- Мама, не надо, не уговаривай – на пороге стояла Галия с сыном на руках – здравствуй, Агзам! Не нужно маму слушать. Я уже счастлива тем, что ты жив! Что довелось еще раз увидеть твои любимые глаза. Я сейчас тебе тоже скажу: Агзам, когда ты не будешь счастлив, не будет мне покоя ни на этом, ни на том свете. Поэтому, любимый, уезжай и будь счастлив.
Банщица, очень и очень пожилая женщина, гигантского роста, широкоплечая, с вытянутым морщинистым лицом коричневого цвета, с крупными желтыми лошадиными зубами, сразу догадалась, кто перед ней. Многих, пришедших с во йны она повидала. Этот точно был в плену.
- Милок, мыться пришел? Народу еще нет, покупай билет и проходи.
Агзам вдруг вспомнил, нет у него мочала и мыла. Забыл напомнить, а теща, наверно, так растерялась при внезапном появлении зятя, что ей в голову не пришло, что в бане нужно мыло
- Хотел, тетенька, но придется вернуться, не взял ни мочалки, ни мыла.
- Дам я тебе мочалку. Забывают некоторые иногда. Дам, я их кипятком окатываю, да сушу. Мыло дам тоже, есть у меня. Я смотрю, ты одежу с собой принес? Свою куда девать станешь?
- Выброшу тут же, во дворе, не могу больше на нее смотреть.
- Зачем во дворе? Я заберу, выморожу, отстираю, высушу в парилке. Пригодится кому-нибудь твоя одежка. Пойдем в раздевалку, разденешься, я сразу и заберу. Не надо покупать билет, так проходи.
Агзам зашел в пустую раздевалку, оглянулся на женщину в ожидании, она же уйдет? Женщина засмеялась, раскрыв крупный рот и показав лошадиные зубы
- Милок, я давно уж не баба, все мужики привыкли, я просто банщица. У банщиц, как известно, пола не бывает. И ваш брат для меня давным-давно не мужчины, просто клиенты бани. Раздевайся, не смотри на меня.
Агзам, повернувшись спиной к банщице, скинул одежду прямо себе под ноги. Женщина закрыла себе рот рукой, чтобы вслух не охнуть. Вся спина, обтянутая желтоватой кожей так, что видать каждую косточку, в страшных шрамах. Словно с этого человека полосками срезали кожу.
- Разделся? Проходи в помывочную, я сейчас мыло и мочало принесу, сиди там пока, грейся.
Агзам, шаркая нонами по цементному полу, прошел в помывочную, сел на широкую деревянную лавку, уронив голову на грудь и опустив руки меж колен.
Банщица пошла в свой закуток, бросила в угол одежду, достала из ящика, стоявшего в углу, мочалку, мыло. Сев на лавку, раздышалась, чтобы успокоиться
- Сво ло чи! Как мальчишку исполосовали! Как же он с этой болью выжил? У-у-у, гады, чтобы вас всех на том свете горячими ножами так же резали!
Вытерев слезы подолом халата, женщина пошла в помывочную. Возле кассы несколько человек покупали билеты. Буфетчица, Люся, наводила порядок на стойке, готовилась разливать пиво. Некоторые еще не помоются, а по кружке пропустят.
- Тетя Фиса! Чего у тебя мужское отделение открыто? Я сказала, чтобы без тебя не заходили.
- Так, Люсь, вышла маленько подышать. День какой-то пасмурный, тяжко в груди. Мужики, пойдемте, пропущу.
Всякое видала Фиса, но такого изможденного человека видела в первый раз. Выживет ли? Налив в таз теплой воды, вдруг от горячей ему станет плохо, поставила таз рядом, на другую лавку.
- Ну-ко, милок, ложись на лавку, ложись, она чистая, я лавки каждый вечер мою. Растягивайся, я сейчас сама тебя искупаю.
- Неудобно, тетенька, я сам как-нибудь
- Тетя Фиса меня зови. Сам, сам! Сам того и гляди с лавки свалишься. Мне не трудно, я привычная, не ты один такой в баню приходишь. Ложись, давай, давай!
Мыла Фиса спину парню, как грудному ребенку, осторожно, боясь поцарапать нежную кожу на шрамах. Другие мужчины делали вид, что ничего особенного не происходит, будто они не видят шрамов на спине парня. Зачем смущать человека?
Отмыла банщица своего клиента добела, сменив несколько вод. Сама овесла в раздевалку. У Агзама не было сил сопротивляться, он так размяк, так устал. Посадив парня на лавку, прислонив к стене, Фиса вышла в фойе.
Несколько мужчин, сидевших у дверей зароптали
- Фиса, полчаса ждем, может больше, где ты ходишь?
- Уже помылись бы давно, что за порядки?
- Жаловаться начальству надо!
Банщица собрала билеты
- Не надо мне тут орать, не в цирк пришли, в баню. Сидите в тепле, ждете, чего с вами стало? Кто торопится, в рабочее время в баню не ходит.
Подойдя к буфетчице, Фиса попросила
- Люся, налей светленькой, гамм двадцать, не больше, и намажь кусок хлеба потолще горчицей, да посоли чуть-чуть.
- Тетя Фиса, ты чего, в жизнь в рот не брала, меня все время костерила, теперь сама? Не дам! Нечего на старости лет начинать, коли не пивала.
- Командирша нашлась! Не мне это, д уро чка, клиенту. Наливай, давай, чего глаза выпучила. Надо ему в себя прийти, совсем плохой.
Люся ничего не поняла, но сделала, как тетя Фиса велит.
Агзам успел вытереться, натянуть майку и трусы. Теперь отдыхал, даже эти телодвижения дались ему нелегко. Фиса села рядом с ним, поставив на колени стакан с жидкостью на самом дне и щедрый кусок хлеба, намазанный горчицей. Увидев хлеб, Агзам сглотнул слюну, он не ел дня два, даже больше.
- Это мне, тетя Фиса? Хлеб? Мне?
- Тебе, паренек, тебе! Только выпей сначала, пусть нутро тоже прогреется. Выпей, выпей, не бойся, сразу станет легче.
Агзам торопливо выпил, не чувствуя вкуса выпитого. Он видел перед собой хлеб! Фиса сообразила, разломить кусок пополам. Агзам в три укуса засунул в рот один кусок хлеба, жевал и плакал. Плакал от слабости, от того, что рядом такая добрая женщина, что он ест настоящий хлеб. Фиса и второй кусок разломила пополам
- Ешь, сынок, старайся не торопиться, а то живот заболит. Ты чей будешь? Есть тебе к кому идти?
Агзам кивнул, прожевал хлеб, взял другой кусок
- Есть, тетя Фиса! Жена есть, тесть и теща тоже есть.
- Чего же тебя одного в баню-то отпустили? Неужто не видят, ты едва на ногах стоишь.
- Я, тетя Фиса, зашел домой только за одеждой, не хочу, чтобы меня Галиябану увидела грязным и рваным. Без того я страшненький.
- Галиябану твоя жена? Тещу-то как зовут?
- Ясмина-апа, а тестя – Вазих.
- Понятно, знаю таких, а как же, я неподалеку от них живу, возле пожарной каланчи. Доедай и этот кусочек, милок, да помогу тебе одеться. Ой, боюсь, дойдешь ли один до дома?
- Дойду, тетя Фиса, сюда же как-то пришел. И одеться сумею, это на вид я такой худой, силы еще есть, особенно после твоего угощения. Спасибо тебе, тетя Фиса!
Галиябану металась по дому, то надевая платок, собирая сына, чтобы пойти к родителям, то раздевая его обратно. Не знает она, что делать, пойти к нему или нет? Хочется увидеть мужа, да мужа! Да, она изменила, сына родила, все равно, Агзам ее муж. Она имеет право хотя бы увидеть его.
Право? Потеряла ты все права на любимого! Гадина, тварь, тварь продажная. Женщина била себя кулаками по голове, принимаясь то плакать, то смеяться.
- Мой Агзам жив! Главное, он жив, а что будет со мной не так и важно! Он вернется к родителям, полюбит другую, женится и будет счастлив. Я снова потеряю его.
Не идет к ней Агзам. Галиябану не знает, сколько времени прошло, но солнце уже запуталось в ветвях рябины, растущей напротив ее дома. Красногрудые снегири, прилетавшие днем поклевать горьких ягод, исчезли, лишь серые воробушки жались друг к другу, сидя плотно на коричневатых ветках рябины.
Ясмина нарезала лапши, начистила картошки, принесла из чулана банку с соленой гусятиной, достала несколько кусочков, подумав немного, еще пару кусков достала, кинула в кипящую кастрюлю. Задумалась.
- Вазих, чего-то долго Агзама нет. Я думаю, вдруг он понял, что с нашей дочкой не все ладно, или кто рассказал, что она родила без него, и он решил больше к нам не приходить?
- Не выдумывай, Ясмина! Ты не знаешь нашего зятя? Он все доводит до конца, характер такой. Если пришел к нам, значит хочет узнать о Галиябану. Наверно, долго моется, может всю во йну в бане не был.
- Скажешь тоже, солдаты все где-то мылись.
- Может и мылись, не в этом дело. Пойду я, встречу его, очень уж он мне изможденным показался.
- Сама хотела это же сказать, ступай, не разминешься, тут все по одной улице идти.
Не разминулся, встретились на пол дороге. Агзам шел не торопясь, оттягивая момент встречи с женой. Когда ехал сюда, уверен был, ждет его Галиябану. Он попал в плен, значит пришло извещение, что пропал без вести. Без вести, это не значит, что погиб. Она будет ждать всю жизнь, если есть хоть капля надежды.
Увидев, как прячет глаза теща, как отвела взгляд тетя Фиса при имени Галиябану, догадался. Не дождалась. Вышла замуж.
Агзам не обрадовался тестю, потому что он не скажет ничего хорошего. Но все рано спросил
- Отец! Галиябану нет дома. Вы с матерью не обрадовались мне, скорее я напугал вас своим появлением. Скажи, Галия вышла замуж?
Вазих остановился, раздавил ногой комок застывшего снега, растоптал, шагнул дальше
- Сынок, как мы можем не радоваться тому, что ты жив? Понимаешь, немного теряешься, когда в дом входит покойник. Мы тебя еще в начале во йны схоронили, муллу позвали, молитву за упокой прочитали, садака соседям раздали, чтобы они тоже помолились за твою душу.
- Зачем, отец? Почему вы меня посчитали неживым?
- А как, Агзам? Галиябану получила на тебя похоронку. Год оплакивала, вся высохла от горя.
- Не может быть, отец, я в плену был, в концентрационном лагере, потом у себя на Родине в лагере. Я выжил, потому что знал, меня моя Галия ждет. Отец, она не дождалась, я понял. Где сейчас Галиябану? Она хоть жива?
- Жива. Холодно, Агзам. Мы с тобой уже дошли, пойдем в дом, там поговорим.
У Ясмины обед готов, хлеб нарезан, ложки на столе. Бедноватое угощение, только суп, но и суп не всегда в доме бывает. Вазих, инвалид, зарабатывает тем, что людям валенки подшивает, да обувь чинит. Ясмина в пригородном совхозе в полеводческой бригаде работает. Летом еще какие-то заработки. Зимой, делать нечего, и зарплаты нет.
- Пришли? Слава Аллаху! Садитесь за стол, время обеда давно прошло, полдничать будем. Садись, сынок на свое место, у окна. Сейчас супу налью. Поди давно лапшу домашнюю не ел.
Агзам горько усмехнулся
- Я, мать, уже забыл, какая она. Сяду, а то голова от запаха супа закружилась. Сколько раз я вспоминал, мама, твою лапшу с гусятиной, картошку, затушенную в русской печи! Молился, чтобы вы все были живы и здоровы, когда я вернусь.
Отец, ты обещал мне дома рассказать, что же случилось с моей Галией, где она сейчас?
Вазих сел напротив зятя, положив руки на колени, сосредоточился, словно собираясь читать молитву
- Агзам! Не думал я, что придется рассказывать мне об этом. Но, вижу, Ясмина не в силах, Галия сама не смеет тебе казаться на глаза. Я ее понимаю.
Год Галиябану оплакивала тебя, ох, тяжело же мне об этом говорить. Но, встретила она человека, мужчину. Полюбил он нашу Галиябану, поддерживал, продукты привозил. Видимо, Галия решила, раз тебя нет в живых, надо как-то устраиваться в жизни.
- Она все-таки замужем? Не скрывайте ничего, говорите!
- Нет Агзам, тот мужчина был женат. Галия родила от него сына. У него нет детей от жены, но он не развелся. Помогал сыну своему и дочке нашей, дом для них купил. Она с сыном живет отдельно от нас, в своем доме.
Агзам глубоко задумался, разглядывая разводы на окне.
- Вот почему Галия не желает меня видеть. Ей без меня живется гораздо лучше. Я ведь так и не успел построить для нас дом.
Ясмина опустилась на лавку рядом с зятем, погладила его по плечу
- Сынок, нет, Галиябану рассталась с ним. Она не любила этого человека, но, наверно, не могла отказать, очень многим обязана. Он устроил Галию на хлебозавод, она сытая была. Привозил из деревни то молока, то немного мяса. Может не в этом дело, может испугалась, что останется одна. Не знаю я, как объяснить. Виноваты мы перед тобой, Агзам!
Снова наступило молчание, невозможно тягостное, невыносимое молчание. Ясмина всхлипнула и заплакала, закрыв лицо концом белого платка. Агзам с жалостью посмотрел на нее.
- Мать, не плачь! Нет тут ничьей вины. Все это, проклятая во йна сделала с нами. Если пришла похоронка, вы должны были помянуть меня, как покойника и помянули. Как бы Галия не поверила, что меня больше нет?
Уходя, я ей сказал, если погибну, не оставайся одна, если ты будешь несчастна на этом свете, не будет мне покоя на том. Не виновата она ни в чем. Однако, теперь Галия не моя, я для нее умер, у нее ребенок от другого мужчины.
Сегодня, мать, я переночую у вас, завтра уеду к своим родителям. Они ведь тоже считают меня погибшим, верно?
- Да Агзам, мы им сообщили, твои родители приезжали, мы вместе прочитали молитву, поминая тебя. Агзам, ты сам говоришь, Галия не виновата. Не уезжай так, не повидавшись с ней.
Подумай о ней, каково потерять мужа второй раз. Галиябану тебя любит, дня не было, чтобы не вспоминала о тебе. Не ты ли говоришь, что не будет тебе покоя, если она будет несчастна. Галия без тебя и так несчастна, ты уйдешь, она не вынесет.
- Мама, не надо, не уговаривай – на пороге стояла Галия с сыном на руках – здравствуй, Агзам! Не нужно маму слушать. Я уже счастлива тем, что ты жив! Что довелось еще раз увидеть твои любимые глаза. Я сейчас тебе тоже скажу: Агзам, когда ты не будешь счастлив, не будет мне покоя ни на этом, ни на том свете. Поэтому, любимый, уезжай и будь счастлив.
Я не могу у тебя просить прощения, недостойна я его. Но знай одно, любила и люблю только тебя. Не смею удерживать тебя, потеряла я такое право. С меня достаточно того, что я знаю, ты жив, ты ходишь по этой земле.
Продолжение Глава 22