А все из-за этих ваучеров проклятых! Раздавали их, как пирожки. Стоимость одного – десять тысяч. Старыми. Сумма неплохая, хоть и не заоблачная. Вовремя подсуетились. Кто поумнее – при себе оставлял, кто умнее и хитрее – скупал пачками. А простаки-бедняки с удовольствием эти ваучеры продавали. Жить-то надо на что-то. Что им эти ваучеры, когда ребенка в школу не на что собрать – зарплату месяцами не выплачивали. Легким движением руки фабрики, заводы, земли, вся наша промышленность перешли в руки хитросделанных дельцов. Где не получалось добром, захватывали внаглую, на полном серьезе, наобещав работягам махровый и благополучный капитализм. А иными словами – рабство.
Люди, привыкшие под крылом государства надеяться на справедливость, справедливости этой больше не видели. Работали молча, считай, за кашу, особо не рыпаясь перед новыми начальниками в двубортных пиджаках и белых касках. Белая каска – белая каста. Все остальные – смирно! Иначе на улицу выкинут. Как Николая, вздумавшего перечить высшей касте.
Старый дурак!
На кого полез? На олигарха? Тот даже не поинтересовался его заслугами перед заводом, его рациональными предложениями и народным уважением. Вызвали Колю в кабинет, кинули под нос бумагу и ровным тоном сказали:
- Пиши по собственному. Иначе без расчета отправим.
И это было унизительно. Гадко. Николая Николаевича чуть не стошнило. Опять накатило, и сердце испуганно сжалось. На лбу выступили капельки пота.
- Я буду жаловаться! Вы не имеете права! Я весь коллектив подниму.
Выпуклые глаза исполняющего обязанности директора завода были равнодушны и пусты.
- Много вас тут развелось, жалобщиков. Вперед и с песней. Без расчета.
Николай едва сдержался, чтобы не броситься на лощеного начальника. А тот, уловив с трудом подавленное движение Николая, даже не дернулся. Лишь усмехнулся краем рта:
- Куда ТЫ рыпаешься, доходяга? Успокойся, пока я охрану не вызвал!
Этот сопляк говорил Николаю «ты». Охранники, похожие на разъевшихся псов, выросли перед Николаем, как поганки в дождливый день. Кривые усмешечки, взгляд свысока, презрение холопов сильного хозяина к обычному человеку…
Вечером Николая Николаевича увезли в больницу. Это был его первый инфаркт.
***
Дарья ухаживала за мужем, как и положено верной жене. Тот ничего ей не сказал – стыдно было. И противно. Но Дарья догадывалась, в чем дело.
- Все пройдет, Коленька. Все вешней водой утечет. Бог все видит, Бог все управит…
Николай, не веривший в Бога, отталкивал от себя ее мягкие руки, злился, плакал, скрипел зубами.
- Уйди, богомолка, уйди от меня!
Дарья тихо закрывала за собой дверь. Не спорила. Тайком от Коли молилась во вновь открытом храме. После встречи с Машей-активисткой, обретшей веру в лагерях, Дарья заново осмыслила всю свою жизнь. Словно одеяло, перетряхнула ее. После молитв ей становилось легче. Бог ведь каждому указывает свою дорогу к смирению. Наверное, и Коля когда-нибудь найдет свою дорогу. А сейчас его лучше не трогать: слишком гордый, непримиримый, негибкий он у Дарьи. Да еще эта ссора с Александром. Сколько всего навалилось, что и не разгрести за раз.
Она пробовала жить, как умела. Денег не было совсем, и пенсию, как назло, задерживали, предоставляя несчастным пенсионерам полную свободу действий: хотите, милостыню просите, хотите – помирайте. Старики собирали бутылки в парках и были не раз биты конкурирующими с ними бомжами. Кто-то подвизался сторожем. Кто-то до последнего вздоха цеплялся за прежнюю работу, пока не выгонят, пропуская молодых – тем ведь тоже надо жить. Государство разделило общество и тут: молодежь ненавидела живучих стариков, упорно занимающих рабочие места. Старики ненавидели молодых за бесцеремонность и равнодушие. Ад кромешный, а не жизнь.
Саша, судя по всему, процветал. Дела у него шли неплохо. Девятка сменилась щеголеватой иномаркой. На запястье появились дорогие часы. Он несколько раз пытался всучить матери внушительную пачку денег, но та плакала и отказывалась.
- Что я папе скажу, сынок? Он ведь сразу догадается, откуда средства? – испуганно бормотала она.
- Мам, ты с ума сошла? Я что, буду спокойно смотреть, как вы голодаете? Я же не ворованное предлагаю, чистые бабки, ты чё, в натуре?
Чистые бабки… В натуре… Откуда в лексиконе сына появились такие выражения? Такие повадки хамские, походка вразвалку. Дарья совсем дурой не была, насмотрелась на «братков», собиравшихся на площади Комсомола на своих машинах, чтобы «мутить мутки». Те же набыченные взгляды, та же одежда, цепи золотые с пудовыми крестами, походка, повадки, словечки.
- Саша, скажи мне честно, ты – бандит?
Тот хохотал.
- Ну ты мать, даешь! Ты еще меня разбойником назови! Никакой я не бандит. Просто мы с приятелем заведуем фирмой по продаже черного металла. Как пионеры, собираем по всей области чугунные ванны и ночные горшки, а потом отправляем все это в Германию, Гансам на переработку.
- А что у тебя, сынок, речь такая… будто ты в тюрьме был?
Ну что Саша мог ей сказать? Что, с волками жить – по волчьи выть? Что, кто не рискует, тот не пьет шампанское? Что крышуют их с дружком Володей братки Степаныча, крупного Питерского авторитета. И от их «крыши» отказаться нельзя – сразу же прилипнут другие. Что каждый месяц надо являться в «Розу Ветров», ресторан на Московском проспекте, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение новоявленному «крестному папе» местных бандюганов, глаза бы их не видели?
Он много чего не мог сказать матери. Что давно выкупил все комнаты старой коммуналки, предоставив оставшимся в ней старухам и спившихся их детям лачуги в области. Жалкие такие поселковые квартирешки, за копейки в свое время приобретенные по разумному совету друга Володи, того еще «Остапа Бендера». И вот – пригодились. Теперь в них доживали свой век бывшие тети Пани и бабы Маши, любившие Сашку с детства, поверившие ему… А сам он, отремонтировав бывшую коммуналку по высшему европейскому разряду, комфортно проживает в ней с любовницей Наташкой, подцепленной Сашкой, бог знает, в каком шалмане по пьянке. Что с удовольствием бросил бы эту Наташку Саша, да совесть, наверное, не всю растерял: крашеная, крикливая Наталья вдруг преобразилась и бросила курить. Поинтересовался – почему?
- А потому, - взбеленилась та, - урода рожать не хочу!
И чего с ней, дурой, делать? Ребенка сиротить? При живом отце обрекать его на чудовищную жизнь при матери-проститутке? Решили жить дальше. Скоро «семья» пополнится еще на одного человечка. Как обо всем этом матери сказать? Отцу? Не хватало им еще такой «радости». Отец вообще умрет. Сразу же. Нет, надо подождать, пусть утрясется маленько. Потом. Потом. Не вечность же будет трясти их многострадальную Родину?
- Мама, возьми деньги, не бойся. Соври отцу что-нибудь. Скажи – пенсию выплатили всю сразу. Вам питаться надо, мам. Слышишь, мамуля? Возьми.
Она взяла. И потом – опять взяла. Потому что, Николаю, действительно, надо было питаться. А еще нужно было платить за квартиру. Покупать лекарство. Все, вплоть до постельного белья и аспирина, нужно было брать с собой в больницу, куда Николай периодически ложился. И пока он лежал, Дарья бегала по два раза на дню его кормить – то, что готовили при больничной кухне, есть категорически невозможно.
В деревне Дарья развела большой огород. И с весны до глубокой осени корячилась на грядках. И – слава Богу, - Николай теперь жил с ней в деревне, на свежем воздухе, на овощах. И больше не выкобенивался. Нет-нет, а и сам покопается в земле, поможет. Со временем привык, полюбил сельский труд. Даже личную тепличку завел, где с упоением возился с помидорами сорта «Черри», маленькими, упругими и сладкими, как мед.
Земля сделала свое благое дело: смягчила колючий нрав Николая. Он стал податливым и спокойным. Теперь супруги могли часами сидеть вечером на крылечке, болтая о том, о сем, не стремясь подчинить или подавить друг друга. Прямо, медовый месяц, не иначе! Дарья благодарила Бога – он, наконец, услышал ее молитвы. Нет худа без добра. Значит, все образуется.
Когда родилась маленькая Лерка, Саша решил: глупо скрывать от родителей появления на свет внучки. Да и жену пора бы представить. Чего теперь… Какая есть. Зря боялся – старики приняли Натаху, как дочь. Жаль, что сама Натаха этого не поняла. Она откровенно разочаровалась: думала, что тут вторая Рублевка, а не простенькая деревенька при монастыре. Не прониклась и самим монастырем – решила: очередная рекламная акция, чтобы содрать с прихожан больше денег.
Вообще, Наталья была очень ограниченным в духовном плане человеком. Александр так и не понял до конца, кто она? Слишком прагматична или откровенно тупа? Любовью тут и не пахло – Наташка так и не нашла для себя какого-то стоящего занятия, предпочитая слоняться по квартире без дела. Потом она, так же, как и множество жен разбогатевших предпринимателей, ублажала свое тело в салонах красоты и на миланских распродажах. Ни одной книжки не прочитала. Ни на одну экскурсию не сходила за границей – пляж, магазины, рестораны. Ее это устраивало. Сашу – нет. Но он терпел ради дочки.
