- Брат! Да, если бы мне дали волюшку, ни одного бы дня не задержался, домой бы поехал. Готов через всю Россию пешком топать, на брюхе ползти, только бы еще раз напиться чистой воды из родника, окунуться в светлую воду Камы, лесным воздухом подышать.
Проснулся Михаил поздно, немного болела голова от вчерашнего выпитого, хотя к спиртному привык на фронте. В комнате никого, только на табурете около печи сидит трехцветная кошка и смотрит на него, словно удивляясь, откуда еще этот взялся?
- Да, киса, прибыл, а ты не ждала? Какая ты красавица, иди ко мне, ксс-ксс-ксс!
Кошка спрыгнула с табурета, подошла к кровати, запрыгнула к нему на грудь и стала, тихо мурлыча, топтаться мягкими лапками по нему.
- Ах, ты, хорошая какая, какая славная кошка, да, больно мне в груди, холодно, чувствуешь, да?
Михаил гладил нежную шерсть кошки, и снова на глаза навернулись слезы. Вспомнилось, когда жили на родине, у него тоже была кошка. Он ее сам притащил, дед Афанасий ругался, есть уже одна кошка, ферму заводить будете?
Маманя уговорила его, мол, пусть Мишаня оставит котенка, он же маленький, много ли места займет? Потом дед ворчал: «Маленький! Ишь какой котяра вырос, скоро меня с печи спихнет!» Как же звали его? Точно! Его звали Метка! Потому что кот был черный, на лбу белая метка.
Скрипнув дверями и прокашлявшись, в комнату вошла Агриппина
- Выспался ли? А я думаю, куда девалась Мурка? Она на тебе сидит! Говорю, выспался ли, Миш?
- Да, тетя Груня, просто лежу и вспоминаю, как у себя на родине жили. Хорошо было!
- А я, Миша, и вспоминать не хочу. Знаю, надо прощать обидчиков, не могу никак простить. Кому надо было нашу жизнь порушить? Кому мы мешали? То на одного подумаю, то на другого. Ни твои мать с отцом, ни мы с батюшкой худого никому не делали, помогали, как могли
- А я давно простил. Столько всего было, что уж вспоминать? Кто-то один донос написал, остальные не виноваты. Не могли они за нас заступиться, самих бы сослали.
Хочу я, теть Груня на родину съездить. Может в нашем доме никто не живет, а может пустует чей-нибудь дом. Если окажется, что так, там и останусь. Здесь, в Магнитогорске, воздух очень тяжелый, грудь у меня простужена, чуть что, начинаю кашлять.
- Не знаю, Михаил, что тебе и присоветовать. Мне кажется, народ там нехороший, завистливый, злопамятный. Мы здесь все равные, ссыльные, а вольнонаемные к нам относятся так же, как и к своим. В селе тебе триста раз напомнят, что ты сын сосланного врага народа. Вытерпишь ли?
- Посмотрим, но, все равно, я сначала в село съезжу, не смогу устроиться, найду другое место. Есть у меня товарищи фронтовые, помогут. Только здесь я не смогу жить.
- Батя твой расстроится. Ему так хочется, чтобы все были рядом, под его крылом. Ночью лежал, мечтал. Мол, стройматериалы найдем, выстроим Мишке летом дом небольшой, на другой год пристрой прилепим. Миш, может ничего, может привыкнешь к воздуху?
- Не привыкнуть, тетя Груня. Только вчера приехал, а уже в груди больно. Может быть еще поживем все вместе, освободят вас когда-нибудь. Построимся все рядышком у ручья, баню по белому поставим. Будем с мужиками рыбачить на Каме.
- Не надеюсь я уже, батя твой тоже. Может братья твои с детьми доживут, а мы уж тут и сгинем. Ну, да ладно, привыкшие уже. Пойдем-ка, Миша, я тебя накормлю.
- Теть Груня, ребятишки где, а Маша?
