Вера уложила дочь, осторожно положила ее на подушку, залюбовалась милым личиком. Хорошенькая какая, славная прямо! Максимка только к трем месяцам выправился. Натерпелась Вера с ним, с рук не выпускала, спала в полглаза. Засунет сыночка под рубашку, прижмет к голой груди, греет своим теплом.
Младшие дети Агриппины, Надя, Вера и Николай поначалу приняли равнодушно желание матери жить с Андреем Афанасьевичем. Он их не обижал, но и особо не цацкался, пайки на них дают, одежу друг за другом донашивают.
Однако, когда началась во йна, и пришлось жить всем вместе, девушкам это очень не понравилось. Непривыкшие они к такой жизни. К этому времени и Надя, и Люба, обе уже взрослые, привлекательные девушки убирались по вечерам в кабинетах начальства комбината.
Добросовестные, чистоплотные, молчаливые, они ничего не видят и ничего не слышат. В один прекрасный день обе исчезли, передав свою работу матери. Исчезли, забрав брата. Никто не знал, где они. Агриппина говорила, они работают на секретном предприятии, оттуда нет разрешения выезжать.
Она на самом деле не знала, что с ее дочерями, но крепко помнила, ее дети будут жить и жить хорошо, если мать никого про них не станет расспрашивать.
Трудно поверить, но говорят, километрах в семи от Магнитогорска, где в бараках от холода, от болезней, от голода умирали дети, был благоустроенный городок в триста домов. Отопление, ванные, стеклопакеты, и все прочие блага.
Будто бы построен он для специалистов, приехавших из Америки, помочь строить Магнитку. После того, как американцы, отработав свое, отбыли на Родину, в городок поселилось начальство. Там была совсем иная жизнь.
Видимо, заметив усердие и молчаливость сестер, их пристроили работать в этот городок, заодно и их брата. Нужны верные люди, кому-то убирать подъезды надо, улицы подметать, мусор сжигать.
Говорят, городок тот называется Березовка или Березовая, нет, точно, Березки. Там до сих пор стоят двухэтажные коттеджи за высокими витыми заборами, окруженные садами. В некоторых даже люди будто бы живут. (Ну, за что купила, за то продаю! Кто не верит, проверьте, наберите в поисковике «Поселок Березки, возле Магнитогорска, построенный для американцев»)
Остальные члены семьи так и дожили до конца вой ны, все вместе одной семьей. Работали все, с новорожденными малышами водились по очереди.
У них в доме, кажется, тесновато, любви плотской не должно быть места, но то одна сноха Афанасьича в положении, то другая. В сорок третьем году Маша родила еще одного сына, Илью. В сорок четвертом Вера родила дочь, Наталью. Доносила и в срок родила.
Видимо, семья все же жила лучше других. Огород сажали, свой и тот, который женам офицеров отдавали. Они все равно ничего не умеют выращивать, Афанасьич им разрешал часть урожая забирать. Все довольны, кроме Агриппины
- Андрей, ну что это такое, невестки корячатся на земле, тоже ведь тяжело, грудью по очереди детишек кормят, на работу ходят. Сама я тоже спиной мучаюсь, ноги распухают, что столбы, а ты раздаешь урожай чужим людям.
- Груня, жалко ведь, посмотри, какие у них ребятишки хилые, сами тоже еле живые. Тоже ходят на работу, но не приспособлены они к такой жизни.
- Мы, значит, приспособленные, на нас пахать можно. Ты хоть посмотри на мою Веру, ветром ведь качает.
- Да, вижу я, ты чего все время только о ней заботишься, да о ее детях? Машины дети мне тоже родные.
- Побойся бога, Афанасьич, кого я когда обделила, разве себя. Своих внуков больше привечаю, Машиных папка любит, ты тоже. Верины дети только мне, да Вере нужны.
Вера, качая грудную дочь на руках, вмешалась в их разговор
- Матушка! О чем тут спорить? Каждому свое дите дороже. Я племянников люблю, но свои кровиночки мне роднее. Зря ты, мама, считаешь, что Сергей не любит наших детей. Володя, он помягче, он вообще добрый, не только своих, и наших с Сергеем детей любит.
А Сережа, он такой человек, жестковатый, может просто не умеет быть ласковым с детьми. Все равно, он по-своему любит и Максима, и Наташку.
- Защищай, защищай его! Не умеет он! Себя только умеет любить, да мать свою-покойницу, Царствие ей небесное!
Агриппина покосилась на Афанасьича, перекрестилась трижды на пустой угол.
- Конечно, как Володька не будет любить твоих детей? Свои-то дети у него, один на Александру, другая на Машу походят, только Лёнька на него, а твои оба вылитые дядя ихний.
- Мама! Ты еще при Сергее не скажи, без вины виновата буду. На свекровь мою они походят, на бабушку Зинаиду. Наверно, потому что я ее никогда не забываю, каждый день в молитвах свекровушку поминаю.
