Ключи выпали из онемевших пальцев. Стас поднял их, попытался попасть в замочную скважину, но рука дрожала. Три месяца он жил в вагончике с пятью мужиками, в душном запахе пота и солярки, и сейчас почему-то не мог открыть собственную дверь. Странное дело — там, на вахте, когда вокруг рев техники и минус сорок, руки не дрожали. А тут, в собственном подъезде — как не свои.
— Твою... — Стас сжал зубы, но ключи наконец провернулись.
В квартире пахло свежестью. Не той затхлостью, которая обычно встречает после долгого отсутствия, а какими-то... цветочными нотками? Стас нахмурился, бросил сумку на пол в прихожей. И тут же, не разуваясь, прошел на кухню.
— Катя? — позвал он, но квартира ответила тишиной.
На столе стояла чашка с подсохшим кофейным кругом на донышке. Стас потрогал ее — холодная. В мойке — несколько тарелок. Не так много, словно хозяйка не хотела оставлять следов, но и не так мало, чтобы их вовсе не заметить.
Стас медленно стянул куртку, прошел в гостиную. Тут тоже что-то неуловимо изменилось. Вроде всё на местах, но... На журнальном столике — женский журнал. Катин почерк — она всегда раскидывала свои вещи, метила территорию, как кошка.
Телефон завибрировал в кармане. Стас вздрогнул, словно его поймали на чем-то постыдном.
— Привет, — голос Кати звучал звонко, почти восторженно. — Ты уже дома?
— Да, — Стас огляделся. — А ты где?
— Я в магазин сбегала! — в ее голосе прозвучали фальшивые нотки. — Решила устроить праздничный ужин. Ты же голодный с дороги?
— Когда ты пришла? — вопрос прозвучал резче, чем хотелось.
Пауза. Короткая, но заметная.
— Час назад, — ответила Катя. — Забежала прибраться перед твоим приездом. У тебя что, проблемы?
Стас хмыкнул. Она всегда переходила в нападение, когда чувствовала угрозу.
— Нет, никаких, — ответил он. — Просто удивился. Думал, будешь позже.
— Буду через двадцать минут. Помойся пока, ты с дороги.
Душ. Точно. Три месяца мечтал о нормальном душе, а не о вахтовой душевой с вечно хлюпающим сливом и очередью из потных мужиков.
Стас зашел в ванную и замер. На полке стоял флакон мужского геля для душа. Темно-синий, с серебристой надписью. Незнакомый бренд.
Он никогда таким не пользовался.
Ванна тоже была чище, чем должна быть в отсутствие хозяина. Кто-то недавно принимал душ — на стенке кабины еще виднелись засыхающие капли.
Стас вытащил телефон, снова набрал Катю.
— Ты в ванной была сегодня?
— Да, — ответила она слишком быстро. — А что?
— Чей это гель на полке? Синий такой.
Тишина. Стас физически ощущал, как она лихорадочно ищет ответ.
— А, это... — наконец выдавила она. — Это я тебе купила. В подарок. Мужской гель, специально для тебя. Хотела сюрприз сделать, а ты всё испортил.
— И сама его попробовала? — Стас усмехнулся, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой комок.
— Да, — теперь в ее голосе появились капризные нотки. — У него такой приятный запах, не удержалась и помылась. Что тут такого?
Стас скользнул взглядом по баночке. Крышка чуть скошена, как бывает, если ее неправильно закручивают. Глянул на свое отражение в зеркале — осунувшееся лицо с трехдневной щетиной, воспаленные от недосыпа глаза. За стеклом душевой кабины — длинный темный волос.
— Стас? — позвала Катя. — Ты чего молчишь?
— Ничего, — он потер переносицу. — Приезжай, жду.
Он положил трубку и вышел из ванной, не включив воду. В спальне остановился перед шкафом, скользнул ладонью по дверце. Медленно открыл. Уткнулся лицом в висящие платья и футболки Кати, вдохнул их запах.
Глубоко под ребрами что-то дрогнуло и сжалось. Как там, на севере, когда услышал, что Пашка Лебедев сорвался с вышки. Тогда у Стаса тоже странно скрутило внутри — не боль, не страх, а что-то тяжелое, душное, чему и названия нет.
Полка с его вещами — футболки аккуратно сложены. Катя никогда не складывала его вещи — говорила, что это его забота. На одной футболке — едва заметное пятнышко от кофе. Он никогда не пил кофе в постели. Не любил крошки на простынях.