- Маша на дежурстве, Ленька в школе, ребятишек к Вере увела, она сегодня дома, ей завтра на дежурство. Так и живем, Миша, то в одном дому ребята, то в другом. Твоих бы тоже так же вырастили. Ну, ладно, не буду больше, умывайся, садись, ешь.
После завтрака Михаил сходил к Вере, с ее ребятишками пообщался. Стеснительные.
- Вера, я пойду, прогуляюсь, огляжусь немного. Может кого из знакомых встречу.
- Ступай, Мишенька. Вечером к нам приходите, я вареников с картошкой да салом налеплю. Матери я уже сказала, чтобы она ужин не готовила
- Спасибо, Вер, приду! Вера, помнишь, у меня кот был, черный?
- Помню, я его Всмяткой дразнила, а ты сердился. Такой смешной был, краснел всегда.
- Покраснеешь, я ведь влюблен в тебя был. Все мечтал, вырасту, женюсь на такой же красивой, как ты.
- Глупый ты, Мишаня! Не на красоту смотреть надо, нужно, чтобы сама по себе добрая девушка была, хорошая.
- Я и говорю, на такой же красивой, доброй и хорошей.
- Ты сам хороший, вот увидишь, встретишь такую, о которой мечтал.
- Твоими устами, да мед бы пить! Пошел я тогда?
- Иди с Богом, Миша!
Вечером, намывшись в бане, придя на ужин к Сергею, Михаил объявил за столом, что жить в Магнитогорске не собирается
- Честное слово, ехал сюда, не знал, останусь или нет. Простите меня, сомневался я, не думал, что вы меня так по-доброму встретите. Спасибо вам, батя, тетя Груня, братья, невестки! Мне так хорошо и тепло рядом с вами!
Однако, побыл всего сутки и понял, не могу! Мне дышать здесь нечем, здесь нет воздуха, только пыль и гарь. Родные мои, решился я. На родину поеду, а там будь, что будет.
Афанасьич знал, что сын уедет, Груня просветила. Братья не отговаривали. Володя, сидевший рядом с ним, обнял за плечи
- Брат! Да, если бы мне дали волюшку, ни одного бы дня не задержался, домой бы поехал. Готов через всю Россию пешком топать, на брюхе ползти, только бы еще раз напиться чистой воды из родника, окунуться в светлую воду Камы, лесным воздухом подышать.
Езжай, Мишаня! Сюда вернуться никогда не поздно. Главное, ты знай, есть у тебя родные, которые тебя всегда примут. Хоть одного, хоть с семьей, всегда рады будем.
- Спасибо, Володь, я теперь знаю. Батя, ты что скажешь?
- Эх, Мишка! Что я могу сказать. Охота, чтобы все сыновья были рядом, но, если тебе тут невыносимо, как удерживать? Поезжай! Да, не забывай нас, пиши и приезжай.
- Спасибо, батя! Тогда я завтра и поеду, чего тянуть, повидались, поговорили. Спасибо вам за все.
Так и уехал Михаил к себе на родину. Долго ехал, с пересадками, в забитых до отказа вагонах. Народу, тьма. Можно подумать вся Россия сдвинулась с места и куда-то рванула. Добрался так и до райцентра. Усталый, заросший, провонявший табаком и сырыми портянками.
Место в доме колхозника нашлось в шестиместном номере. Договорившись с администраторшей, Миша оставил свой чемодан у нее на складе и, взяв сменку белья, отправился в городскую баню.
Смыл всю дорожную грязь. Намыли и напарили мужики, как барина какого. Кто-то воду наливал, кто-то спину натер, а один бородач запарил новый березовый веник, сам не стал париться, Михаила напарил, да и сел с ним отдыхать на лавку
- Вот так, брат! Я тоже воевал, до Берлина дошел, видишь, ни одной царапины. Кому как повезет, видно. Но, ничего, ты не думай, устроишься. Вижу, ты не местный. Есть, где остановиться?
- Деревенский я, в свою деревню еду. Остановился в Доме колхозника. Меня Михаилом кличут, спасибо напарил, хотя за пар спасибо не говорят.
- Да, ладно, бабьи суеверия! Я – Константин, уже два месяца, как демобилизовался, все никак в себя прийти не могу. Вроде, жена та же, уже не та. Нет моей прежней хохотушки. Понимаю, тяжело ей тут пришлось, ну, никак к ней, такой, не привыкнуть.
- Ничего, все наладится. Твоей жене тоже, наверно, нелегко
- Ясное дело, а ты не женат, не успел?
- Веришь, Константин, двадцать третий год пошел, я еще ни одну девку за руку не держал, а одной руки уже нету.
- Подумаешь, главное, достоинство мужское при тебе! Ну, сполоснемся, да одеваться пойдем.
- Мне бы еще побриться, скажешь, в какой стороне парикмахерская.
- Скажу, только торопиться надо, закрыться может. Айда, я провожу.
Проводил новый знакомый Михаила до парикмахерской, позвал в гости. Только Миша отказался, поздно уже. Константин адрес свой дал
- Запомнишь, Михаил, легко, улица Ленина, дом 45. Заходи, когда будешь в городе, мало ли, может на рынок приедешь.
Попрощались, как близкие друзья. В номере оказалось всего двое мужчин, они сидели, выпивали, закусывали
- О, в нашем полку прибыло! Давай, солдат, к нам! Выпьем за нашу победу.
- Спасибо, мужики, устал я, долго ехал, не спал путем двое суток.
- Вот, с устатку, оно само то! Не обижай, солдат, охота же нам тебя угостить!
- Спасибо, не могу, завтра рано вставать.
Обиделись мужчины, не стали больше уговаривать. Они долго еще сидели, негромко обсуждая свои дела. Миша дремал, и казалось ему, что все еще едет он на поезде, мелькают в окнах деревни, станции, вокзалы, соседи всю ночь разговоры разговаривают.
Встав рано утром и съев кусок хлеба с салом, запив это дело водой, налитой из графина, Михаил отправился на окраину города. Погода стоит замечательная, солнце светит, а земля подмерзла, грязи нет, чемодан легкий, рюкзак и того легче, знай себе, шагай, да шагай!
Дойдя до выезда из города, Миша, поймав попутку, доехал до развилки. Отсюда до села всего километров пять. Идет Михаил, не торопится, дышит воздухом своей родины, чем больше дышит, тем больше хочется. Вот как стосковался парень по своей земле.
Вскоре показался купол церкви и колокольня. Слава Богу, не снесли! Подходя ближе, Михаил зашагал медленнее и медленнее. Как-то встретит его родное село?
Вот и церковь, половины дверей нет, вторая половина висит на одной петле. Заглянул, все разграблено, разбито. На доме священника, отца Порфирия, висит красный, чуть выцветший флаг. На улице никого.
Пройдя по переулку, Михаил дошел до своего дома. Остановился. Новые ворота. Забор высокий. Из трубы идет дым. За воротами слышно гоготание гусей.
Сердце Миши стучит так, что готово вырваться из груди. Это его дом, дом его родителей, который построил для потомков дед Афанасий. В нем живут люди. Кто они?
Лидия узнала его. Она поливала свои герани, когда заметила стоявшего под окном парня в солдатской шинели. Дрогнуло, екнуло в груди. Это кто-то из сыновей Ершовых, то ли Володя, то ли Миша, только не Сергей. Скорее всего Миша, Вова должен быть постарше. С чего его в деревню притащило?
Может быть постоит, да уйдет? Видит же, не слепой, другие люди в доме живут. Чего ему надо? Дом им с Николой по закону достался, не оспорит. Не ушел, идет в ворота.
Лидия быстренько скидала белый хлеб и мед со стола в буфет. Пусть не думает, что жируют.
