначально глупы. Якобы рептилоиды внедрились в наше общество, чтобы править нами. Но у них не может быть ни малейшего интереса к власти над людьми. Мы с ними слишком разные. Вот ты, будь у тебя возможность, захотел бы править лягушками? Вникать в их отношения, интриги, проникаться их страстями… А эти твои мирмиганты, похоже, маскируются лишь для того, чтобы мы не мешали им заниматься какими-то своими делами, верно?
—Они не мои, — поморщившись, заметил я. — Они Пашкины. Эти инсектоиды живут в голове Метёлкина, а не в моей.
Гоша равнодушно кивнул в ответ на моё пояснение и прибавил:
—Будет случай, спроси у Метёлкина, есть ли версии о том, чем занимаются мирмиганты на Земле. Если окажется, что им начхать, ну, или, скажем, жвалами наклацать на людей… Снимаю шляпу: это самая гениальная теория заговора из всех.
—Тебе интересно, ты и спроси, — проворчал я.
Гоша демонстративно передёрнул плечами.
—Нет уж, уволь! Не в моих силах с ним разговаривать. Когда он открывает рот, у меня чувство, будто я попал в какое-то третьесортное аниме…
—Что за сравнение? — подивился я. — Почему именно аниме?
—Потому что Пашка такой же нелепый, как будто его нарисовали наспех и топорно, спеша закончить никому не нужную серию к эфиру.
—Да я о другом: ты что, смотришь аниме?
—А с этим какие-то проблемы? — ощетинился Гоша.
—Уж точно не у меня. Но я-то холостяк, могу себе позволить убить вечер с «Гантцем». А ты женат! Что, вторая половинка не против?
—А я себе такую выбрал, чтобы вместе с ней смотреть…
Впоследствии это случайное упоминание об аниме дорого обошлось моим нервам. Но тогда я не вдумался в гошины слова.
Разумеется, я не собирался заводить разговоры с Метёлкиным. Старательно игнорировал его пристальные взгляды, и это работало, он не решался подойти ко мне. С виду всё вернулось на круги своя.
Но однажды на мой рабочий стол упала тень, послышалось знакомое шумное дыхание. Усилием воли я поднял глаза от очередного финансового отчёта.
—Артём, извини, я тебя не отвлекаю? — просипел Метёлкин.
«Очень!» — собирался рявкнуть я.
Но не успел. Пашка сказал:
—Говорят, ты увлекаешься астрономией. Подскажи какую-нибудь… программу, наверное, да? Не просто карту, а чтобы хорошо понимать, где какая звезда…
—Тебе нужна карта звёздного неба? — спросил я, пряча удивление.
«Говорят», глядите-ка… Даже любопытно, где он мог это услышать. О том, что меня интересует астрономия, в конторе поминали в среднем раз в полгода, и то мимоходом. Астрономия настолько далека от нашей жизни и работы, что никто даже не мог придумать, как в связи с ней надо мной пошутить.
Честно говоря, увязая в работе, я и сам уже нечасто вспоминал, что мне интересна астрономия.
—Да, — радостно закивал Метёлкин. — Карта, только хорошая, чтобы ясно представлять… Ну, понимаешь…
Он ткнул пальцем в зенит.
—Динамическая карта, так? — уточнил я.
Он закивал. На его рыхлом лице отражались отчаянная надежда и столь же отчаянное предчувствие провала.
Видимо, в то же самое время на моём лице отражалось отчаянное желание послать его к чёрту.
И до последней секунды я был уверен, что именно это и сделаю.
Но вместо этого сказал:
—Давай свой телефон.
Сам себе я объяснил это тем, что мало кому на свете удаётся обнаружить рядом с собой человека, который разделяет такое редкое увлечение, как астрономия. Лишь позже, покопавшись в себе, я признал: мне попросту стало стыдно.
Телефон у него был засаленный, я чуть не выронил его от отвращения. Но отступать было уже поздно. Я открыл браузер и вбил в адресную строку «astrovewer.com».
—Качай приложение и осваивай. Это не программа, а веб-проект нескольких австралийских энтузиастов. Русского языка нет, но всё предельно просто. — Я с облегчением сунул ему в потную руку липкий смартфон. — Можно любоваться всеми созвездиями из любой точки любой планеты, причём не только в Солнечной системе. Сюда вносятся данные об известных экзопланетах, так что можешь узнать, как выглядит Млечный путь с южного полюса родного мира твоих мирмигантов. Можно строить трёхмерные модели любого участка Галактики для любого дня любого года в пределах двадцати тысяч лет в прошлом или в будущем.
Плоская физиономия Метёлкина просто светилось. Я подумал тогда, что, быть может, впервые за долгие годы с ним разговаривают как с человеком. Почему-то стало ещё больше стыдно…
Конечно, стыд надолго не задержался. Всю неделю Метёлкин изводил меня консультациями по «астровеверу». Сперва не сознавался, но потом подтвердил мои догадки: да, он искал планету мирмигантов.
—Говорят, они перемещаются по космосу мгновенно, но только при определённом положении планет. Когда внутри системы завязывается такой, знаешь, гравитационный узел… — рассказал он. — Если я правильно пользуюсь этой программой, выходит, что такие узлы в Солнечной системе завязываются каждые четыре года. Забавно, кстати, что это високосные годы… Как сейчас.
—О боже… — вздохнул я. — Иди работай.
Он осунулся.
—Ты не воспринимаешь меня всерьёз, да?
Не знаю, почему я не засмеялся в голос. Ясно было, что он имеет в виду только своих инсектоидов, но для меня в такой формулировке вопроса на первом месте стоял буквальный смысл.
А Пашка между тем продолжал:
—Но ведь нет же дыма без огня! Посмотри, как популярны теории заговора. Не может быть, чтобы под ними не было вообще никакого основания. Если человечество десятки лет просто тешит себя бессмысленными байками, это… ну, не знаю, конец света, наверное. Конец человечества. Во всяком случае, конец человечества разумного. Нет, какая-то правда за всем этим стоит. Просто люди ошибаются, считая, будто кто-то хочет покорить их. Судят по себе, вот и думают только о власти…
Я вспомнил рассуждения Гоши Березаева.
—А чего хотят инсектоиды?
—Мирмиганты, — поправил Метёлкин. — Этого никто ещё не разгадал. И, знаешь, именно это меня убеждает в том, что слухи о мирмигантах куда серьёзнее, чем болтовня о рептилоидах и мороженных нацистах в Антарктиде. Они маскируются — и никто не знает, зачем.
Его голос опустился до драматического шёпота, он наклонился ко мне, жарко выговаривая: «не разгадал…» «зачем…»
Должно быть, на моём лице слишком явственно отразилось отвращение. Пашкины плечи поникли.
Вспышка стыда…
Как же я его ненавижу!
Мучительный разговор был прерван появлением Надии.
—Пашенька, ты звёздочки считаешь? Какая прелесть! А циферки, которые к обеду нужно сдать, ты уже посчитал?
«Пашеньку» как ветром сдуло. Надии он боялся как огня.
Правду сказать, эту молодую татарочку, ведавшую в конторе делопроизводством, опасались мы все. Она яркая, разведённая, с сопливым сынишкой и глазами весёлой хищницы. Мужское большинство коллектива, охотно и вполне прямолинейно обсуждая несомненные достоинства Надии, на деле держалось от неё подальше. Даже я, хотя интереса для Надии не представлял — для этого следовало быть старше и состоятельнее.
Но реакция на Надию Пашки Метёлкина вообще выходила за рамки здравого смысла.
Как, впрочем, и весь Пашка Метёлкин.
—Как ты можешь с ним общаться? — спросила она, провожая его взглядом. — От него же воняет.
—Правда? — удивился я. Ничего подобного не замечал.
—Для чего вообще мужчинам нос?
—Чтобы ставить женщин в тупик, — ответил я.
Она коротко засмеялась и уже отошла от моего стола, но вдруг обернулась и пояснила, щёлкая пальцами в воздухе:
—Может, и не воняет, но... душок от него какой-то идёт. Как из-под сырого картона, что ли? Неужели никогда не чувствовал?
—Нет…
—Смотри, не провоняйся, — посоветовала Надия.
Я пожал плечами. Надия вернулась в свой кабинет. Я проводил взглядом её стройную фигуру. После её слов я не то, чтобы вдруг действительно ощутил «душок», о котором она говорила, но понял, что она хотела сказать.