Стас вернулся в прихожую, поднял брошенную сумку. Вытащил телефон, набрал номер.
— Мам, привет, — сказал он, когда на том конце подняли трубку. — Слушай, можно я к тебе приеду? Да, прямо сейчас. Нет, ничего не случилось. Просто... соскучился.
Стас бросил трубку в карман, не дослушав встревоженных вопросов матери. Сел на диван, стиснул пальцами колени, разглядывая паркет под ногами. Он знал, что нужно делать. Три месяца в тундре упрощают многие вещи. Там, где нет полутонов, только белый снег и черное небо, начинаешь видеть чётче.
Когда ключ провернулся в замке, Стас уже складывал вещи Кати в большую спортивную сумку.
— Ты что делаешь? — она застыла в дверях спальни, пакеты с продуктами еще в руках, глаза круглые от изумления.
— Собираю твои вещи, — ответил Стас спокойно.
— Зачем?
— Затем, что ты здесь больше не живешь.
Катя моргнула. Нервно засмеялась, но смех оборвался, когда она увидела его лицо.
— Стас, ты что, из-за этого дурацкого геля? — она попыталась улыбнуться, но получилось плохо. — Да я реально его для тебя купила!
— Катя, — он поднял на нее глаза. — Хватит врать. Я устал.
— Я не вру! — в её голосе появились визгливые нотки. — Ты что, с ума сошел? Я, значит, жду тебя три месяца, готовлю, прибираюсь, а ты...
— Кто он? — перебил Стас.
— Кто?! — Катин голос сорвался на крик, пакеты соскользнули из рук на пол. — Ты что, меня в чём-то обвиняешь?
Стас не ответил. Молча вытащил ящик с бельем, вытряхнул содержимое в сумку.
— Стас, перестань! — она кинулась к нему, схватила за руку. — Ты не можешь так со мной! Я тебя ждала!
— Катя, — он поднял на нее глаза. — Просто скажи правду. Хоть раз.
Она дернулась, словно от удара. Отступила на шаг.
— А если я скажу, ты простишь? — в её голосе появилась странная надежда.
Левый глаз Стаса дернулся. Холод под ребрами разлился шире.
— Нет, — сказал он тихо. — Не прощу. Но хотя бы будет честно.
— Тогда зачем? — она обхватила себя руками за плечи. — Зачем тебе знать?
Стас промолчал. Закрыл сумку, застегнул молнию.
— Ты не можешь меня выгнать, — вдруг сказала Катя. — Это моя квартира тоже. Я плачу за нее коммуналку.
— Ты права, — кивнул Стас. — Можешь остаться. Тогда уйду я.
— И куда ты пойдешь? — она усмехнулась, почувствовав превосходство.
— К маме, — ответил он просто.
Усмешка сползла с её лица.
— Ты не можешь...
— Могу, — он пожал плечами. — Мне не нужно много. Документы, одежда, инструменты. Всё уместится в одну сумку.
Она смотрела на него, нижняя губа дрожала.
— Это из-за вахты, да? — спросила она вдруг. — Ты там совсем одичал. В этой своей тундре.
Стас повёл плечом.
— Может быть, — согласился он неожиданно. — Там видишь вещи чётче. Не отвлекаешься на ерунду.
— На ерунду?! — её голос снова взлетел вверх. — Три года отношений для тебя ерунда?
— Катя, — Стас вздохнул. — Ты изменяешь мне не первый раз. Мы оба это знаем.
— Не было никаких измен! — она почти кричала.
— Ладно, — он вдруг устало махнул рукой. — Неважно. Просто собирай вещи.
— Никуда я не пойду, — она скрестила руки на груди. — Это мой дом не меньше, чем твой.
— Хорошо, — Стас пожал плечами. — Тогда уйду я. Прямо сейчас.
Он прошел мимо нее в коридор, достал свою спортивную сумку, вернулся и стал невозмутимо складывать в нее вещи.
— Стас, — в её голосе появились слезы. — Ну хватит, а? Прости меня. Это была ошибка. Глупость. Больше не повторится.
— Неправда, — он даже не поднял головы. — Повторится. Мы оба это знаем.
— Да что ты вообще обо мне знаешь?! — она снова почти кричала. — Тебя нет дома больше, чем ты здесь! Три месяца я одна! Как будто я не живая!
— Я зарабатываю нам на новую квартиру, — тихо сказал Стас. — С твоей зарплаты кассирши мы только на еду наскребаем.