- Да, я так, к слову пришлось. Слава Богу, что не в отца пошли, прости за правду, дочь, Маше с мужем намного больше повезло.
- Матушка, родная, ты лучше ничего не говори, не трави мне душу. Сергей не виноват, что он такой. Разве ворон виноват, что у него перья черные? Ты сама выбрала мне мужа, вместе с моей свекровью выбрали. Я покорилась. Какого Бог дал, с таким и живу, другого мужа у меня не будет.
Промолчала Агриппина. Дочь чем старше, тем больше воли берет. Это ведь она мать укорила не только за то, что не за того ее выдала, еще и за то, что с Андреем, со своим сватом матушка живет. Легко осуждать, побывала бы на месте матери.
Вера уложила дочь, осторожно положила ее на подушку, залюбовалась милым личиком. Хорошенькая какая, славная прямо! Максимка только к трем месяцам выправился. Натерпелась Вера с ним, с рук не выпускала, спала в полглаза. Засунет сыночка под рубашку, прижмет к голой груди, греет своим теплом.
Грудь плохо брал, капала ему в рот молоко. Бывало сидит Вера на кровати по целому часу, держит сына на одной руке, другой выдавливает молоко из груди. А он слабенький, засыпает сразу, каждый раз Вера боится, что ее сыночек не проснется.
Даже Агриппина отступилась от внука
- Вера, не мучай ты его, отпусти, не судьба ему выжить, видишь ведь, не нужно ему это.
- Матушка! Ты ли это говоришь про живого ребенка, моего сына? Ты не Бог, ты не можешь судить, жить моему сыну или нет. Я вымолю ему жизнь, Бог милостив. Но если он заберет Максимку, то пусть и мою жизнь забирает, мне тогда не за чем жить.
- Дочь, мне тебя жаль, ты ведь так-то можешь с ума сойти. Сколько времени путем не спишь. Нельзя так, Вера. О себе подумай.
Долго Вера не могла с матерью разговаривать, даже смотреть на нее не могла. Но ее Максимка стал понемногу поправляться, есть стал, и однажды Вера заметила, смотрит он на нее синими глазками, полными любви и благодарности. Смотрит в самую душу. Он все понимает, ее сынок, он выжил ради нее.
Вера заплакала от невозможного счастья. Выжил ее сынок, кровиночка единственная, не бросил ее. У него будет долгая счастливая жизнь!
С того дня Максика стал расти на глазах. Может помогли капли, которые достал дед Андрей, давали по капельке всем детям. Может то, что питаться стали лучше, картошка молодая появилась, лучок-перо.
Афанасьич подружился с татарами, которые построили неподалеку свое поселение. Не у всех были дома, многие жили в землянках, но жили кучно и дружно, не общаясь с чужими. Однако, Афанасьич сумел стать для них своим. Как своим? Крутиться умел, как они же.
Выменял сначала что-то из одежды деда Афанасия на маленькую баночку гусиного жира, хотя одежда и самим бы пригодились, здесь ничего не достать. Потом, унес кое-что из одежды покойной Зинаиды. Принес еще баночку. Зато его невестки и внуки получали хоть немного витаминов.
Задумалась Вера, да чуть тут и не уснула, под тихое ворчание матушки, да вовремя очнулась.
- Мама, ты давно ребятишек проверяла? Во дворе они?
- Чего соскочила, отдохнула бы. Какого лешего с ними сделается, Маринка за ними присмотрит.
- Господи, Марина сама велика ли? Ума-то еще! Вчера с соседскими Гришей да Варей ушли на реку посмотреть, Илью с Максимкой оставили на Леню. А если бы конвой их поймал, если бы беглый лихоимец напал?
- Наказать надо, чтобы впредь неповадно было.
- Как наказывать девчонку, тринадцать лет, а чего она видела? Волюшки немного захотелось. Друзья у нее не ссыльные, с них спроса нет. Поговорю, только ругаться не стану. Пойду, посмотрю ребятишек, подмету заодно во дворе. Мама, ты слушай Наташеньку, кликнешь, если че.
Максимка и Илюшка кинулись к Вере. Она присела на корточки, раскинула руки
- Мама! – первым добежал Максим – моя мамушка! Обхватив Веру за шею, он спрятал лицо на груди мамы. За ним притопал Илюша, сморщившись от обиды, готовый вот-вот заплакать, не успел добежать. Маленький, два года, уже, а ходит и говорит плохо.
Вера и его обняла. Илюшка тут же принялся обеими руками отпихивать брата
- Мама моя!
- Нет, моя, уходи!
Максим никому не может уступить свою маму, только маленькой сестренке, потому что она без мамы ничего не может, даже сидеть не умеет. Когда кормит Наташу, мамка разрешает трогать сестренке пяточки. Еще Максиму можно целовать сестренке ручки. Мама больше никому не разрешает, только ему, потому что он старший брат.
Вера подула сыну в волосики, боднула его тихонько
- Максим, тебе не совестно? Илюшка маленький еще, поэтому так говорит, он еще не научился говорить, тетя. Конечно, я твоя мама и Наташина. У Ильи есть своя мама, только не надо его обижать, ладно?
Вера вытерла слезы со щек племянника
- Не плачь, Илья! Скоро твоя мама с работы придет. Идите, посмотрите, что там наш Лёня построил?
Марина, поди ко мне!
Девочка подошла, склонив голову, и держа перед собой ладошки, сложенные вместе.
- Чего, тетя Вера?
- Марин! Ты же взрослая, понимаешь, Гриша и Варя, они свободные, они эвакуированные, не ссыльные. Нам нельзя выходить за поселок, им можно. Ради Бога, послушай меня, не надо тебе с ними уходить. Я слышала, как мать ругала Гришу за то, что он с тобой водится.
- Тетя Вера, Гриша сам к нам приходит, я у них ни разочку не была. Это он зовет меня на улицу, а не я его.
- Все понимаю, Марина. Знаю, нравится тебе Гриша. Когда я была такая, как ты, мне тоже нравился мальчик, но я знала, что мы неровня. Я-то была дочь сосланного священника.
- А он, тетя Вера, кем был тот мальчик?
- Он был из крестьян. Нас сослали, а мальчик остался далеко-далеко в прошлом.
- Ты вспоминаешь о нем, да?
- Никому не скажешь? Как перед глазами и стоит, но не судьба.
- У меня, теть Вера другая будет судьба. Потому что ссыльные, тем более дети ссыльных, могут выходить замуж за кого угодно. Мне Гриша сказал. Он сам слышал, как его мать с тетей Кларой обсуждали, что наша мама живет с одним мужчиной, с начальником каким-то. Они распишутся, и он нас всех заберет. Маме можно, почему мне нельзя?
- Вот почему Александра так редко нас навещает, и вот откуда у матушки сахарок для детей, а я думала, свекор достает.
Это я так, Марина, просто вслух разговариваю. Повезло, значит, вам, с мамой жить всяко лучше.
- Да, уж! Если папа вернется, похоронки на него не было. Всякое случается, некоторые теряются, а после их находят.
- Не знаю, Маринушка, я неграмотная женщина, мало что в этой жизни понимаю, твоей маме виднее, как вам жить.
Больше не уходи не сказавшись, ладно? Даже пойдешь в дом, наказывай Лене, чтобы она смотрела за детьми. Ты вчера оставила их с Лёнькой, а он такой не самостоятельный.
С тобой, Марина, ясно. Лена, ну-ка, иди теперь ты сюда! Ты где была пол дня? Опять пряталась за хлевом, книжку читала? Я вот скажу Елене Владимировне, чтобы она не давала тебе книг, узнаешь тогда. Навадилась бегать к врачам, у них дел нет больше, только с тобой книги обсуждать.
- Тетя Вера, я не просто хожу, ты же знаешь, я помогаю, еду разношу, разговариваю с некоторыми.
- Лена! Помогать, хорошее дело, но ты можешь заразиться, ты же заходишь в палаты, где инфекционные больные лежат. Если заболеешь, если младших заразишь? Что тогда?
- Ты же не заразилась как-то, теть Вер?
- Я взрослая, Ленушка, я все, что положено делаю, чтобы не заболеть. Не ходи больше в больницу, я скажу, чтобы не пускали тебя. Книжки сама носить стану, читай, небось книги пишут люди умные, может чему хорошему научишься.
Вера присела на валун, лежавший у крыльца. Несчастные девчонки, все поизносились, обувки нет, одежда – заплатка на заплатке. А ведь они растут, им бы сейчас нарядные платья, ленты в косы. Хотя, кос-то у них нет. Бабушка боится, как бы не обовшивели, постригает ножницами всех детей под горшок.
Вера погладила рукой теплый шершавый валун. Таких на ее родине не бывает. Там сейчас цветут яблони в их бывшем саду, пчелы жужжат, садясь на нежно-розовые лепестки яблоневого цвета. Соловьи поют с самого рассвета, терь-люх, терь-люх, тью, тью, тью!
Там воздух прозрачный, чище чистого, хоть бы еще разок вдохнуть его. Там родник, речка там течет, бежит по камушкам, журчит. Дал бы Господь пройтись по дну ручья, умыться студеной водой!
Скоро закончится проклятая во йна. Мужчины вернутся, встанут у станков. Город уже построен, и комбинат тоже. Может быть Советская власть освободит ссыльных. Неужели не заработали помилования. Есть же и их заслуга в победе над врагом!
Продолжение Глава 14