- Другого мужика захотела, Галинка, молодого? Пока Николай Ефимыч содержал, кормил, одевал, нужен был, ах как жарко обнимала, как сладко целовала. Дрянь, такая же, как все, дешевка, пошла из моего дома.
- Сына отдай, отдай Павлика! Не нужен мне твой дом, только мальчика моего отдай!
Агзам увидел, словно сквозь туман, скорбное лицо своей Галии. Годы, разделившие их, тонкой паутиной легли на это лицо. Он не замечал ребенка на ее руках, жадно, пристально вглядываясь в облик молодой женщины, выискивая черты своей юной Галии.
Он слышал голос Галиябану, чуть изменившийся, чуть надтреснутый, но все же ее, родной голос, не понимая, о чем она говорит. Слова для него неважны, главное, Галия жива! Она жива! Он видел столько погибших, замученных женщин и молился, все, что угодно, только пусть минует эта участь его любимой Галиябану.
Нужно убрать паутину с ее лица, разглядеть ее глаза, обнять, почувствовать, вот она, и все! Можно снова дышать, снова начать жить.
Агзам поднялся, сделал несколько шагов и едва не упал, пытаясь обнять Галию. Мальчик на руках жешщины испугался чужого человека и громко заплакал, отталкивая его обеими ручками
- Уйди, мама моя! Уходи!
Ясмина живо подбежала к дочери, выхватила Павлика, унесла его к окошку, успокаивая, что-то показывая на улице, стуча пальцами по стеклу. Этот стук отозвался в голове Агзама ударами молотком по рельсам, мешал.
Он стоял напротив Галии беспомощно опустив руки, ребенок, ее ребенок. Он есть, и он прав, Галия его мама. Не паутина разделяет их, ее можно разорвать, ребенка, его никуда не денешь, ему Агзам не отец, у него есть свой папа, и он живой.
Галия все поняла. Она не стала пытаться объяснять, что ее мальчик для них не помеха, ребенок привыкнет к нему и полюбит, у Павлика нет отца, нету, а он ему нужен! Сердцем почувствовала, сейчас бесполезно что-то говорить.
Просто, взяла в ладони постаревшее, горестное лицо своего мужа, заглянула в выцветшее за время разлуки глаза, прикоснулась губами к его холодным губам, и отпустила.
Однако, Агзам не ушел. Несмело, осторожно обняв, положил голову жене на плечо, закрыл глаза и замер, вдыхая любимый запах ее кожи, чувствуя, как бьется кровь в ее жилах.
Галия жива! Миллионы женщин, которых так же любили, ради которых выживали, растерзаны, сожжены в печах, а его Галиябану жива!
- Галия! Я вернулся! Тебя обманули, прислав на меня похоронку. Ты ни в чем не виновата, ты выживала, как могла. Спасибо, ты смогла остаться живой! Я безумно счастлив, что могу снова обнять тебя. Еще не верится, что ты рядом, кажется, это сон, приснившийся мне на чужбине
Галия не могла говорить, задыхаясь от слез, копившихся годами, теперь льющихся безудержно, словно весенний поток. Она молча кивала, да, она слышит, да, да, все так, да, она тоже счастлива.
Ясмина передала Павлика на руки мужу, подошла к дочери и зятю, обняла их обоих сразу
- Ну, хватит лить слезы! Оба остались живы, радуйтесь! Сколько любимых разлучила навеки проклятая во йна! Галиябану, раздевайся, усаживай мужа за стол, корми, он вернулся!
Надев телогрейку и накинув шаль, Ясмина забрала у мужа Павлика и мотнула головой в сторону двери, показывая мужу, мол, айда, чего сидишь!
- Галиябану, мы с Павликом погуляем, да я уложу его спать, ты корми мужа-то. Суп на плите еще теплый. Вазих, ты идешь или нет?
Очень хотелось Вазиху поесть супу с лапшой, да с гусятинкой, но, с Ясиной не поспоришь, оделся и пошел. Конечно, им не до гуляния, судьба дочери решается. Ох, как-то все сложится? Смогут ли двое понять друг друга?
Больно за них и жалко до слез, но есть все равно хочется. Войдя в дом Галиябану, Вазих первым делом проверил, есть ли еда. У Галии тоже суп на плите, правда постный, но все же! Хлеб есть, чай есть, ну и слава Аллаху!
Галия налила суп в миску, подвинула к Агзаму хлеб на тарелке.
- Ешь, Агзам, ты, наверно, голодный с дороги?
- Да, Галия, я очень сильно проголодался. Я поем, поем!
Ложка дрожала в его руке, проливая капельки супа на клеенку. Агзам подставил под ложку кусок хлеба, проглотив первую ложку супа и откусив кусок хлеба, не смог более удерживаться. Он жадно вгрызался в горбушку, едва не мыча от блаженства чувствовать во рту вкус хлеба.
Галия все понимала, не знала, что такое голод, но понимала.
- Ешь Агзам, ешь! Я сейчас, только самовар поставлю. Сейчас приду, ешь!
Галия вышла в сени, будто бы за углем и оставалась там, дрожа от холода и от удерживаемых слез. Пусть поест спокойно ее муж. Он не должен знать, как ей больно видеть его, такого голодного, постаревшего, замученного.
Агзам сейчас не способен думать ни о чем. Он с жадностью съел кусок хлеба, потянулся за вторым, воровато оглянулся, как будто хотел убедиться, что никто не видит, схватил кусок и снова мигом съел. Взяв миску, выпил жижу через край, вычерпал ложкой и съел остальное в мгновение ока.
Галия вошла и увидела мужа, сидящего перед пустой миской, с виноватыми глазами. Подбородок и рубаха на груди у него были мокрыми от пролитого супа.
- Галия, я не заметил, как съел весь суп. Ты же тоже голодная.
- Агзам, мама сварила полную кастрюлю супа, ты сейчас отдохнешь, мы с тобой вместе еще раз поедим. Ладно?
Намочив под умывальником кончик полотенца, Галия вытерла подбородок и шею мужу. Он подчинился, словно маленький ребенок, заглядывая виновато в глаза жене.
- Спасибо, жена! Извини меня, я и рубашку чистую испачкал, тебе снова стирать.
- Ты сказал, жена? Агзам, я все еще твоя жена?
- Да, а кто ты мне? Кто я тебе? Я не могу быть больше ничьим мужем, Галия. Мы с тобой снова поженимся, заживем заново, построим свой дом.
Внутри у Галии похолодело. Не пойдет ее Агзам в дом, который ей подарил другой мужчина, не сможет он принять ребенка от другого. Сейчас он сам верит, что у них все сложится. Сложится ли?
- Да, Агзам, обязательно построим. Пойдем, я тебе дам чистую рубашку, переоденешься, ляжешь, отдохнешь.
- Галия, кто спал на этой кровати, пока меня не было?
- Никто Агзам, она так и стояла. Ложись, дорогой, я тебя укрою маминым покрывалом, как делала раньше. Ложись, поспи немного.
- Галия, ты полежи рядом со мной, просто полежи. Мне так хочется почувствовать твое тепло, я столько лет мечтал лечь на свою кровать и обнять тебя.
- Да, Агзам, конечно!
Подав мужу чистую рубашку, Галия убрала вышитую накидку с подушек, взбила их, положила рядышком. Агзам, как всегда, лег у стенки. Вытянулся весь, привыкая к мягкой постели. Галия укрыла его покрывалом и прилегла рядом.
Лежали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Никто из них не решался протянуть руку, обнять, словно между ними стояла невидимая преграда. Наконец, Галия решилась и положила руку на грудь мужа. Он облегченно выдохнул всей грудью, повернулся к ней и обнял.
Так они пролежали долго-долго, до самой темноты. Потом Галия еще раз накормила мужа, расправила кровать, уложила спать.
- Спи родной, спокойной тебе ночи! Я приду завтра только вечером, с утра мне на работу. Слышишь?
- Да, Галия, слышу, ты завтра придешь.
- Вечером приду, не жди с утра, ладно?
- Да, ты придешь!
- Сейчас родители вернутся, а ты спи, отсыпайся, а я пойду, спокойной ночи, мой хороший!
Агзам не слышал, как пришли родители Галии, как они ужинали, тихо переговариваясь, как легли спать. Он просто провалился в сон, как в глубокую яму, отключившись совсем.
Галия не спала, она проплакала всю ночь. Ничего не выйдет у них с Агзамом. Он сейчас просто не в себе. Поправится, придет в себя. Агзам простил ее, но не сможет он забыть, что у нее был другой мужчина.
Пока ее муж был в плену, его терзали, мучили, она была с другим, ублажала другого, и это было ей не противно, она чувствовала себя любимой. Стыдно об этом вспоминать, но она хотела этого мужчину. Любить не любила, но желала быть с ним, ждала, отдавалась с наслаждением. Ужас, стыд, но это было!
Нет, не имеет она права на любовь Агзама. За что ему такое наказание, делить с ней ее позор? Он этого не заслужил. Пусть отдохнет ее Агзам немного и отправляется к родителям. Они-то знают, как верно ждала его жена. О Павлике знают, приезжали, видели, спрашивали, почему по-русски назвала ребенка?
Галия видела, какими глазами смотрела мать Агзама на ее сына. Для свекрови ее сын приблудыш, недоразумение, которого не должно быть. Пусть. Пусть будет так, Агзама мать к Галие больше не отпустит.
Три дня прожил Агзам у родителей Галии. Она приходила каждый день, но без сына. Оставаясь вдвоем, все, что они себе позволяли, взяться за руки или обняться. Никто из них не делал попытки сблизиться.
На четвертый день Галиябану собирала мужа в дорогу, стараясь запихнуть в его сумку, как можно больше вещей. Пусть заберет, пригодится все, когда еще он сможет работать.
Не надо бы ничего оставлять, Агзам не вернется. Разве через много лет, чтобы повидаться, вспомнить молодость, вспомнить первую любовь.
Проводила Галиябану мужа до автовокзала, обняла крепко-крепко
- Прощай, мой родной, прощай, любимый мой! Вспоминай обо мне иногда!
- Галия, что за слова? Будто ты прощаешься со мной навсегда. Я скоро вернусь, только повидаюсь с матерью, с отцом, с родными и вернусь
- Да, Агзам, обязательно вернешься, я знаю! Прощай! Садись в автобус, а то уедет без тебя!
- Галия, жди! Я непременно приеду!
Не ждала. Не вернется Агзам. Однако, когда через неделю вечером постучались в двери, она выскочила, в чем была встречать мужа. Но это был не Агзам. Перед ней с двумя чемоданами в руках стоял отец Павлика.
- Галина, милая моя, здравствуй, я к тебе приехал насовсем.
- Нет, Николай, я тебя не впущу! Мой муж вернулся.
- Какой еще муж? Я твой муж, у нас с тобой сын растет. Потом, как ты меня не впустишь в мой же дом? Я его купил для нас, ты собираешься жить в нем с другим мужем? Ну, этому точно не бывать. Я законный владелец этого дома.
- Заходи, хозяин! Живи! Мы с Павликом уйдем к моим родителям.
- Ишь, чего вздумала! Можешь уходить и жить с кем хочешь, а сына я тебе не отдам.
- Сына? Какого сына? Павлушу моего? Так у него прочерк стоит в метрике.
- Ну и что? Усыновлю. Распишемся с тобой, Пашку усыновлю и станем жить. Будем считать, я не слыхал про какого-то еще мужа.
- Николай! Бог все-таки есть. Уберег он меня, спасибо, что ты не женился на мне. Иначе, что бы я теперь делала ведь мой Агзам вернулся, он живой. Понимаешь, он живой, значит, никто, кроме него мне не нужен.
- Я, что, был временно исполняющим, так выходит?
- Считай, как знаешь, делай, что хочешь, мы с тобой и без того расстались. Если помнишь, ты сказал, что не можешь на мне жениться. Ангелы сказали, Аминь! Прощай!
Галия оделась, закутала в свое одеяло сына, пошла к дверям. Николай стал вырывать из ее рук ребенка, они уронили Павлика на пол. Мальчик зашелся плачем, Галия прижала его к себе, кинулась снова к дверям.
Николай схватил ее за косу, дернул так, что она упала, ударившись спиной о лавку, но не выпустила сына из рук. Мужчина силой вырвал мальчика, закинул его в кроватку и стал выталкивать Галию из дома
- Другого мужика захотела, Галинка, молодого? Пока Николай Ефимыч содержал, кормил, одевал, нужен был, ах как жарко обнимала, как сладко целовала. Дрянь, такая же, как все, дешевка, пошла из моего дома.
- Сына отдай, отдай Павлика! Не нужен мне твой дом, только мальчика моего отдай!
- Пошла, сказал, Пашку не увидишь больше.
- Не твой он, не от тебя родила. У тебя не может быть детей, поэтому твоя жена не рожает, а ты ее винишь. Павлика я родила не от тебя. Родила, чтобы ты ушел от жены, и женился на мне, понял теперь?
- Ты врешь, ты нагло врешь, не могла ты такое сделать!
- Жить захочешь, не такое сотворишь. Просто я хотела стать женой председателя колхоза, кататься, как сыр в масле. Не получилось, беда!
Возвращайся к своей жене, или здесь живи, мне все равно, только запомни, ты нам с Павликом никто.
- Скажи, от кого мальчик? Я хочу проверить, правду ли ты говоришь?
- Хорошо, проверяй, от начальника милиции, товарища Мартынова родила. Ты же помнишь, я полы в милиции мыла. Помнишь, как забрал меня оттуда и устроил на хлебозавод. Тогда я уже в положении была. Посчитай, и поймешь, что не обманываю.
- Мартынов знает, что у него на стороне растет сын?
- Зачем ему знать об этом? Никто, кроме меня и тебя не знает.
- Ну, ты и сте рва! Прикидывалась несчастной невинной овечкой. Я-то жалел тебя, любил, а ты пользовалась мной, потому что с Мартыновым бы этот номер не прошел. Загнал бы он тебя туда, откуда не возвращаются.
- Снова ты прав. Я тебе все сказала, думаю, ты больше не будешь удерживать нас с Павликом. Мы пойдем.
- Иди, и сына своего нагулянного уноси, но не думай, что спокойно будешь жить. Твой новый муж, тот, что первый, если, конечно, он первый, узнает всю твою подноготную.
Продолжение Глава 23