Неизвестно, чем бы закончилось ее личная борьба с Никоном, в которой боярыня неожиданно для себя обрела довольно много сторонников, да только с протопопом Аввакумом случилась беда. Неожиданно для всех его арестовали и кинули в подвал Спасо-Андронникова монастыря, где несчастный просидел трое суток.
Феодосия, как узнала, мгновенно на помощь кинулась. Тюремщикам золото щедрой рукой отсыпала: только бы не обижали ее духовного батюшку! Несколько раз тайком посещала, еду приносила, беседы вела. Успокаивала, что обойдется. Но, видать, не тем людям платить следовало...
Злодей Никон, от зависти к популярности соперника, повелел лишить протопопа священного сана. Спасибо царь-батюшка заступился, сказал, что только он волен принимать решения и сослал Аввакума служить в Тобольск… Проповедника настолько обрадовался, что удалось выйти сухим из воды, что отбыл в большой спешке. Она с ним даже попрощаться с ним не успела и денег на дорогу не передала, о чем сильно горевала.
Ох, как ей сейчас не хватало общения с протопопом, его умных советов и пламенных речей! Сколько в них страсти и веры чувствовалось! Даже невооруженным глазом видела — никакими трудностями и лишениями Аввакума не испугать и искренне за него радовалась. Всегда знала, что протопоп не стремится к богатству. Его кредо — чтобы все в мире жили в вере и справедливости. Именно это в нем так всех и привлекало, так что искренне надеялась, Бог даст, свидится с ним и вновь станет умные беседы вести.
Нет, ей, конечно, жаловаться на одиночество или же непонимание было грех. Феодосия всегда благодарила Господа Бога за то, что окружена любящими и понимающими людьми, готовых в любой момент придти на помощь. Но общения с духовным отцом ей все же хватало Его пламенный взор никак не давал покоя. Случалось, ночами вскакивала от того, что видела рядом со своей кроватью тень проповедника. Стоял он, высоко подняв два перста, и призывал жить по чести и совести...
Меж тем дни тянулись в делах и заботах. Особенно много сил отнимала служба при дворе государыни Марии Ильиничны, за которую ей полагалось пятьдесят рублей в год. По сравнению с тем, какой доход хозяйство супруга приносило, сущие копейки. Одна выгода: престижно и у всех на виду. Нет повода у завистников упрекать ее в делах незаконных и связях неприличных ее положению...
За делами да хлопотами незаметно время шло. Успеть бы сыну любовь подарить, да мужа старого случайным равнодушием не обидеть! Поэтому когда однажды утром на своих висках седину увидела, жутко изумилась. Ведь годков-то немного — третий десяток всего-то разменяла, а старость, вот она! На пороге стоит.
Пожалилась супругу, тот в ответ посмеялся:
— Радоваться должна, что взрослеешь, Феодосьюшка!
Склонилась с поцелуем к его руке, привычно вдохнула дорогой сердцу аромат заморских масел, которыми супруг так любил пользоваться, и замерла.
За спиной его увидела незваного гонца. Сразу поняла, что-то нехорошее с деверем случилось. Он давно занемог, плохой вести со дня на день ждали. Даже слушать сообщение не стала, тут же кинулась слугам распоряжения давать карету закладывать
Более длинной дороги в своей жизни не помнит... Едва бросив взгляд на тихо лежащего в постели Бориса Ивановича Феодосия поняла — осталось ему недолго. Лицо, словно, воском покрылось, из груди тяжелые хрипы разносились. А руки на груди крестом сложенные, так высохли, что, казалось сквозь тонкую кожу видно было, как кровь по жилам слабо пульсирует.
В последние годы боярин жутко страдал от приступов подагры и практически не выходил из дома. Порой так выл от мучивших болей, что, казалось, стены богатого терема рухнут. Едва немного отпускало, шутил:
— Никак доктора не хотят собаку, что мои кости грызет, палками выгнать. Сколько не плачу им, все толку мало!
В этой фразе весь Борис Иванович был. Насмешливый и уверенный в своей силе.
На пороге ее встретила заплаканная Аннушка, которая прошептала, что муж приказал духовника привести и велел никому в его покои не заходить. Феодосия сразу зарыдала в голос. Ибо кожей почувствовала, не встать Борису Ивановичу больше.
Со старшим братом мужа, который к ней всегда хорошо относился, у нее с первых дней сложились добрые отношения. По крупному счету, она была ему многим по жизни была обязана, и своим счастливым браком прежде всего. Борис Иванович обычно встречал ее такими словами:
— Приди, друг мой духовный, радость моя душевная!
А когда прощалась, бросал ласково:
— Насладился с тобой беседой, словно мед и соты отведал!
Как знать, смогла ли пережить злые наветы, которые поползли по Москве после рождения сына, если бы не мудрый деверь. Он сразу велел молчать и постоянно повторял:
— Не слушай, что другие говорят! Слушай лишь то, что твой муж о тебе скажет!..
Теперь-то она точно знает, кто старался злые сплетни распускать. Но тогда в голове не укладывалось — как такое быть может? Столь важное при царе лицо и языками чешет! Впрочем, Бог ему судья!
Публикация по теме: Феодосия-Федора, часть 40
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке