- Мама, мне тебя не за что прощать. Многие женщины хуже меня живут, некоторые мужья пьют, некоторые руку на жен поднимают. Сергей не такой. Как бы то ни было, он не станет меня избивать. У меня свое счастье, мама, мои детки! В них моя радость, в них огорчения мои, в них все мое счастье, и вся моя жизнь.
Долго проездили братья. Мария места себе не находила. Собирались обернуться в два дня, в четыре едва уложились.
Районный городок мало изменился с тех пор, как братья приезжали сюда на ярмарки. Завод расширился, вырос рядом с городом поселок из двухэтажных и трехэтажных домов.
В первый день Егора Ильича не оказалось на месте. Володя совсем упал духом
- Ничего не выйдет, брат! Зря я батю не послушался, зря Машу уговорил. Теперь она мне всю плешь проест. Наверно, придется ехать обратно, а смогу ли я устроиться снова на свою работу, неизвестно.
- Володя, не переживай! Когда я приехал сюда, мне не то что работать, и жить близко села нельзя было. Все устроилось, как нельзя лучше. Работа нашлась, жилье, пусть каморка маленькая, но своя.
Девушка, в которую влюбился, но не смел признаться, сама захотела выйти за меня замуж, не испугалась того, что я калека безрукий.
Ты, брат, главное, верь! Не надо сдаваться! Ефимыч обязательно поможет. Он помнит их дружбу с Серегой, и кажется мне, чувствует себя виноватым в том, что наш дом сгорел, пусть он тут совсем не причем.
- Будем надеяться, что поможет. Куда теперь, Миш?
- Куда? А пойдем в ресторан, пообедаем, выпьем понемножку, или мы не заслужили?
- А че? Пошли, все равно день пропал. Потом ночлег будем искать.
- Нечего искать. При заводе есть что-то вроде гостиницы. Ефимыч сказал, там остановиться. Просто нужно сказать, что мы к Баранкину приехали.
- Здорово, пошли тогда! Честно сказать, я голодный, как волк, хочется чего-то горячего, жирного, острого!
Зашли в ресторан. Довольно чистое помещение, столешницы хорошо протерты, соль, горчица на столе. Взяли в буфете маленький графинчик во до чки. Володя пошел к раздаточной.
- Сиди, Миш, сегодня я тебя кормить буду!
Тесен мир! Лидия долго присматривалась к двум симпатичным молодым мужчинам, стоявшим у буфета. Один-то точно Мишка Ершов. Но как он возмужал, как посвежел, как раздался в плечах.
С ним Володька что ли? Тот самый Володька, что подглядывал в камышах, как они с девками голышом купались? Точно ведь он! Ох и хорош, ой, хорош! Может быть он не женатый, разведенный может?
Отвернувшись к зеркалу, Лидия провела помадой по губам, пощипала щеки, чтобы зарумянились, встала в раздаточной перед прилавком. На ней белый халат, на завитых в стружку волосах, кокетливая повязка с кружевом, в ушах золотые серьги, на руках пара колец.
Очереди, как таковой нет, всего человек пять. Лида, вся сама из себя, сплошная любезность. Не обслуживает, а танцует за прилавком, ловкая, подвижная, красивые пухлые ручки так и летают над тарелками с кушаньями, так и летают.
Голос приятный, лицо улыбчивое, клиенты довольны, не часто выпадает счастье увидеть Лиду в таком хорошем настроении.
Очередь дошла и до Володи
- Девушка, пожалуйста, два винегрета, два супа-харчо, два двойных шницеля, конечно, компот и хлебушка.
- Кого я вижу! Володенька, ты ли это? Разве ты не узнаешь свою землячку? Забыл, как мы в поповский сад за яблоками лазили?
Владимир пригляделся внимательнее. Из-под отекших век на него смотрели милые Лидкины глаза.
- Лида, ты? Как ты тут оказалась?
- Я-то, понятно, как. Мы же с Николкой развелись, мне жить как-то нужно, вот, работаю. Тебя в нашу дыру каким ветром занесло?
- Домой потянуло, Лида, в родные края!
- Ты один, или у тебя семья?
- Женат, Лидия, детей четверо. В этом отношении все нормально
Взгляд Лидии потускнел, четверо детей, это много, но, а вдруг?
- Один приехал Володенька, или с семьей?
- Ну, Лид, куда я без них? С семьей, конечно. Мы к Мишке приехали, да там работы путной нет. Твой Николай договорился на ваш завод устроить.
- Какой он мой, я давно замужем за другим. Замечательный человек у меня муж главным ревизором в Управлении работает.
- Повезло, значит, тебе! Кормить-то нас будешь!
- Конечно, поднос возьми! Долго пробудете в городе?
- Не знаю, как получится.
- Заходите вечерком, посидим, поболтаем, я сегодня до девяти, после свободна.
- Не могу обещать, Лид, еще не знаю, как день сложится.
Поели не торопясь, основательно. Володя все никак не мог прийти в себя
- Миш, какая хорошенькая была Лида, помнишь?