Сама она этого понять не могла, потому что Надия — насквозь городская девчонка. Я же не одно лето своего детства проводил в деревне, и знал, какой душок бывает, когда перевернёшь корягу или колоду, под которой непременно сыро и копошатся бледные личинки.
Предупреждение Надии запоздало: я «провонялся». Полагаю, не слишком сильно, но с того раза стал замечать на себе мимолётные взгляды коллег… которые и скверными-то назвать нельзя, но, определённо, было в них что-то нехорошее.
На следующий день я снова встретился с Шаровым около кофейного автомата. Он не повернул ко мне головы, на приветствие ответил невнятно.
—Гена, помнишь, ты говорил про штатного психолога? — спросил я — не потому, что считал это важным, просто ничего другого в голову не пришло.
—Я работаю над этим, — буркнул он и поспешил прочь, едва не расплёскивая кофе.
Я хотел окликнуть его, потребовать ответа, потребовать, чтобы он, чёрт возьми, не отворачивался от меня.
Но представил, что буду похож на привыкшую к побоям собаку, которая выпрашивает кусочек пищи. Или, что ещё хуже, на Метёлкина, которому так хочется, чтобы к нему относились по-человечески.
Я наполнил дымящимся кофе пластиковый стаканчик и (едва не расплёскивая), вернулся за свой стол.
Ближе к концу рабочего дня Пашка вновь подошёл ко мне со смартфоном в руках. Я рявкнул дицебеллов на шесть громче, чем следовало:
—Слушай, иди к чёрту, мне работать надо!
Он ушёл. Как побитая собака.
Стыд даже не пытался заявить о себе.
Весь вечер его обтянутая лоснящимся пиджаком спина с полоской шейного платка над воротом почему-то притягивала мой взгляд. Я глядел на Пашку с ненавистью.
***
В преддверии выходных я стал серьёзно готовиться к завязыванию серьёзных отношений. Перебрал всех знакомых дам, распределил два наиболее перспективных варианта на субботу и воскресенье. Однако вечером пятницы, сам от себя того не ожидая, завернул в пивную и нализался так, что вся суббота оказалась вычеркнута из жизни жестоким похмельем. А потом я обнаружил, что у меня уже не хватает денег на посиделки с прицелом на что-то серьёзное.
Конечно, деньги я бы достал… Но охватившая меня апатия подпитывалась ещё одним неприятным открытием, которое захватило мой ум, как навязчивая мысль.
«Бегая» по телеканалам, я наткнулся на какой-то аниме-сериал, третьесортность которого бросалась в глаза с первых кадров. И в голове вдруг что-то щёлкнуло. Я понял — или мне показалось, что понял, — о чём говорил Гоша Березаев, сравнивая Метёлкина с рисованными персонажами.
Несколько минут я таращился в экран, пытаясь уложить пришедшую идею в какие-то логические рамки. Догадка была безумна (чтобы не сказать — идиотична), однако никак не желала покинуть голову. Я выключил телевизор и ушёл на кухню варить кофе.
Кофе не помог. Чем дольше я убеждал себя, что это невозможно, тем сильнее убеждался в том, что когда Пашка Метёлкин открывал рот, его артикуляция не совпадала с произносимыми звуками.
***
За два бездарно прохлопанных мной выходных дня на берёзах появились жёлтые плети. Впервые в жизни я подумал, что они похожи на ранние пряди седины.
«Скоро, уже скоро, — шептал свежий утренний ветерок. — Не верь полуденной жаре, это август, ничему не верь… Скоро…»
Метёлкин топтался на аллее под аккуратно подстриженной стеной акации. Кургузому пиджачишке, видавшему лучшие дни, он не изменил, а вот с шейным платком расстался. Надо полагать, прислушался к шёпоту ветра и перешёл на осеннюю версию платка: клетчатый «тайник для носа». Именно так с французского переводится слово «кашне».
—Артём!
—А, привет, Пашка…
Акация закрывала нас от проходящих по тротуару, берёзы — от взглядов из окон. Наверное, Метёлкин сознательно выбрал это место. Всё-таки полным идиотом он не был.
—Слушай, твой «астровевер» отличная вещь, но интерфейс у него… Не могу разобраться, как сохранять расчёты. Мне нужно их сопоставить. Понимаешь, ты можешь смеяться сколько угодно, но зафиксированные появления мирмигантов укладываются в схему, которая существует внутри восьмидесятичетырёхлетнего цикла. А восемьдесят четыре года — это… Ну, ты помнишь.
—Нет, не помню, — мотнул я головой.
На самом деле я помнил. Планеты Солнечной системы занимали меня не меньше, чем экзопланеты, из-за которых я, вообще-то, и полюбил астрономию. Но сейчас мне хотелось, чтобы хриплый Пашкин голос продолжал звучать.
Он говорил, а я присматривался к нему с болезненным интересом. Кажется или нет?
—Это период обращения Урана вокруг Солнца! — даже не прохрипел, а проскрежетал Метёлкин, словно недоумевая, как я мог запамятовать такую простую вещь. — Эта планета-гигант достаточно массивна, чтобы завязывать «гравитационные узлы», и на ней возможно существование какой-то необычной формы жизни…
Я почти не слушал его, хотя с виду должно было казаться иначе. Ещё бы, ведь я буквально смотрел ему в рот!
—Это может значить, что на Уране расположена база, с которой они прибывают на Землю. Интересно, в каких отношениях они с уранианами? Способны ли маскироваться и под них?..
Кажется или нет? Я был выше Метёлкина, а он ещё голову опустил, говорил, глядя не на меня, а на смартфон с «вевером». Уследить за артикуляцией оказалось чертовски трудно. Но когда он произнёс «тамошней», почти не разжимая губ, а потом сомкнул их, выговаривая «жизни», я понял, что догадка верна.
Я испытал странное воодушевление. Наверное, естественнее было испугаться, но я не знал, что тут должно вызывать испуг. И чувствовал себя так, словно выиграл какую-то телевикторину, и теперь ждал, что мне выпадет в виде приза.
А призом стали сомнения. Пашка Метёлкин, вдохновлённый моим видимым вниманием, продолжал трещать о своём:
—Похоже, мирмиганты маскируются даже слишком искусно. Это может приводить к неожиданным последствиям… Собственно, только благодаря этому о них стало известно…
«Первой ласточкой» стал одноглазый испанский моряк, живший в 17 веке. Однажды в абордажном бою с него сорвали повязку, и все увидели, что под ней не пустая глазница, а фасетчатый глаз…
Я помнил эту историю — наткнулся на неё ещё в первый вечер, посвящённый мирмигантам. Помнил и о двух пациентах психушки в Девоншире, о которых в конце 19 века лечащий врач оставил туманные и пугающие записки, отвергнутые научным сообществом, но поднятые на щит сторонниками теории заговора. Они якобы всплыли спустя десятилетия, и в них говорилось о странных реакциях больных на принятые в те годы методы лечения, а потом — об их вскрытии, после которого психиатр и патологоанатом сами едва не стали пациентами печального заведения…
Но сейчас к этой скромной коллекции «фактов» Метёлкин добавил ещё несколько случаев.
В 1924 году к одесскому дантисту Николаю Гершу обратился пациент, у которого под разболевшимся зубом прорезался хитиновый резец. Случай привлёк внимание научного сообщества, однако пациента так и не удалось найти. Соседи рассказали, что он внезапно съехал. В итоге Герша обвинили в дешёвой фальсификации.
В 1938 году в охваченной гражданской войной Испании врач немецкого госпиталя Фридрих Зельтц пользовал раненого солдата Генриха Миллера и обнаружил у него под мышками непонятные отростки, напоминавшие лапки насекомого. Миллер исчез из госпиталя в ту же ночь, Зельтца отозвали, и его след пропал в гитлеровской Германии.
В 1971 году американский терапевт Фрэнсис Перкинс получил крайне странный рентгеновский снимок жителя Миннеаполиса Мика Джордана. Решив, что снимок забракован, он повторно отправил Джордана на рентгенографию, и снова увидел в грудной клетке пациента, жаловавшегося на мучительный кашель, необъяснимые образования. Анализы выявили, как и в случае с девонширскими пациентами, противоестественные биохимические реакции. В крови Мика Джордана было обнаружено вещество, производное от парабензохинона, который лежит в основе яда, выделяемого некоторыми тропическими тараканами.
Перкинс был всё же готов рискнуть и прооперировать Мика Джордана (полагаю, больше для того, чтобы изучить его, чем избавить от кашля). Однако необычный пациент словно испарился…
Метёлкина всё несло, а я никак не мог понять, мерещится мне или нет.
—Получается, физически маскировка может быть грубой, но психологически она совершенна. До того, что иногда играет с мирмигантами злую шутку. Они как бы заигрываются, забывают, кто они на самом деле. А может, они осознают себя мирмигантами только в одиночестве, а если рядом кто-то есть, у них включается маскировка, и они искренне считают себя людьми. Иначе как объяснить, что тайные эмиссары другой цивилизации спокойно обращаются к нашим врачам?
—Паша, хватит! — воскликнул я.
От короткого воодушевления не осталось и следа. Я обнаружил, что у меня разболелась голова.
—Тебе не интересно? — резко погрустнев, спросил Метёлкин.
—Ни в малейшей степени! Этот бред мне уже осточертел. Слышать не желаю про твоих тараканов.
Я зашагал ко входу в офис.
—А «астровевер»? — донеслось со спины.
Я обернулся.
—Раздел «Мои визуализации». Там всё, что ты выводил в качестве клипа. Расчёты сохраняются только для них. И больше не подходи ко мне, слышишь? У меня работы по горло!
Это к слову, было правдой: в последнее время я несколько запустил дела. Однако сосредоточиться на них оказалось очень трудно. Пашка не шёл из головы.
Он так и не решился вновь заговорить, но сам я весь день нет-нет, да поглядывал в его сторону.
И в какой-то момент обратил внимание на то, как он разговаривает по телефону.
Вот тут-то меня и осенило, я понял, что нужно делать.
***
Сейчас я понимаю, что «гениальная мысль» с самого начала была глупой. Нет, не так: опасной. Мне следовало испугаться уже тогда. В самом деле, если смотреть с точки зрения здравомыслящего человека, как можно было хоть на секунду придать значение вопросу о пашкиной артикуляции? Изобретать ради неё хитроумные планы?
В обед я не пошёл с сослуживцами в кафе. Я подкараулил знакомого из отдела продаж и занял у него денег. Потом отправился в магазин «Микрочип», располагавшийся в двух кварталах от нашей конторы, и подобрал компактную веб-камеру. Попросил её тут же настроить и вывести «картинку» на моей смартфон.
Вечером, по дороге домой, завернул в «Тысячу и одну мелочь», где приобрёл моток чёрной изоленты.
Дома я засел за ноутбук и стал искать в интернете подходящий видеоредактор. Остановился на «Сони вегас» — практически во всех отзывах упоминалась доступность интерфейса. Обучающие ролики на «Ютубе» подсказали, что в «Вегасе» есть нужные мне функции. Я скачал и установил себе программу.
Тут же опробовал: записал себя на веб-камеру. Для убедительности позвонил девушке, которая не дождалась меня в воскресенье. Выслушал много обидного. Униженно просил прощения, а она всё не унималась, не подозревая, что её шансы заполучить меня в мужья тают с каждым колким словом.
В конце концов, я отвязался от неё. Хлопнул телефонной трубкой по аппарату (я звонил с домашнего), проворчал пару ласковых о родословной своей собеседницы и тут же выбросил её из головы.
Просмотрел запись на смартфоне. Качество было отменным. Камера поддерживала режим съёмки 60 кадров в секунду, им я и воспользовался. Даже на маленьком экране была видна ярко выраженная связь между артикуляцией и звуками.
Но этого мне было мало. Я скопировал видео в ноутбук, открыл в редакторе и, пользуясь замедленным воспроизведением, проследил связь между движениями моих губ и пиками на звуковой дорожке.
—Отлично! — сообщил я своей холостяцкой квартире. — Это обязательно сработает. Засранец вечно орёт по телефону, словно на шумном вокзале общается с кассиром через окошко…
Метёлкину нечасто доводилось отвечать на телефонные звонки, но когда это происходило, он буквально ложился грудью на стол, задирал голову, так что шейный платок сползал, закатывал глаза… И разговаривал громко, как деревенщина, которому трудно привыкнуть к мысли, что в телефоне на обоих концах провода может быть хорошая слышимость.
Техника поможет там, где ошибаются глаза и смущается ум. Теперь я могу получить стопроцентно убедительный ответ.