— Вот! — она торжествующе ткнула в него пальцем. — Вот ты как думаешь! Я для тебя — тупая кассирша! Ничтожество!
— Катя, — он наконец поднял глаза. — Я не говорил, что ты тупая. И не говорил, что ты ничтожество. Но между нами всё кончено.
— Из-за одной измены? — она подошла ближе, понизила голос. — Ну хочешь, я всё тебе расскажу? В подробностях? Может, это тебя заведёт? А потом я заглажу вину, а?
Она положила руку ему на плечо, скользнула пальцами по шее. Стас дернулся, сбрасывая её руку.
— Прекрати, — его голос охрип. — Это мерзко.
— Мерзко?! — её глаза расширились. — Так я для тебя мерзкая?!
— Нет, — он покачал головой. — Ты не мерзкая. Ты... другая. Не для меня.
— Не для тебя? — она издала короткий лающий смешок. — А кто для тебя? Эти твои работяги в тундре? Или может мамочка? Засунь свои нотации себе в...
— Катя, — он перебил её. — Просто собери вещи.
— Да пошел ты, — она вдруг заплакала, размазывая тушь по щекам. — Ненавижу. Сломал мне всю жизнь своими вахтами.
— Я пытался сделать лучше, — он не поднимал глаз. — Для нас обоих.
— Лучше? — она горько рассмеялась. — Ты себя в зеркало видел? На что ты стал похож с этими вахтами? Старик в тридцать лет!
Стас молча застегнул сумку. Поднял её, закинул на плечо.
— Мне отвезти тебя к маме? — спросил он.
— Иди ты сам!, — она отвернулась.
Стас кивнул сам себе, прошел в коридор. Методично обулся, застегнул куртку. Порылся в карманах, достал ключи от квартиры, выцепил один, положил на тумбочку.
Катя смотрела на него из комнаты, закусив губу.
— Автобус до твоей мамы через полчаса, — сказал Стас. — Я могу тебя отвезти, если хочешь.
Она неверяще покачала головой.
— Ты серьезно выгоняешь меня среди ночи?
— Сейчас шесть вечера, — ответил он. — И я предлагаю тебя отвезти.
— С чего такая забота?
— Потому что я не хочу, чтобы ты тут осталась, — просто сказал Стас.
Её лицо исказилось от гнева. Она кинулась в спальню, Стас услышал грохот — кажется, Катя пнула комод. Но через минуту она вышла с сумкой. Глаза красные, злые.
— Чтоб ты сдох в своей тундре, — она плюнула ему под ноги. — Никто тебя не полюбит, слышишь? Никто!
— Возможно, — согласился Стас. — Ты едешь?
Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Еду. Но не с тобой.
— Как хочешь, — он снова пожал плечами.
Она замерла у двери, словно ожидая, что он остановит ее. Обнимет. Попросит остаться. Но Стас молча смотрел в пол. Тогда она резко распахнула дверь и вышла, с силой хлопнув ею. Стас слышал, как она всхлипывает, спускаясь по лестнице.
Он опустился на диван, прикрыл глаза. Внезапно стало очень тихо. Только холодильник гудел на кухне. Стас сидел, разглядывая пустую квартиру. Затем медленно поднялся, прошел в ванную. Флакон синего геля всё еще стоял на полке. Стас взял его, повертел в руках, потом решительно бросил в мусорное ведро. Включил воду, разделся и шагнул под горячие струи.
Запахи чужого одеколона и духов Кати медленно смывались, утекали в слив. Стас стоял под водой, пока пар не заполнил всю ванную. Потом вышел, наспех вытерся и лег в постель. Он должен был чувствовать опустошение, злость, обиду — что-то. Но внутри было пусто и спокойно, как в тундре после пурги.
Телефон на тумбочке завибрировал. Звонила мать.
— Сынок, ты в порядке? — её голос звучал встревоженно. — Что случилось?
— Всё нормально, мам, — Стас невольно улыбнулся. — Просто я... домой хочу.
Он и сам не понял, что имел в виду. Может, её старую двушку на окраине с вечно скрипучим паркетом. А может — те редкие моменты, когда чувствуешь, что тебя ждут. По-настоящему.
— Приезжай, сыночек, — сказала мать. — Щи сварю, как ты любишь.
— Обязательно, — он сглотнул внезапный комок в горле. — Уже собираюсь.
Он отложил телефон, потянулся к брошенной на стул сумке. Впереди — новая жизнь. Как ни странно, в этот момент она казалась не хуже прежней.
Читайте также: