Очнулся Толя от того, что кто то стаскивал с него винтовку.
- Немцы, - мелькнуло в голове разом. Он решительно ухватился за приклад. Но руки отказывались повиноваться, совсем замерзли, И вдруг вместо немецкой речи он услышал девчачий голос.
- Ой, живой. Ты кто?
Язык тоже не хотел повиноваться. Толя только что то промычал в ответ и впал в беспамятство. Сколько времени Толя был без сознания, он, конечно, не знал. Очнулся от того, что правый его бок словно огнем прижигали. Было жарко, но не было никаких сил, чтоб подняться. Он застонал.
- Очнулся. - Опять тот же голос. - Слава Богу. Давай, Егор, поверни его. Штаны то оттаяли, разрезать надо, посмотреть, что там за рана.
Невидимый Егор бесцеремонно начал ворочать Толю, было слышно, как он стрижет ножницами ткань, стараясь не задеть рану. Когда дело было сделано и девушка с Егором начали потихоньку отдирать ткань, присохшую к ране, от боли Толя опять потерял сознание.
Перед его глазами опять появилась мать. Она глядела строго на него, как в детстве, когда он озорничал, а сама тянула к нему руки, звала к себе.
- Мама, мама, - забормотал он и открыл глаза.
- Не бойся, ты у своих. Мы партизаны.
Уже потом, позже Толе расскажут, как он попал в партизанский отряд. Отряд, это громко сказано. Когда немцы наступали, часть жителей той самой деревни, которую видели они с Мишкой перед боем, ушли в лес. Это были в основном девчата и парни, почти подростки, несколько стариков, женщин. Оружия у них, конечно, же не было, только пара охотничьих ружей. Про партизан они даже и не думали тогда, просто бежали в лес от зверствующих фашистов.
Не все жители решились сорваться с места. У кого дети малые, у кого старики ходить не могут. Остались в надежде, что немцы ведь тоже люди, не будут с немощными воевать. Надеялись, да сильно ошиблись. Разгоряченные быстрым наступлением и победами, враги не щадили ни детей, ни стариков.
Те, кому удалось уйти во время, обосновались в лесу, подальше от дорог. Приближалась зима. Выкопали землянки. Парнишки разом повзрослели. Собрались вместе со стариками, начали думать, как бороться с врагом. А как бороться, ничего у них нет, да и не знают, что делать. Это ведь не в войнушки с деревянными ружьями играть.
К отряду прибилось несколько солдат, выходящих из окружения, потом еще люди подошли. Постепенно, маленькими шагами, отряд начал действовать. Выбрали командира. И дело начало двигаться с места. Небольшие диверсии, они словно укусы пчел, не давали спокойно жить фашистам.
В эту ночь, когда утихли взрывы и наступила тишина, несколько человек из отряда отправились на поле битвы в надежде раздобыть побольше оружия. Вылазка для них получилась удачной. Сани загрузили трофейными автоматами, винтовками. Уже собирались возвращаться в отряд, когда натолкнулась Нина на Толю. Она удивилась, как красноармеец оказался у немцев. Но раздумывать долго некогда было, решила хоть винтовку с него снять. Все равно ведь ему уже ничем не поможешь. А он вдруг застонал. Так оказался Толя в этом маленьком отряде.
Нину обычно на такие вылазки не брали. Она в мирное время училась в медучилище на фельдшера, и оставалось ей отучиться всего то год, но война не дала закончить учебу. Сейчас в отряде она была единственной медсестрой. Поэтому и берегли ее. Случись чего, останутся без медицины. А тут она сама напросилась. Раненых пока нет. А ей тоже хотелось быть полезной.
Нина принялась рассматривать рану. К счастью пуля прошла по касательной, даже кость не задела. Но крови Толя потерял изрядно. Да еще и обморозился. Только вот с лекарствами совсем беда. Вместо бинтов рвали простыни, которые принесли из деревни.
На другой день отправили троих ребят в разведку. Просто необходимо было разобраться, где наши, где немцы. За эти дни все тут перемешалось. Командир приказал, чтоб дошли до наших, пусть там знают, что здесь в тылу у немцев есть небольшой отряд, готовый тоже сражаться.
Только рассвело, опять начался бой. Даже здесь, в лесу земля содрогалась от взрывов снарядов. Нина сидела возле Толи. Он иногда приходил в себя, тихонько стонал. Девушка ничем не могла ему помочь. Только повязка из самодельных бинтов. Никаких лекарств у нее не было. Оставалось надеяться, что молодой организм сам будет бороться.
- Только бы не было заражения, - молила Нина неизвестно кого.
В очередной раз, когда Толя пришел в себя, он смог рассказать о себе. Узнав, что девушку зовут Нина, он даже улыбнулся.
- Нина, так мою маму зовут.
Прошло несколько дней. У Толяна видимо ангел-хранитель сильный оказался. То, чего боялась Нина не случилось. Рана потихоньку начинала затягиваться. Только обмороженные места вздулись пузырями.
Толя теперь мог подолгу разговаривать с Ниной. Даже в это тяжелое время, девушка оставалась смешливой, интересной собеседницей. Она рассказывала о своей учебе, о жизни в общежитии в Москве. Толя тоже поведал ей о своей деревне, о друзьях.
- Видно ангел привел тебя ко мне, там на поле. Ведь я уже почти замерзал. И как только ты меня нашла.
А Нина рассказывала, как испугалась, когда он застонал. Ведь она и подумать тогда не могла, что он живой.
В землянку частенько заходили другие ребята, девушки и женщины. Каждый старался поддержать его, кто словами, кто кусочком сахара. Но Толя ждал, когда они останутся с Ниной наедине. Рядом с ней ему было хорошо, и вообще от нее веяло такой теплотой, что даже боль стихала.
Наконец Красной армии удалось завладеть высотой, к которой стремились в эти дни. Выгнали фашистов и из той деревеньки, где жила Нина. Радостная весть пришла в отряд. Больше половины отряда были жителями этой деревни. И тем радостнее было это известие. Ребята откуда то раздобыли лошадь. Отступая фашистам было не до животных. Самим бы ноги унести.
Домой, домой рвалось сердце. Но удручающая картина предстала перед людьми. Половина изб зияла пустыми глазницами окон. Половина домов была сожжена. Нина везла Толю, закутанного в овчинный тулуп к своему дому.
Глаза ее померкли, когда перед ней оказались сожженные руины. Девушка заплакала. Нет, никого не осталось. Где ее мать, маленькие сестры и брат. Ведь из-за детей мать не ушла в лес. Побоялась, что не смогут там малыши выжить. Никто не встретил, не обрадовался, что их освободили.
Нина плакала, а у Толи разрывалось душа от жалости к ней. Хотелось прижать, успокоить, укрыть от всех бед и ненастий. Но что он может сделать, если сам даже сесть не в состоянии. К дому, точнее к тому, что от него осталось, подъехала повозка с двумя сестричками, в белых полушубках, с красными крестами на рукаве.
Толя понял, надо что то делать. Иначе если они сейчас расстанутся с Ниной, то никогда уже не найдут друг друга. Он попросил листок бумаги и карандаш, написал свой адрес.
- Нина, вот мой адрес, напиши моей маме. А она уж перешлет письмо мне. Ты что дальше будешь делать?
- Воевать буду. Пойду, вон как они. - Девушка кивнула головой в сторону медсестер. - Думаю, что возьмут. Мне уже восемнадцать лет есть. А отряд наш, наверное, расформируют. Кто воевать, а кто дальше расти.
Возле них уже собрались товарищи по отряду. Не радостным было это прощание. У каждого из них в деревне оставались родные, или друзья, или просто добрые соседи. И вот, никого не осталось. Даже малолетние парнишки рвались идти дальше воевать. Командир умерил их пыл.
- Вот придет ваше время, тогда и пойдете. А сейчас здесь оставайтесь. Деревню надо восстанавливать. Что одни бабы без вас будут делать. Теперь вы тут за мужиков будете.
Попрощались. Деликатно оставили Нину с Толей наедине. Все замечали, что за то время, что Толя пробыл в отряде, сблизились они с Ниной. Хоть про любовь ничего не было сказано, да ведь видно же, молодые, дело к этому шло. Жаль только, что расставаться им приходится.
Нина склонилась к Толе. Он только твердил, чтоб написала ему обязательно. А там видно будет. Останутся живы, то он обязательно ее найдет. Нина склонилась к нему еще ближе и неумело ткнулась губами в его губы. Потом вспыхнула, щеки зарделись, но довольна была собой, что не постеснялась, насмелилась поцеловать его. Он то и руки толком поднять не может.
- Ну нам пора, - скомандовала одна из сестричек.
Повозка двинулась, Нина махала им вслед рукой, а потом прокричала:
- Я обязательно напишу. Ты только береги себя.
Уже из госпиталя Толя написал письмо своей матери. О своем ранении упомянул вскользь, как о мелкой неприятности. А о том, что еще и обморозился изрядно, вообще предпочел промолчать. За то написал, что встретил на войне девушку, которую полюбил. Пусть мать теперь ждет письмо от незнакомой ей девушки, которое будет написано для него.