Только сейчас я вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Обыск холодильника дал довольно скромные результаты, но я не расстроился. Разогрел остатки макарон, набил брюхо и завалился спать, поставив будильник на час раньше.
У меня было хорошее настроение.
Дурак я был…
Даже если к тому времени мои мозги уже пострадали от контакта с Метёлкиным, или по какой бы то ни было другой причине, ещё была, я думаю, возможность остановиться. Сказать себе: «Мне нет до этого дела!»
Поверить в это.
И никогда не видеть того, что записал мой смартфон, подглядывая через глазок веб-камеры, настроенной за запись с высоким качеством изображения.
***
Охранник посмотрел на меня с удивлением, но спрашивать ни о чём не стал, молча выдал ключ. Наверное, он смотрел мне вслед. Во всяком случае, пока я не повернул на лестницу, мне казалось, что спину буквально царапает чужой взгляд.
Шаги в пустом здании отзывались гулким эхо. Было крайне неуютно.
Я отпер дверь кабинета и подошёл к рабочему месту Пашки Метёлкина.
Я уже упоминал, что он единственный в отделе сидит спиной ко всем. Провода его компьютера тянулись по краю стола, плотно придвинутого к стене. Среди этих проводов я и спрятал включенную веб-камеру. Для надёжности примотал её изолентой, которую обрезал канцелярским ножом, позаимствованным из пашкиной карандашницы. Той же изолентой я предусмотрительно залепил белые буквы с названием фирмы и огонёк индикатора.
Чёрный гаджет полностью терялся среди чёрных проводов. Я включил приложение на смартфоне и уселся в кресле так, как обычно сидит Пашка, то есть сгорбившись и близоруко уткнувшись носом в монитор. Это было неприятно, потому что столешница у Пашки была грязная, маслянистая. Ничего другого я от него и не ожидал. Наверняка в его коробке дожидаются обеденного перерыва чебуреки или пирожки с мясом. А может, он просто ладонями стол залапал. Скорее, дело в этом, по крайней мере, крошек я нигде не заметил.
Потом я откинулся назад. Спинка кресла тотчас со скрипом перекосилась. Пришлось приложить усилия, чтобы не свалиться на пол. Посмотрев на экран смартфона, я убедился, что камера так же хорошо захватывает меня.
Как бы Пашка ни вертелся, его физиономия всё время будет в кадре.
«Отлично!» — сказал я себе.
На самом деле на «отлично» я себя не чувствовал. Вчерашнее вдохновение сменилось тревогой. Я понимал, что поступаю нехорошо… и, пожалуй, приказывал себе списывать снедавшую меня тревогу на это понимание.
Хотя что-то подсказывало, что есть и другая причина…
Я поспешил к своему столу, включил компьютер. С трудом дождался загрузки, открыл рабочие файлы. Ну вот, теперь можете приходить — кто угодно. Всё в порядке, я нигде не копался, всего лишь пришёл пораньше, чтобы завершить срочную работу…
Внимание моё, однако, поминутно рассеивалось, приходилось насильно возвращать себя к заданию. Очень трудно оказалось ждать в одиночестве, когда кто-нибудь придёт, и кабинет вновь заживёт прежней жизнью.
Почему-то я был уверен, что первым появится Пашка…
Было без четверти девять, когда в коридоре, наконец, застучали шаги. Я сразу узнал начальственную поступь Генки Шарова. Вот и хорошо, встречаться с Метёлкиным наедине совсем не хотелось. Я расслабился…
Тут мой взгляд остановился на пашкином столе, и я вздрогнул всем телом. Чёрт возьми, моток изоленты и канцелярский нож остались лежать перед клавиатурой! Как глупо…
Я метнулся к оставленным по рассеянности уликам. Зацепил ногой мусорную корзину, она, проклятая, загремела так, словно была сделана из латуни. Шаров не мог не услышать. Стискивая зубы, чтобы не бранить себя в голос, я сунул нож в карандашницу…
(опять слишком громко! — Генка точно спросит, чем я гремел, и придётся на ходу выдумывать какую-нибудь глупость — а вдруг я впопыхах ничего не придумаю, сморожу невесть что — а вдруг камера не так уж искусно замаскирована в проводах, как я себя убедил, — что обо мне подумают? — да на черта мне сдался этот Пашка Метёлкин с его скверной дикцией…)
…а изоленту — в карман. Карман тотчас неестественно оттопырился. Я поспешил перепрятать моток в ящик стола.
(надо сунуть поглубже — вдруг кто-нибудь увидит и спросит, зачем мне изолента?)
(лучше выброшу её вовсе — на обеде, к примеру…)
(только бы никто не заметил, как буду выбрасывать: спросят ведь, зачем это я выбрасываю изоленту? для чего вообще её принёс и почему выбрасываю тайком…)
—Привет! Что так рано?
Генка Шаров стянул с себя ветровку и повесил вешалку.
—Не успеваю к сроку. Решил поработать, пока тут тихо, — ответил я.
Голос у меня был — чудо какой спокойный! Я даже вспотел от облегчения.
Боже, ну какой же я дурак! Из-за какого-то ничтожества придумал себе ворох лишних забот…
—Разумно. Не ждал от тебя, — заметил Шаров и включил свой компьютер.
До появления остальных мы больше не перемолвились ни словом.
***
Около часа я нет-нет, да открывал на смартфоне вид с камеры, обмирая при мысли, что меня застукают за этим занятием. До чего всё-таки отвратительное дело — слежка…
До обеда Метёлкину так никто и не позвонил.
Как всегда, без четверти час Шаров громко сказал:
—Господа! Кому как, а мне на голодный желудок плохо работается.
Господа зашевелились и, перебрасываясь шутками, потянулись к выходу. Как всегда, нас ждали пролетарские ароматы «Шамбалы». Как всегда, мы устроились за одним столиком.
Я купил салат и беляш. Под разговор о футболе успел съесть половину салата. Потом у Генки Шарова кончился запал, беседа увяла, все оживлённее заработали челюстями… и взялись за смартфоны.
Интересно, как бы всё повернулось, если бы я вместе со всеми открыл «Инстаграм» в поисках местных новостей? Но мысль о том, что Пашка, не занятый работой, может внимательнее посмотреть вокруг и заметить камеру, мучила…
Я провёл пальцем по экрану, вызвал приложение. Мгновенная заминка техники – и я снова увидел Метёлкина. Из-за ракурса и наклона камеры его фигура казалась ещё гротескнее, чем в реальности.
Он не заметил камеры. Он обедал, распустив кашне. Глаза у него были стеклянными.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что именно я вижу. Потом вилка, выскользнув из моих пальцев, упала на тарелку с оглушительным звоном, заметным даже в шуме рыночной забегаловки. На меня оглядывались из-за соседних столиков.
Гоша Березаев положил мне руку на плечо.
—Артём, что случилось?
Борясь с подкатывающей тошнотой, я нервно сбросил его руку и вскочил на ноги. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел то же, что видел я на экране.
Уж не знаю, почему не хотел.
Кажется, всякие нравственные соображения, вроде отвращения к подглядыванию, в эту минуту уже перестали существовать…
Что произошло потом, я помню плохо. Как я вновь очутился в нашем здании, почему решил вернуться в кабинет — об этом можно спрашивать кого угодно, но только не меня.
Смутно вспоминаю, как молотил кулаком в дверь кабинета. Перед глазами стояла чудовищная картина, открытая мне веб-камерой. Дверь, конечно, была закрыта изнутри.
Ну да, следовало бы удивиться, оставь её Пашка открытой…
Обедал он чем-то вроде риса. Подцеплял из коробки импровизированным столовым прибором, который я в первую секунду принял за палочки для еды, и быстро глотал.
Только это не были деревянные палочки. Пашка пользовался широкими щипцами. Впрочем, может быть, я напрасно об этом упоминаю, потому что дело вовсе не в щипцах.
Припоминаю звук торопливых шагов, поворот ключа… Удивлённые пашкины глаза… Ну, а потом я, наверное, ничего не объясняя, просто сорвал с него кашне…
Нет, о том, что на самом деле произошло дальше, даже гадать бессмысленно.
***
Нервы я лечил два месяца. Не помогло, с работы пришлось уволиться. Это меня не расстроило, я всё равно больше не смог бы находиться в том кабинете. Да и стена молчания, о которую разбивались мои робкие расспросы о Метёлкине, угнетала…
Полицейские откровенно спустили дело на тормозах. И вряд ли кто-то, зная обстоятельства, поставит им это в упрёк. Несмотря на моё более чем странное поведение во время обеда в «Шамбале», обилие крови на полу кабинета и мои отпечатки пальцев на канцелярском ноже Метёлкина, виновным в чём-то серьёзном меня не признали...
Веб-камеру нашли — у меня в столе, вероятно, я успел её снять до того, как вернувшиеся коллеги вызвали стражей порядка. Тогда же, полагаю, я стёр и видеозапись, сохранённую смартфоном, так что связать купленный накануне гаджет с происшествием в кабинете ни у кого бы не получилось.
Бесконечные расспросы психолога в полицейском участке, судя по всему, дали такие результаты, что следователь предпочёл выбросить их из дела. В конечном счёте, судья решил, что я напал на Метёлкина в состоянии временного помутнения рассудка. И приговорил меня к обследованию в психиатрической лечебнице.
За что я ему искренне благодарен. Тяжесть пребывания в этом заведении сама по себе стала для меня спасением.
На свободе, наедине с собой, я, пожалуй, мог бы рехнуться от размышлений о случившемся.
Агент иной цивилизации, который в своей человеческой жизни пристрастился к конспирологии и буквально едва не вышел на самого себя, распутывая слухи о таинственных мирмигантах… Это же смешно! Гомерически смешно. Так смешно, что, если начнёшь смеяться, рискуешь не остановиться уже никогда…
Метёлкин исчез. Не просто испарился из кабинета, где я «нанёс ему незначительные телесные повреждения в виде порезов канцелярским ножом», как сказано в постановлении следователя о прекращении уголовного дела. Он исчез из квартиры, в которой был прописан, из города. Если я правильно понял, он исчез из поля зрения всех государственных органов. Вроде бы его не нашли.
(А если нашли… то, наверное, мне об этом сообщат в последнюю очередь! И прекрасно, на самом деле я больше ничего не желаю о нём знать…)
(Господи, да ведь я его выпотрошил…)
…На шее у Пашки Метёлкина, там, где у мужчин расположен кадык, торчал уродливый нарост с морщинистым розовым отверстием. Вокруг отверстия шевелились отвратительные отростки, похожие на паучьи мандибулы. Они захватывали еду из щипцов (я вовсе не настаиваю на том, что «рисинки» были слишком крупными и шевелились, — я мог увидеть это на экране, а мог и домыслить потом, когда пытался восстановить в памяти потерянные минуты) и подавали в отверстие, которое, судорожно сжимаясь, проталкивало пищу в глубь организма.
Во всяком случае, это увидели мои глаза. Но доверять им я бы не стал.
Я ничему теперь не доверяю.
Даже тем воспоминаниям, которые кажутся мне несомненными, как вид обедающего Метёлкина.
Но ещё я помню, что на выходе из «Шамбалы» сказал себе: нужно включить видеозапись. Зачем — понятия не имею, это просто показалось мне правильным, и я её включил.
А потом, выходит, стёр.
Зачем?
Нет ответа. И догадок нет. Вместо них — ещё один вопрос: а я ли стёр видеозапись? Я ли убрал веб-камеру в ящик стола?
Я помню обилие крови, но не помню, как наносил удары. Мне важно было увидеть шею Метёлкина своими глазами. Я ищу в памяти хоть малейшую зацепку, которая позволила бы объяснить агрессию, но не нахожу. Я не думал о том, чтобы уничтожить Метёлкина — или существо, которое знал под этим человеческим именем.
Но можно ли вообще доверять памяти, из которой выпал (был вырван?) целый кусок событий между стуком в дверь кабинета и той минутой, когда меня, сидящего на полу, схватили полицейские?
Но что, если и это сделал не я? Кто-то другой… Скажем, кто-то, лучше замаскированный под человека…
Но не забывший, кто он на самом деле.
Любителям мистических историй также рекомендую:
Загадочную историю с неожиданным финалом "Пассажиры"
Правдивый хоррор "Демон степных дорог"
Жутковатую сказку на ночь для малыша в исполнении измученной мамы "Злее не бывает"
Загадочное происшествие в рассказе "612 шагов"
А здесь и другие рассказы:
#рассказ #ужасы #хоррор #космический_ужас #страшные_истории