Михаил вошел в дом, снял с головы, поздоровался.
- Здравствуйте, есть ли кто дома?
Лидия вышла из-за печи, удивилась, будто только-что его увидела.
- Здравствуй, солдат! Кого-нибудь ищешь?
Михаил с недоумением смотрел на полноватую, гладкую, розовощекую женщину. Она как тут? Это же та самая Лидия, которая за друга Сергуни, за Николу замуж уводом ушла!
- Вы не узнаете меня? Я сын Андрея Афанасьича, Михаил.
- Миша? Ты так повзрослел, как тебя узнаешь? Какими судьбами к нам? Мы ведь не надеялись больше вас в селе увидеть, говорят, сосланных обратно не возвращают.
- Я воевал на фронте, я солдат Советской Армии. Не ссыльный. Неправильно вас информировали, скоро вернут тех, кого сослали без вины, просто по доносу всего одного человека. Это я верно говорю, в некоторых местах уже разбираться начали с теми, кто эти доносы писал.
Лицо Лидии посерело, губы затряслись, она затеребила оборку фартука, не зная, куда девать свои руки.
- С чего это ты взял? Мой Николай председателем колхоза работает, с районным начальством близко знаком, он бы уж знал, если это так.
- С чего это Вы так напугались? Если мои родители вернутся, придется дом отдавать? О чем беспокоиться? Дом уже старый, его еще мой дед строил, председателю колхоза колхозники новый дом построят.
- Ничего я не напугалась. По воде вилами писано, вернутся они или нет. Знают ведь, никто их здесь не ждет.
- Как и меня тоже?
- Кто тебя должен ждать? У вас тут родни не осталось, были две старухи, дальние родственницы, они давно уже на кладбище, их избушка развалилась, еще до во йны.
Понял Михаил, делать тут ему нечего, надо убираться восвояси, но в это время стукнули ворота, затопали сапоги по крыльцу, и в дом ворвался Николай
- Мишка, Ершов! Какой бравый солдат! Дай-ко, я тебя обниму! Да, поставь ты чемодан на пол! Мишка, живой? Чего у порога стоишь, раздевайся, проходи!
- Здорово, Николай Ефимович! Да, кажется, я не ко двору пришелся, пойду я.
- Мишаня, никуда не отпущу, пока все про своего друга не вызнаю. Раздевайся, снимай шинель, дай, повешу. Лидия! Чего приушипилась? Чего гостя дорогого у порога держишь?
- Он сам меня заговорил, вот я и растерялась. Неожиданно ведь увидеть у себя в доме сына ссыльного.
- Лидка, цыц у меня! Давай, выставляй все на стол! Ты, Михаил, на нее внимания не обращай. Бабы такой народ, доброго слова не понимают. Моя уже на шею села, не связываюсь с ней. Цыкну, который раз, когда доведет. Надо бы проучить, да рука не поднимается.
Садись за стол, выпьем по стопке, другой, поешь хорошенько, после расскажешь, как воевал, как Серега, Володя, они попали ли на фронт?
- Да, я тебе сейчас скажу. Про войну не спрашивай, вот!
Михаил показал на обрубок руки.
- Братья не воевали, у обоих бронь, никого с производства на фронт не брали, сталь стране нужна.
Живут хорошо, на два дома. Дома хорошие, пятистенные, в лапу рубленные. Огороды есть. Володя живет с отцом, женатый, двое ребятишек. Серега с Верой в своем дому живут, тоже двое ребят. Работают, живут.
- Надо же, а тут одна рассказывала, будто ссыльные в бараках живут, да в землянках, голодные, холодные. Мы поверили.
- И это правда, многие так живут, но наш батя сумел построить дома, огороды засадить. Не голодают.
Высунувшаяся из-за печи Лида, ехидно продекламировала
- А что ты хотел, Николушка? Кулак, он везде кулак! Ты считал, несправедливо их сослали! За дело было, значит!
Продолжение Глава 17
