И как привыкнуть к тому, что сегодня случилось? Он же думал, что будет родным в обузу, у них свои семьи, своя жизнь, а он, Михаил, с боку припека. Сколько ночей он не спал, думая, к кому возвращаться? Мамани, которая любила его, нет на свете, вместо нее Агриппина, змеей вползла в жизнь отца и отняла его.
Младший сын Андрея Афанасьевича, Михаил, демобилизовался с фронта осенью 1945 года. Долго думал Миша, куда ему ехать? В Магнитогорск? Кто его там ждет, матери нет, у братьев свои семьи, а отец… У отца тоже своя семья, Агриппина у него есть.
На родину, в село? В его доме живут чужие люди. Уехал Михаил из села в четырнадцать лет, вернее его выслали с родителями. То, что их семью выслали, вспомнят все, а его едва ли, кто помнит.
Пришлось ехать в Магнитогорск. Осень, сумерки, над городом ползут серые тучи, гонимые противным холодным ветром. Из высоких труб, за которые цепляются серые тучи, клубами валит серый густой дым, стелется над домами, над бараками и землянками.
Ничего не изменилось, пока Михаила не было в городе. Попадающие навстречу мужчины, такие же изможденные с серыми лицами, тусклыми глазами, одетые едва ли не в лохмотья. Женщины, закутанные в темные платки, сгорбленные, скорбные. Разве что бараков прибавилось, да землянок стало больше.
В окнах отцовского дома горит тусклый свет. Михаилу из письма брата известно, эвакуированные уехали, и они обратно живут в батиной избе. Волнительно ему, как встретят родные? Был бы здоров, одно дело, а инвалид с одной рукой нужен ли им будет? Вошел во двор, сел на крыльцо, свернул самокрутку. У него это и одной рукой ловко получается. Закурил.
В сенях раздался какой-то шум, что-то грохнулось на пол, раздался голос отца
- Кто там шастает, на ночь глядя? Чего надо? Я вот сейчас собаку спущу. Слышь, чего говорю, чего молчишь?
- Не молчу я, батя! Открывай, это я, Михаил.
- Ох, ты еш ки на мать! Погоди, задвижку не найду, руки трясутся
Кое-как отперев двери, Афанасьич шагнул на крыльцо
- Мишка! Су … ты сын, ты чего не писал, из части на письмо ответили, что ты выбыл. Я ведь уже не знал, где тебя взять.
- В госпитале я был, батя, не писал, не хотел расстраивать. Вот, приехал!
- Иди сюда, обниму тебя! Дождались, счастье-то какое, во йна прошла, все три сына живы!
Афанасьич обнял сына, хлопал его по спине, прижимал к себе. Михаил растрогался до слез, не надеялся, что отец настолько ему будет рад. Двери в сени приоткрылись и послышался недовольный ворчливый голос Агриппины
- Ты где там, старый, пропал? Кого опять принесло? Так и скажи имям, не пойдешь ты сегодня никуда, ишь повадился на старости лет по соседям шляться.
Афанасьевич отпустил сына
- Пойдем в дом, сынок! Груня, я это, с Мишей! Михаил у нас вернулся, Груня.
- Чего в дом не заходите? Заходите, раз приехал.
Сидевшие за столом оглянулись на вошедших. Володя вскочил на ноги, бросился к братишке обнимать, Маша, смущенно улыбаясь и прикрывая живот вязаной шалью, поздоровалась, протянув руку.
- Здравствуй, Миша! Мы уж и не чаяли тебя увидеть. С возвращеньицем!
Агриппина тоже обняла пасынка
- Господи, худой-то какой! Ну, солдат, чего растерялся, разувайся, раздевайся, садись за стол! Мы как раз ужинать собрались.
- Спасибо, тетя Груня! Володь, парни-то у вас совсем большие, а я им гостинцев привез. Только, пока не разулся, схожу, с Сергуней да Верой поздороваюсь.
Агриппина замахала рукой,
- Только в двери и обратно? Нет уж, Афанасьич сам сходит, ему привычно по вечерам грязь месить.
- Да, ладно тебе, Грунь, чего ты при госте-то?
- Какой Миша гость? Он к себе домой приехал. Давай, Михаил, раздевайся, садись, кормить тебя станем. Не стесняйся, не объешь. У нас все свое, картошка, соленья, у-у-у, а капусты мы с Верой две кадки насолили. Без спины осталась, но все вырастили, все прибрали, на зиму запаслись.
- Андрей, чего ты телишься? Как к Ваньке Лешему в карты играть, так ускользнет и не заметишь, а тут стоит он, мнется. Иди!
- Так, Агриппинушка, отметить бы надо, сын с фронта вернулся. Радость-то какая!
- Отметить! Иди уже, есть у меня чем отмечать. Да скажи Верке, пусть ребят с собой не таскает. Веришь, Миш, соберутся все шестеро, гвалт стоит, аж голова заболит.
- Шестеро? Когда успели?
- Маша, ты чего сидишь, как кулема? Корми ребят, нечего им глаза пялить на то, как взрослые грешат. Корми, да отправляй спать. Так получилось, Миша. У нашей Машеньки есть старшая сестра, Александра
- Есть, я помню ее. И что?
- Она в во йну с нами немного пожила со своими двумя дочками. Сутками работала в медсанчасти, потом неделями работала. Как во йна кончилась, замуж вышла за начальника какого-то, Борис Георгиевич зовут.
Попросила девчонок до осени подержать, пока они с ее Борисом друг к другу не привыкнут, не обживутся. Теперь говорит, заберут, когда свое жилье будет, комнатка маленькая у них, некуда кровати поставить.
Думается мне, так они у Верушки и останутся. Она пять лет их воспитывает. Привыкла. Сергей сначала ворчал, потом привык, не замечает их, он своих-то не видит, человек такой.
- Как же так, тетя Груня? Их ведь кормить, поить, одевать надо.
- Это, Александра на них не скупится. Видимо, муж тоже ничего не говорит. Карточки на них приносит на хлеб и прочее. Сахару, консервов американских, крупы принесет. Пусть немного, но им самим тоже питаться надо.
Хорошие девчонки-то, обе хорошие. Веру, как мать родную любят и слушаются, с детьми ее водятся. Сын и дочка у нее, у Верушки-то, тоже счастье.
- Заговорился я, тетя Груня! Про гостинцы совсем забыл!
Поставив рюкзак на стол, Миша одной рукой развязал его, стал выкладывать продукты. Мальчишки, перестав жевать, уставились на богатство, которое выкладывает их дядя. Агриппина двинулась было помочь, неловко одной рукой, но остановила себя. Жалость иногда обижает больше, чем злость.
Михаил выложил на стол две больших буханки хлеба, несколько банок рыбных консервов, несколько банок американской тушенки, шматок сала в вощеной бумаге, завернутый в тряпицу, сахар в кульке из плотной коричневой бумаги, карамельки в обертке.
- Сейчас еще чемодан принесу, на крыльце забыл.
Чемодан сам вошел, в руках у Сереги. Про него снова забыли, давай, обниматься, целоваться, радости конца нет. Маша дала ребятам аж по три карамельки, пусть порадуются, не каждый день солдат с во йны возвращается.
Вера сходила в чулан, принесла еще огурцов соленых, капусты квашеной, высыпала из чугунка в блюдо чищенную картошку.
- Ну, Мишаня, хлеб-то я режу?
- Чего спрашиваешь, режь всю буханку, будет день, будет пища.
Агриппина легонько оттолкнула дочь.
- Погоди, я сама, твоим-то ребятишкам тоже гостинца отделить надо.
Нарезав хлеб ровными по толщине кусками, словно вымеренными линейкой, Агриппина уложила хлеб на тарелку. Сало порезала такими тонкими пластинами, что сквозь них можно смотреть, как сквозь слюду.
В отдельное блюдо положила пол буханки хлеба, кусок сала, пару банок консервов, половину от карамели
- Сахар у вас самих бывает, нам солдата чаем поить надо будет, конфеток положила. Пойдешь домой, Вер, заберешь.
Ну, хватит вам там толкаться, садитесь за стол! Маша, стопки из шкафа доставай. Наливай, отец! Отметим приезд нашего героя!
Выпили немного, поели, Серега принялся было расспрашивать брата, как тот воевал, но Михаил только головой помотал
- Не спрашивай, Сергунь, может быть, когда и расскажу, сейчас еще не могу, не отошел. Лучше расскажите, как вы во йну пережили, где сейчас Люба с Надей? Коля где?
Агриппина допила недопитую стопку, поставила со стуком на стол.
- Миша, выжили! Нам полегче было, чем тем, кто в бараках живет. Землица-матушка, она не даст от голода окочуриться. Про моих девок и Колюшку не спрашивай, мне самой не велено знать. Тут одна эвакуированная мне сказала, может их в разведку забрали. Мне не верится, небойкие все ребята у меня. Не знаю, где они, молюсь и надеюсь, объявятся когда-нибудь. Вся душа по ним выболела.
- Объявятся тетя Груня. Во йна, куда угодно могли направить, еще многие не вернулись. Надо ждать. Да! Я ведь еще подарками не похвастался. Из самой Германии вез.
Раскрыв чемодан, Михаил принялся одаривать.
- Тетя Груня в этом свертке отрезы, креп, какой-то, я не помню. А это у них, у немцев, женщины под одеждой носят.
Вытащив несколько шелковых комбинаций и панталонов с кружевами: белые, розовые, голубые, Михаил положил их на кровать.
- Разбирайте, кому какое нравится.
Глаза у женщин разгорелись, такое им не приходилось видеть никогда. Как такую красоту под одеждой прятать? Маша приложила к себе розовую комбинацию
- Эх, жалко, пузо большое, я бы завтра как надела вот этот сарафан, да как прошлась по базару! Ой, что было бы, всякие жены начальства обзавидовались бы.
Агриппина забрала у невестки комбинацию, положила обратно на кровать
- Краля какая нашлась, мужик-то у тебя плохой, волю дает. Эх, еще мужняя жена, все бы красовалась!
Миша вытащил еще два отреза сатина синего, какие-то кружева, ленты.
- Из сатина рубахи можно мужикам и пацанам пошить. Часы, батя, тебе, а вам, братья, зажигалки немецкие.
Афанасьевич бережно взял часы в руку, приложил к уху. Ходят!
- Ну, сынок, порадовал нас сегодня. Мало того, что сам приехал, еще и с подарками. Спасибо тебе! Пом ру, часы обратно себе возьмешь.
Братья благодарили, невестки тоже, благодарили, прямо со слезами на глазах. Агриппина отобрала из отрезов, комбинаций и ленточек то, что посчитала нужным для дочери и невестки, сатин забрала, остальное сложила в чемодан.
- Михаил, спасибо тебе, никого не забыл. Не думала, не гадала, что дождусь подарка от сыновей Афанасьича. Спасибо, Мишенька, пусть вознаградит Господь тебя за это! Я забрала, Миш, что нам полагается, остальное пусть лежит в твоем чемодане. Жениться станешь, подаришь невесте.
- Тетя Груня! Какая мне, инвалиду, невеста? Кому я нужен с одной рукой?
- Ой, Миша, какой ты глупый еще, разве в руке дело? Любят совсем безруких и безногих. А ты? Вон какой с лица красавец! У тебя нет всего руки по локоть. Хе, да с такой инвалидностью ко всему можно приспособиться! За тебя любая девка пойдет, только свистни! Правда, девки?
Маша кокетливо повела плечиком, опустила глазки
- Матушка, опять меня стыдить станешь! Миша, я бы за такого парня, как ты, бегом бы побежала, но я уже и так замужем за таким же, как ты! Даже не сомневайся, только покажись на улице, девчата оглядываться на тебя станут и думать, как бы познакомиться.
- Это вы меня так успокаиваете, может не девушка, так какая-нибудь молоденькая вдова с детишками найдется, приютит меня. Семьи хочется, тепла. Чтобы было кому рассказать о своих радостях и печалях. Чтобы было кому, хотя бы отругать.
Агриппина цокнула языком, надо же балбес какой!
- Уговорил, Михаил, так и быть, буду тебя ругать, это у меня хорошо получается. Есть у тебя семья, Миш, отец есть, братья, племянники. Пока поживешь, осмотришься, глядишь и встретишь хорошую девушку. Не надо бы нам вдову с детьми, у нас уже две девчонки есть. Своих нарожаете.
- Хотелось бы, посмотрим, как получится. Батя, пойду я покурю, привык на фронте, отвыкать тяжело.
- Иди уж, смоли, коли охота травить себя, чего с тобой сделаешь. Никто у нас в роду табаком не баловался.
- Я брошу, батя, оклемаюсь немного, обживусь и брошу. Я надену, бать, твою телогрейку?
- Надевай, вон, на гвозде висит.
Михаил вышел на волю, сел на крыльцо, оторвал клочок газеты, самокрутку завернул, прикурил от немецкой зажигалки, затянулся, прислушался. Не стреляют, не бомбят, прожектора не освещают небо. Никак не привыкнуть.
И как привыкнуть к тому, что сегодня случилось? Он же думал, что будет родным в обузу, у них свои семьи, своя жизнь, а он, Михаил, с боку припека. Сколько ночей он не спал, думая, к кому возвращаться? Мамани, которая любила его, нет на свете, вместо нее Агриппина, змеей вползла в жизнь отца и отняла его.
Жутко сдавило, заныло в груди, невыносимо заболела голова, защипало в глазах. Михаил закрыл ладонью лицо и зарыдал, выдавливая из себя всю горечь обиды на своих родных, которую копил годами.
Сидел на крыльце родного дома взрослый мужчина, и плакал жгучими слезами, отпуская от себя во йну, боль от потери друзей, обиду на жизнь за полученную рану, беду одиночества.
Бывает, и сильному мужчине надо выплакаться. Понимают это и отец, и братья, не мешают. Жалеют Михаила, плачет за печкой отец, братья сидят, опустив головы.
Вера вытерла слезы, толкнула мужа в плечо.
- Хватит! Сейчас Миша войдет и увидит ваши горестные лица. Ему без вас тяжко. Чего вы его жалеете? Парень, как картинка, высокий, здоровый, говорит вон, как красиво! Еще такую себе отхватит невесту, позавидуете.
Матушка, достань-ка нам еще пузырек, батя, иди, садись за стол. Сейчас мы застольную затянем. Услышит Михаил, как мы поем и успокоится, поймет, все хорошо!
Продолжение Глава 16