Промолчала Галия. Куда она пойдет? Какое ей веселье? Она уже повеселилась, все свое счастье перечеркнула. Сын есть, а она не смеет его на елку повести, без мужа родила. Не только сама несчастной стала, и сын всю жизнь будет обижен. Нет у него защиты, нет отца.
Страшно Агзаму казаться на глаза родителям. Уверен, обрадуются и мать, и отец, обрадуются, что их сын живой. Какой бы ни был, но живой. Будут ли рады сестренки, обнимут ли его друзья, соберутся ли на вечеринку, чтобы отметить его возвращение?
Добрый человек подвез его в своих розвальнях до перекрестка, дал попону укрыться. Наверно, если бы не гражданская одежда, побоялся его подобрать. От перекрестка до села всего с пол километра. Эти пол километра показались Агзаму самыми тяжелыми в дороге домой.
По селу шел, не поднимая головы, не оглядываясь по сторонам. Зимой, в такой мороз, на улицах села бывает пустынно, нет ни ребятишек, ни стариков на завалинках. Повезло, никто не попался навстречу, никто его не видел.
Вошел в невысокие ворота, стараясь не лязгнуть щеколдой, словно вор, пробирающийся в чужой дом. Двор, как всегда, чист от снега. Они с отцом всегда его вывозили, чтобы весной не затапливало, и сейчас, видимо, так же. Крыльцо подметено, на нижней ступеньке лежит метелка из полыни.
Агзам смел снег с валенок поднялся по ступенькам, стараясь не сильно скрипеть, осторожно открыл двери. Вошел. Все, как прежде, тот же стол под клеенкой, та же лавка, беленая печь, за которой закуток, называемый кухней. Напротив дверей, перегородка, отделяющая большую комнату, голубые с красными розами шторы в проеме.
Мамин родной голос
- Эй, кто там, кто пришел? Чего молчите? Хамит? Ты так рано вернулся?
Агзам проглотил тугой ком в горле, прокашлялся, выдавил из себя с трудом
- Мама, это я пришел!
Послышался скрип кровати, Агзам кинулся в комнату. Мама, его постаревшая мама, в старом застиранном платье, как обычно, в белом платке, шагнула к нему навстречу, упала к нему на грудь, приникла, едва переводя дыхание.
- Сынок! Мой сынок! Ты живой, это правда ты? О, Аллах всемогущий, благодарю тебя!
- Да, мама, это я, и я живой! Я вернулся!
- Я же говорила отцу, что наш сын жив, а он не верил.
Не сказала мать, какие слова сказал отец, узнав о его гибели. «Пусть лучше так, чем, как сын Асии, пропавший без вести. Сиди и жди, когда скажут, что он попал к фашистам в плен. Я, хотя бы знаю, мой сын настоящий мужчина, а не трус. Я могу им гордиться».
- Мама, я сам до сих пор не верю, что остался в живых. Как вы тут?
- Сынок, раздевайся сначала, садись за стол, я сейчас самовар поставлю, чаю с тобой попьем. Отец не скоро придет, он все так же в бригадирах. Девчонки обе нынче в техникум поступили. Одна на зоотехника, другая на агронома. Отец так велел.
Я тут приболела, простыла, холодно и сыро на ферме зимой, да и сквозняки. Уже выздоравливаю, температура спала.
Агзам снял цигейковую шапку, полушубок, который носил еще до войны, повесил на гвоздь. Таскира-апа приметила сразу, к жене сначала заезжал ее сын, у нее переоделся. Значит, знает все про нее, не придется ей рассказывать.
- Садись, сынок, сейчас хлеба нарежу, слава Аллаху, без лебеды хлеб едим, творог свой, молоко к чаю. Корову сумели сохранить, хоть и отощала сильно, кроме сена нечем кормить. Только заварки нет, сынок. Траву всякую завариваем. Сейчас душицы заварю с малиновым листом.
- Мама, я принес заварки, теща передавала. Заварки просила передать и немного сахара.
- Спасибо, сынок, не надо было тебе у них брать.
- Почему, мама?
- Как сказать, последнее, наверно, отдали. Откуда взяться у них чаю, да сахару, они беднее нас живут.
И матери, и сыну в одно и то же время пришла мысль в голову, откуда у родителей Галиябану столько сахару, чтобы гостинцы раздавать. Но оба не сказали об этом вслух.
Таскира-апа села рядом с сыном, погладила дрожащей рукой его коротко стриженную поседевшую голову
- Сынок, Агзам мой, ты весь седой, тяжело тебе пришлось?
- Да, мама, нелегко. Знаешь, я сейчас думаю, лучше бы я погиб. Мне и сейчас страшно трудно. Я же был в плену, боюсь отцу в глаза посмотреть. Как я докажу, что не виноват? Мама, я был контужен, я без памяти был. Мама, ты же знаешь, я просто так никогда не сдаюсь.
- Верю сынок, знаю, ты по своей воле в плен бы не попал. Ты отца не бойся, ты же его кровь, все обойдется, главное, ты жив, мой сынок. Ох, чего это я расселась? Сейчас покормлю тебя.
Таскира-апа вынесла самовар на стол, поставила перед сыном блюдо с творогом, тарелку с хлебом, чаю с молоком налила
- Ешь сынок! Чай горячий пей!
- А ты сама, мама?
- Я не хочу, сынок, недавно обедали, чаю с тобой попью. Еще поверить не могу, что ты живой, сидишь передо мной. Не сон ли это?
- Сам не верю, мама! Столько моих товарищей погибло, ты себе представить не можешь, что такое лагерь для военнопленных. Все до сих пор перед глазами стоит.
- Ничего, Агзам, ничего, со временем все забудется. Я смотрю, ты в довоенной одежде, и рубашка на тебе та же, в которой перед во йной в гости к нам приезжал. Сохранила, значит, Галиябану твою одежду. Себя для тебя не сохранила. Как же дальше-то жить будете? Ты ее простил?
- За что мне Галию прощать? Она похоронку получила. Уходя на фронт, я сам ей наказал, чтобы не оставалась одна, выходила замуж, детей рожала, счастливой стала, иначе и я буду на том свете несчастлив.
- Так-то ты правильно сказал, сынок! Никто не может всю жизнь оплакивать покинувшего этот мир. Наш пророк сказал, люди не должны оставаться одинокими. Однако, твоя Галия не замуж выходила, она прижила ребенка от женатого русского мужика! Грех-то какой!
- Может ты и права, мама, может это и грех. Но кому было бы лучше, если Галия оказалась замужем? Мне бы куда деваться?
- Как куда? Девушек незамужних полно, женился бы на другой.
- Мама, я не могу и не хочу жить с другой женщиной. Да, мне неприятно знать, что кто-то касался моей Галии. Но мне все равно, законный он ей был муж, или нет. Все равно, понимаешь? Я рад, что Галия не замужем.
- Выходит, ты вместе с ней живешь, в ее доме?
- Нет, я ночевал у тещи с тестем, она у себя. Мы еще не сошлись, но обязательно снова прочитаем никях, снова женимся.
- Сынок, ты бы не торопился, у нее же сын, зачем тебе чужой ребенок? Ты хоть его видел?
- Нет, мама, не видел. Галия не приводила мальчика. Однако, я уверен, не смогу я не полюбить сына Галии. Он не виноват, что не от меня родился, он ребенок. Просто мне нужно немного времени прийти в себя, привыкнуть, что у меня есть сын.
- У тебя есть сын? Агзам, сынок, это не твоя кровь!
- Какая разница, кровь у всех красная. Павлик, сын Галии, значит, станет и моим.
- Сынок, она ему даже имя русское дала, может она его и покрестила? Может она ради этого русского и сама покрестилась? Ты же ничего о ней не знаешь.
- Мама, скажи, зачем ты на Галию наговариваешь? Она бы мне никогда не стала врать. Галия рассказала мне всю правду о себе, ничего не скрыла, я уверен, я ее знаю.
Зря Агзам считал, что его никто не видел. Видели, как он вошел в калитку к бригадиру Хамиту. Не прошло и пары часов, вся деревня знала, вернулся Агзам, сын Хамита, которого считали погибшим в самом начале во йны.
Дошел слух и до самого Хамита. Побросав дела, он зашагал домой. Вошел. Да на самом деле, вот он сын, живой, сидит за столом, чай пьет.
- Здравствуй, сын!
Агзам встал из-за стола, подошел к отцу, посмотрел ему в глаза виноватым, умоляющим взглядом
- Отец, прости!
- За что мне тебя прощать, сынок?
Хамит скинул полушубок и шапку на лавку
- Я говорю, за что просишь прощения, Агзам? Наверно ты не был в плену, а? Я думаю, такой храбрый сын, как ты, воевал в партизанском отряде. Или я ошибаюсь, наверно ты был разведчиком и работал в тылу врага? Не так?
- Не так отец! Я был в плену, в концентрационном лагере. Но я не предатель, я не стал, как некоторые, воевать против своих, за что и страдал. Я прошел проверку, отец! Я чист перед Родиной.
- Спасибо, сынок! Порадовал отца, чист он перед Родиной. Тебя признали невиновным, как ты докажешь это своим односельчанам, мне, как это доказывать? Как ты собираешься с этим жить?
- Я понимаю, отец, мне бы лучше погибнуть, прости, что выжил и опозорил тебя. Прости!
Таскира встала рядом с сыном
- Хамит! Ты что такое говоришь? Сын вернулся живой, ты этому не рад? Он через такие муки прошел, тебе его не жаль? Он, твоя кровь и плоть, ты думаешь не о нем, а о том, что люди скажут?
- Кто сказал, что я не рад? Рад, что живой, жалко мне тебя, сын! Но, как мне признать, что моя кровь и плоть, мой сын, в которого я так верил, оказался трусом, попал в плен, сдался врагу?
- Отец, я был контужен, без памяти был. Я бы не сдался.
- Слыхал я, все бывшие солдаты, попавшие в плен, так говорят. Ладно, куда деваться, перенесем и это. Живи, поправляйся, дальше видно будет.
Две недели прожил Агзам дома. Никуда не выходил, лежал, смотрел в потолок. Выпадет снег, огребет его. Надо убраться у скотины – уберется. Дома тихо, отец ходит мрачнее мрачного, мама уговаривает его, плачет.
Сестренки приехали на выходной. Вроде бы обрадовались брату. Однако, в клуб не пошли, стыдятся, у всех братья, как братья, а их Агзам в плену побывал.
После выходных в дом явился председатель Сельсовета, узнать, долго ли собирается пребывать на территории его Сельского совета бывший военнопленный Давлятшин Агзам. Агзам успокоил его
- Не надо переживать, уважаемый председатель, я приехал только навестить родителей. Завтра уезжаю по месту постоянной прописки к жене и сыну.
Выдохнул председатель, кажись, ничего плохого, вернулся человек с фронта. С другой стороны, кто его знает, может он неблагонадежный, может завербованный вражеский агент. Долго ведь в плену был.
- Вот и славно, вот и правильно! Каждый гражданин должен жить по месту прописки.
Плакала Таскира-апа, не хотела отпускать от себя сына
- Сынок, они привыкнут, давай, пропишешься у нас, девушку хорошую тебе посватаем, будешь жить, как все.
- Мама, ты сама говоришь, сама не веришь своим словам. Мне здесь не место, поеду к Галие. По крайней мере тесть и теща не осуждают меня, приняли, как родного сына. И в городе устроиться легче. Это здесь я, как бельмо на глазу, в городе, пусть он не большой, я, не один такой. На меня не станут смотреть, как на прокаженного.
Две недели прошло, Агзам не возвращался. Галия сразу знала, он больше не появится в ее жизни. Внутри пустота и горе горькое, она второй раз потеряла мужа. Свои вещи из дома Галия перенесла к родителям. Сил разбирать нету, скидала узлы в чулан, так там и лежат. В дом она не ходит и не топит печи. Пропади этот дом пропадом!
Через два дня Новый год. Первый раз за долгое время, на Хлебозаводе организовали елку для детишек, подарки сладкие приготовили. Все женщины в приподнятом настроении, первый Новый год после во йны.
Бригадир Развалова Зоя Никитична, веселая, разухабистая женщина лет сорока пяти, любившая выпить в нерабочее время, теребила Галию
- Ну, чего ты ходишь вареная? Плюнь на все! Подумаешь, мужик уехал, значит так нужно! У тебя свой дом, родители рядом, есть к кому ребеночка спровадить, живи и радуйся!
Я тебе такого мужика сосватаю, век благодарить станешь. Себе бы взяла, да молод он для меня. Да и куда мне? Есть у меня уже мужичонка, эх, хорош! Тащит вареным и жареным! Шоколад у меня не переводится, ну, и выпивка тоже.
Галия отмахнулась
- Зоя Никитична, ни к чему мне это. Был уж такой мужичонка и у меня, нет в этом ничего хорошего. Я бы очень хотела мужа своего вернуть, другие мне не нужны.
Зоя приподняла выщипанную бровь, игриво подмигнула зеленым глазом
- Галиябанну! В Новый год не наша смена. Встречаем Новый год у меня! Поняла? Заметь, я никого из бригады не приглашаю, только тебя. Галия, он тебя уже видел, и очень хочет познакомиться с тобой, прямо вожделеет! Не теряйся, не каждый день нашему брату выпадает такой случай!
Промолчала Галия. Куда она пойдет? Какое ей веселье? Она уже повеселилась, все свое счастье перечеркнула. Сын есть, а она не смеет его на елку повести, без мужа родила. Не только сама несчастной стала, и сын всю жизнь будет обижен. Нет у него защиты, нет отца.
Идет Галия с работы, усталая, натаскалась мешков с мукой, намесилась теста, руки, плечи, спина отваливается. Холодно, слезы замерзают на ресницах, а не плакать она не может. Не вернется Агзам, и ничего с этим поделать нельзя.
- Галия, как хорошо, что не разминулся с тобой! Замерзла? – Агзам стоит перед ней и улыбается, как раньше – здравствуй, родная моя, я вернулся навсегда. Теперь мы не расстанемся, слышишь меня?
Продолжение Глава 25