Милая Лерка, оплот мечтаний и чаяний, самая большая и яркая Сашкина любовь. Все ради нее. Все – для нее. Она была такой хорошенькой, такой любопытной, открытой… Сашка вспоминал ее мордашку, ее бесконечные «почему» и таял от нежности: маленькое, удивительное чудо, способное перевернуть этот грешный мир с ног на голову…
Наталья лишила его этого счастья. Она все разрушила, словно вероломная росомаха, вторгшаяся в чужое жилище: сломала, раскидала, изгадила…
В девяносто восьмом году грянул кризис. Банки, предприятия, фирмы – схлопывались, словно мыльные пузыри. Но Сашина база держалась на плаву. Кое-как, но держалась. Надо было просто переждать, не затягивать обязательства перед кредиторами и ограничить поставки товара за рубеж. Но Володя, партнер по бизнесу, убедил Александра в обратном.
- Надо урвать этот кусок сейчас. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кредиторы подождут.
Их дело рушилось на глазах. Володька предложил осесть на дно, раствориться в пространстве. Прикинуться мертвым.
- Ты ничего не теряешь, Сашок, - говорил он, попивая пивко в том самом легендарном кабаке «Роза Ветров», - так и от бандюков отмажешься, и от долгов, и вообще… Переписывай имущество на Натаху, благо, что ее личность нигде не светилась, и сматывайся куда-нибудь, в глухой угол.
- А ты? – Сашка к пиву даже не притронулся.
- А я вызываю огонь на себя. У меня и подвязки имеются… Не пропадем, считай, бизнес просто законсервируем.
Александр послушался его совета. Переписал имущество и активы на Наталью. Поди, докажи, кто она – в загсе печати нет. А так, и в правду, все целеньким останется. Велел ей собирать по -быстрому дочку, а на манатки наплевать. Нужно все продавать и осесть пока где-нибудь в области, где спокойно.
- Я никуда не поеду, - вдруг сказала Наташа.
- Натка, прекрати свои капризы, не до этого сейчас, - психовал Саша.
- Я тебе сказала, что никуда я не поеду. Тебе надо, ты и сливайся. А мне и тут нормально.
Сашка вздумал ее за шкирку схватить и – в машину. Но та подняла такой визг, что чертям стало тошно, не то, что Сашке.
- Ты никто. Моль! – орала она, - пошел вон из моей квартиры!
И вот тут до Саши стало доходить, что его просто нагло и гениально ОБСТАВИЛИ! Обвели вокруг пальца. Обманули. Обули.
Все гениальное – просто. Володя, дружок и партнер, давно придумал свой блестящий план. Быть партнером – скучно. А впереди – такие перспективы. И даже кризис этот – не помеха. Почему бы не рискнуть на доверии Сашки-простачка? С Наташкой они снюхались еще до знакомства Александра с ней. Наташку Володя элементарно под Сашу ПОДЛОЖИЛ. Ну а дальше – дело техники. Главное, не дать этим двоим расписаться, а то потом сложнее будет, хлопот больше. В пылу гонки за сохранностью нажитого непосильным трудом, Александр не подумал даже, чем рискует, переписывая на любовницу все свои активы.
А та… Что та… быстренько расписалась с Владимиром. И теперь Владимир по закону обладал полным пакетом документов, доказывающих его причастность к бизнесу. Бизнесу, в котором Саше отведено было ключевое место – отвечать за долги. И платить эти долги. А чего вы хотели – дикий капитализм. Владимир начал дело с чистого листа, переведя все средства в актив фирмы-однодневки. А дела старой фирмы повисли веригами на шее Александра. И под порогом фирмы пасутся братки, разыскивая должника, накручивая ему счетчик до невероятных сумм, которые даже олигархам не снились.
Сашка в полном отчаянии только и мог тогда сломать нос «другу», да врезать по уху «любимой». Пока те ползали по пушистому ковру, наматывая на кулак кровавые сопли, взлетел по лестнице в детскую, где Лера играла с куклами.
- Доченька, к бабушке поедем? – стараясь успокоить дыхание, спросил у девочки.
Та лишь глазенки на него подняла удивленные.
- А мама поедет?
- А мама пока занята, Лерочка. У мамы дела, заинька моя, - бубнил он.
На руки ребенка схватил, вниз по лестнице поскакал. Эти двое так и ползали по ковру, приходили в себя, сладкая парочка.
- Мама! Мамичка! – Лера испугалась ужасно, заплакала.
Наталья бросилась Сашке наперерез.
- Отдай ребенка, - взвизгнула, - отдай!
- Мамичка, мама! – кричала до смерти испуганная Лерочка.
- Отдай, су*оныш, это не твоя дочка, идиот! Я уже беременной с тобой связалась!
Вот тогда у Сашки на самом деле руки опустились.
Вот тогда у него и закончилась жизнь…
Автор: Анна Лебедева