- Не знаю, уже сколько времени прошло.
- Она так изменилась, подряхлела будто бы. Мне кажется, она не хило выпивает.
- Все может быть, но я не знаю.
- Зачем они с Николаем разошлись, тоже не знаешь?
- Володь, там долгая история. Я одно скажу, виноват в их разводе Николай.
- Странно она сказала, мол, работать пошла, жить-то надо, а сама говорит, муж у нее хороший. При Николае у нее не было необходимости работать.
- Слушай, какое наше дело до какой-то Лиды? Или тебе интересно о ней узнать? Зачем?
- Да, не за чем, просто странно так встретились, неожиданно.
- Ничего в этом странного нет. Я тут фронтового друга встретил, которого считал погибшим.
- Да, я помню, ты писал. Как он поживает, видитесь с ним?
- А, то? Все праздники вместе отмечаем. И так бывает, соберемся, посидим, то у них с Галией, то у нас. Хорошая у них семья, жена замечательная, тесть с тещей души в нем не чают.
- Здорово! Жаль, Мишка, что мы с тобой в разных местах будем жить, я так мечтал, что буду с тобой рядом.
- Ничего, будем ездить друг к другу в гости, можно отдыхать вместе.
- Только бы суметь устроиться на работу. Знаешь, Миш, не хочется обратно возвращаться. Хотя, переживаю сильно за батю. Прощаясь, он смотрел на меня такими тоскливыми глазами, так горько улыбнулся, словно прощался навсегда, обнял крепко-крепко и оттолкнул.
- Кто знает, Володь, может и не встретимся больше мы с ним. Я сколько лет собираюсь съездить, все откладываю, то денег не хватает, то какие-то дела, хлопоты какие-то.
Вроде сейчас должно что-то измениться. Знаешь, я ведь вечернюю школу окончил, в техникум поступил. Если смогу закончить, технологом у себя на предприятии стану работать. Сейчас мы расширяемся, нынче повидло яблочное стали варить, дальше варенья пойдут.
- Молодец ты какой, Мишка!
- Это все Ульяна, она у меня такая заноза, если чего-то захочет, не отстанет. Я, брат, все больше по маме скучаю, как ее не стало, отдалился от нас отец.
- Зря ты так, Миша. Тетя Груня нас за родных считает. С детьми нашими водилась, не делила никогда наших и Вериных. Маму не вернешь, а бате как-то выживать надо было. Женщина может одна справиться, а мужчине тяжело.
- Ты телеграмму послал, что доехали?
- Как же, из Казани послал и из вашего города, получили наверно. Они с тетей Груней твои письма хранят, в коробочку складывают. Если долго от тебя вестей нет, отец старые письма читает. Жалко его, старый стал. Скучает, наверно, поговорить не с кем, с Сергунькой особо не поговоришь.
Точно, с Сергеем беда! Сердится на отца за то, что Владимиру денег дал, отпустил, а ему ничего не дал, чтобы уехать не смог. Все из-за Веры и Агриппины. Не захотела она дочку от себя отпускать, отца науськала, а он, старый, из ума уж выживает, все под ее дудочку пляшет.
Надоело все, Вера все с детишками, да с Маринкой, доброго взгляда не увидишь, ласкового слова не услышишь. Посмотреть, покорная, все у нее, ладно Сережа, конечно, Сережа. А в глаза не смотрит, прячет то, что у нее есть на душе.
Сейчас еще сестренки приехали, принесла их нелегкая, около Веры целыми днями толкутся, чего-то они шьют, чего-то кроят. То все уйдут к отцу, сидит Сергей один, как сыч. Зовет его Вера с собой, да неохота ему туда, злость на отца никак не проходит, не хочется с отцом разговаривать, тем более с Агриппиной этой.
Погостили Люба с Надей у матери, купили сестре швейную машинку, нарядов Наташе и Марине пошили. У Агриппины от счастья сердце заходится. Живы ее дети, Бог велит, и Николенька объявится. Отдохнут немного, на работу устроятся, замуж еще успеют выйти и детей нарожать.
Не знает мать о планах своих дочерей. Не собираются они жить в Магнитогорске. Сразу с порога не сказали матери об этом, чем дальше, тем труднее стало сообщить маме, что они задержатся ненадолго. Тяни, не тяни, говорить-то надо. Надежда села вечерком возле мамы на топчан
- Мама, мы уже погостили, даже больше, чем думали, нам пора уезжать
- Ох, куда это? Зачем?
- Мама, мы с Любой заранее договорились со знакомыми, что приедем к ним в Казань. Там есть завод, выпускающий химическую продукцию. Вот там и устроимся, наших несколько человек на этом заводе работают. Там сразу дают общежитие, зарплату хорошую платят.
- Как же так, дочка? Неужели вы нас бросите тут одних?
- Мама, почему одних, с вами Вера с ребятишками, Сергей. Я тебе обещаю, мам, как только заработаю квартиру, заберу вас с Афанасьичем.
- Чего нас забирать, мы не больно немощные, не нуждаемся в опеке, слава Богу. Ничего, доживем и здесь. Езжайте, если уж так приспичило.
- Зачем ты сердишься, матушка? Люба так и так уедет, у нее скоро Мирон отслужит, и они поженятся. Мирон никак здесь не останется, он родом из Татарии, родители под Казанью живут.
- Вот как? Значит он едет к своим родителям, а вы вдвоем за ним? О своих родителях думать не надо? Люба! Ты почему ничего не говоришь? Так бы и вышла молчком замуж? Так бы и не сказалась матери?
- Матушка, о чем еще говорить? Мы просто разговаривали, обещал Мирон, что приедет в Казань, найдет меня и мы поженимся. Но ведь это только разговоры. Там, где мы были, женщин очень мало, может ему показалось, что он влюбился? Приедет в Казань, там таких, как я перестарок, пруд пруди.
Не сердись на нас, мама, пожалуйста! Мы не можем с Надюшкой жить в разных местах, столько лет рядом, в одной комнатушке. Не может она остаться с вами.
Мама! Я хочу поехать в Казань, не привыкла я так и к этому городу. Все хожу и оглядываюсь, нет ли конвоя. Здесь мы всегда будем чувствовать себя несвободными. Не держи на нас сердца, матушка, отпусти!
- Будто вам нужно мое разрешение, поезжайте, раз вы так решили. Одна Вера и есть у меня. Она-то уж нас с Афанасьичем не оставит.
Уехали сестры, будто бы их тут и не бывало. Затосковала Агриппина, плачет все, обижается на дочерей, Вере выговаривает
- Вот ведь как, Верушка, одинаково вас растила, никого не выделяла, а разные вы у меня выросли. Ты, вон, каждый день молишься, веру свою не оставляешь, родителей и мужа почитаешь, а младшие что?
Живут, как хотят. Косы отстригли, крестов на шее нету. Почему так-то, а, Вера?
- Матушка, они ведь совсем малы были, когда нас сослали, не помнят они церкви нашей, батюшку нашего забыли. Я же выросла среди певчих, церковь убирала, молитвы с батюшкой учила, вот во мне и осталось. Не держи на них сердца, не обижайся, лучше мы молиться станем за них.
- И то верно, ты любимицей у отца была, готовили тебя в жены священника. Если бы не вся эта катавасия, ты бы сейчас проживала в любви и благополучии, счастливая бы была. Дочь, я вижу, как тебе тяжело с Сергеем жить. Черная у него душа, чем он старше, тем больше в его душе черноты.
Прости меня, доченька, сгубила я твою жизнь. Я думала, Сергей тебя любит, и эта любовь поднимет его, он станет мягче. А, видишь, как получилось. Любить-то он тебя любит, но не душою, а только грешным телом. Тебе это тяжело. Простишь меня, Вера?
- Мама, мне тебя не за что прощать. Многие женщины хуже меня живут, некоторые мужья пьют, некоторые руку на жен поднимают. Сергей не такой. Как бы то ни было, он не станет меня избивать. У меня свое счастье, мама, мои детки! В них моя радость, в них огорчения мои, в них все мое счастье, и вся моя жизнь.
- Ты утешаешь меня, успокаиваешь, спасибо тебе, что зла на мать не держишь. Вера! Что я хочу тебе сказать. Когда я ум ру, ты почитай сорок дней Псалтирь, ладно, дочь?
- Матушка, что это еще за разговоры? Никто не знает, кто из нас вперед уйдет. Я даже просить тебя не стану, знаю, если случится тебе меня хоронить, ты почитаешь все, что нужно.
- Верушка, не пугай меня, тебе ли говорить такие вещи, у тебя дети, муж у тебя. Чтобы я больше от тебя не слышала таких слов.
- Вот и договорились, матушка, ни ты, ни я, больше не станем такие разговоры заводить. Пойду я, мама, домой, темнеет уже. Ребятишки одни, Сергей на смене. Если не хочешь оставаться одна, пойдем к нам, у нас ночуешь. Афанасьич только утром придет.
- Нет, Вера, вставать с постели, одеваться! Нет. Дома буду спать. Ты мне травку мою подай, на плите стоит. Ох, довели меня мои доченьки. Как я по ним скучала, как тосковала, сколько слез пролила, а они прилетели, как залетные птицы и упорхнули, не нужна им мамка старая.
Вера напоила маму настоем травки, обняла ее перекрестила. Прослезилась Агриппина, перекрестила тоже дочь.
- Ступай с Богом, дочь, да будут благословенны все твои дни!
- Мама все тебе вставать придется, закройся за мной, ладно?
- Да, сейчас встану, мне все равно на улицу сходить нужно. Закроюсь.
Вера оделась, постояла у порога, словно вспоминая, что она забыла сделать? Не вспомнила, ушла. Торопилась к детям, а на сердце щемит, так щемит, жалко маму одну оставлять. Эх сестренки, пожили бы еще хоть недельку, нет умчались.
Продолжение Глава 50