Борис Иванович, ссылаясь на нездоровье и вовсе говорить не стал. Бросил лишь угрюмо — Алексей Михайлович действует в интересах государства. Всем давно ясно, что главная проблема сейчас — это порча веры, причем, не только среди мирян, но и среди самих священников. Из-за неграмотно написанных священных книг службы в храмах идут неправильно, отсюда и проблемы все. О том, что все зло в священниках скрывается, обсуждать не стал.
Только вздохнул горько и затылок потер. И после долгой паузы промолвил:
— Зря что ли к нам приезжал Вселенский Патриарх Паисий и уговаривал Алексея Михайловича взять греческие книги по христианству за образец? Москва, — несколько патетично воскликнул деверь, — должна стать центром православного мира!
Потом строго насупил брови, приказал замолчать и делать все, что скажут...
Но сомнения никак не отпускали молодую боярыню и она постоянно искала того, кто бы объяснил, что же в мире происходит. Один протопоп Аввакум, с которым случайно в покоях царицы Марии, столкнулась, глаза на правду открыл. В столице все знали — прежде он входил в Кружок ревнителей благочестия, когда-то дружил с Никоном и даже был его соратником. А потом вдруг резко разуверился в предлагаемых идеях и стал ярым противником церковной реформы.
Больше всего его возмущало, что бывший приятель заменил прежних московских справщиков польскими книжниками во главе с Арсением Греком, которые русский язык очень плохо знали, зато на греческом говорили, как на своем родном… Естественно, ничего хорошего из этого получиться не могло.
Аввакум и его сторонники считали, что церковные книги должны составляться на основе древнерусских православных рукописей. Для Никона же эталоном стали греческие богослужебные книги, причем, вместо старых изданий брал итальянские перепечатки, не всегда хорошего качества. Так, с умным видом, говорил он, реформа дешевле обойдется.
Феодосия только руками всплеснула, когда об этом узнала. Это же каким лицемерием надо обладать! С одной стороны деньги на всем экономит, а с другой неисчислимые средства тратит на строительство роскошных монастырей, словно в насмешку над тем, что Господь велел жить в скромности.
К примеру, на острове Валдайского озера возвел Иверский монастырь и заложил там каменный Успенский собор… Кроме того, добился у царя разрешения на основание на Кий-острове еще одной обители. Строительством руководили его доверенные лица… Несложно представить, как он и его люди нагревали на всем этом руки. Сказывали, хоромы у патриарха побогаче царских смотрятся.
Дело закончилось тем, что скромный в быту протопоп Аввакум довольно резко раскритиковал все действия своего соперника и не уставал повторять: жить надо скромнее и не за счет церковной казны. С ним многие соглашались.
Как не удивительно, но и сам Алексей Михайлович радушно принимал противника реформ и выслушивал его пламенные речи. Государь откровенно признавался, что мало кто из священников может с такой страстью, как Аввакум, защищать слабых и обличать неправедные поступки, не взирая на звания и сословия…
Однако, в последнее время протопоп стал заезжать во дворец гораздо реже. Говорил, что никак не может смириться со всем беззаконием, что вокруг творится, и скорбит от того, что царь никаких действенных мер принимать не желает. Ну а государь лишь улыбался и посох покрепче в руках прижимал да твердил, что видит свою задачу в том, чтобы научить людей правильно крест накладывать.
Где-то в глубине души Феодосия понимала — главное дело не в том, как крест накладывается и как имя сына Божьего произносится. Тут в ином тайна скрывается и открыть ее своим женским умом пока была никак не силах. Опять же, принимать спокойно бесчинства, что Никон творил, никак не могла. Она всегда с презрением и гневом относилась к тем людям, которые любили щеки надувать и окружающих за червей считать. А Никон, по ее разумению, именно к таковым относился…
Публикация по теме: Феодосия-Федора, часть 39
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке