Генерал-лейтенант Михаил Фёдорович Лукин может быть с полным правом назван одним из Спасителей Москвы и России.
Кавалер императорских орденов Святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени, Святой Анны 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени поручик Михаил Фёдорович Лукин (1892—1970) в ноябре 1917 г. демобилизовался из умирающей русской армии и почти сразу вступил в Красную гвардию, в июле 1918 г. — в РККА. Прошёл всю Гражданскую войну и советско-польскую войну и был награждён двумя орденами Красного Знамени.
Великая Отечественная война застала его на марше во время передислокации вверенной ему 16-й армии РККА из Сибири в г. Шепетовка в УССР. Здесь он быстро сколотил из части своих и подчинённых себе разрозненных и отступающих частей РККА «оперативную группу генерала Лукина» и удерживал Шепетовку до начала июля 1941 г., после чего был переведён под Смоленск, куда оказалась заброшенной большая часть его собственной 16-й армии.
По прибытии туда 08.07.1941 он снова застал лишь часть вверенных ему подразделений и опять сформировал из них и подчинённых себе разрозненных и отступающих частей РККА оперативную группу и всю вторую половину июля 1941 г. отбивал ожесточённые атаки гитлеровских частей на Смоленск, удерживая его северную часть по берегу Днепра и срывая план молниеносного прорыва Гитлера к Москве.
В беседе с К. М. Симоновым Лукин вспоминал, что после передачи наверх информации о захвате фашистами южного берега Смоленска утром и потом вечером получил две телеграммы за подписью членов Военного совета Западного фронта Тимошенко и Булганина следующего содержания:
За сдачу Смоленска будете преданы суду революционного трибунала.
Если Смоленск не возьмёте, будете расстреляны.
Потом они сменили кнут на пряник и сообщили ему о представлении его к высшей правительственной награде. Лукин ответил им такой телеграммой:
Ни ваша угроза предания суду и расстрелу, ни ваша телеграмма с представлением к высшей награде так не помогли бы, как помогла бы присылка снарядов и пополнения, о чём вас убедительно и прошу.
За все время боёв с десятого по двадцать пятое июля — почти двадцать дней — я не получил пополнения ни от кого. Кроме двух тысяч коммунистов Москвы, Ивано-Вознесенска, Владимира и Горького... И когда противник вновь начал переправляться, подтянул танковые части, подошла дивизия СС, полк «Великая Германия», мы начали отступать. Были опять сильные бои за каждый дом, за каждую улицу дрались... Хоть мы уже к двадцать седьмому оказались в полном окружении, в оперативном мешке оказались, мы знали, что к нам идут на выручку... двенадцать дивизий... И решили не отступать. Но двадцать девятого числа противник сосредоточил большое количество танков... Без патронов, без снарядов. На исходе всё. Продовольствие тоже на исходе, горючее на исходе... И в ночь с двадцать девятого на тридцатое армия окончательно оставила Смоленск.
Под ударами превосходящих сил гитлеровцев, отвечая контратакой на каждый удар, остатки второй «оперативной группы генерала Лукина» 30.07—03.08.1941 организованно отошли к Днепру в районе Ярцево и под прикрытием тумана до восхода солнца стали переплывать на другую сторону реки по Соловьёвской переправе на надувных и небольших понтонных лодках. Тяжёлые орудия пришлось бросить. В давке на берегу Лукину сломали ногу.
Выходя из первого Смоленского окружения... при переправе через р. Днепр, я получил перелом кости в ступне левой ноги, и целых 7 недель не мог встать на ногу.
С рассветом переправу атаковали немецкие самолёты, пулемёты и миномёты. С большими потерями части Лукина были переброшены на другой берег. По отправленному начальнику Генерального штаба Верховного главнокомандующего маршалу Шапошникову докладу Тимошенко, группе войск Лукина удалось на целых 10 дней сковать 8 дивизий гитлеровцев, включая две танковые и одну механизированную и полк СС «Великая Германия», а в целом в битве за Смоленск это помогло задержать наступление на Москву на два с половиной месяца.
После выхода из окружения Лукин возглавил сначала 20-ю армию Западного фронта (08.08—10.09.1941), а затем 16.09.1941 перед самым началом немецкой операции «Тайфун» по захвату Москвы — 19-ю армию РККА. Прибыв в 19-ю армию, Лукин обнаружил, что войска расположены в линию и не имеют резервов, не оборудованы артиллерийские позиции, вместо окопов полного профиля имелись отдельные щели на одного бойца, не установлены минные поля, не создана тыловая линия. Всё это он приказал срочно исправить. Были отрыты передовые и тыловые линии окопов полного профиля со змеевидными ходами сообщения, брустверами и траверсами. Одна дивизия была выведена в резерв командарма. На танкоопасных участках установили минные поля и построили ДЗОТы для артиллерийских орудий.
Всё это способствовало тому, что с началом гитлеровского наступления немцы 02.10—05.10.1941 не смогли прорвать оборону 19-й армии Лукина по р. Выпь, хотя 05.10.1941 у него забрали сразу две дивизии с автотранспортом, что лишило его возможности перевозить дополнительные боеприпасы для артиллерии. Лукин рассказывал К. М. Симонову:
Это были ужаснейшие бои. Я таких боёв ещё не видел никогда. В Смоленском сражении были тоже сильные бои, но такого количества танков и авиации противника мы никогда не видели. Буквально волнами по тридцать-пятьдесят машин, начиная от рассвета и до наступления темноты. И артиллерия, и танки.
19-я армия РККА Лукина получила приказ отойти на новый рубеж обороны только в ночь на 06.10.1941, но при отступлении 07.10.1941 армейская разведка выяснила, что они уже находятся в окружении. Она попала в котёл вместе с ещё четырьмя советскими армиями. Приказом Ставки ВГК генерал-лейтенант Лукин возглавил эти окружённые войска и продолжал оттягивать на себя фашистов, не давая им всей массой обрушиться на Москву. Для прорыва Лукин разбил войска на три группы и приказал прорываться отдельными колоннами, но они не смогли этого сделать в постоянных атаках 08.10—11.10.1941. Окружённая 19-я армия РККА Лукина оказывала организованное сопротивление до 13.10.1941. Кончались патроны и снаряды, картошка и капуста, стали резать и есть упряжных коней, отсутствовали медикаменты для лечения многочисленных раненых. Из-за нехватки перевязочных средств на бинты рвали нестерилизованные нательные рубахи, что вызывало дополнительные инфекции и заражения ран.
Связисты Лукина перехватили переданный незашифрованным текстом диалог командира державшей кольцо окружения танковой дивизии Ханса фрайхерра фон Функа с вышестоящим начальством следующего содержания:
— Чего вы топчетесь? Идите на Москву!
— Я едва сдерживаю. Командующий 19-й армией также рвётся к Москве, я едва сдерживаю. Я пустил своих гренадёров, использую последних, нет сил сдержать.
12.10.1941 Лукин собрал все оставшиеся артиллерийские снаряды и использовал сохранявшуюся им батарею Катюш с последним неизрасходованным залпом ракет для артподготовки перед последней попыткой массированного прорыва на участке шириной до 7 км. Вечером 19-я армия РККА Лукина смогла прорвать кольцо окружения и через прорыв смогла выйти одна дивизия. Комдив предлагал Лукину выйти с ним вместе со штабом армии, но тот ответил отказом, т.к. в мешке оставались ещё 8 дивизий. Затем две державшие горловину прорыва дивизии нарушили предварительную договорённость отступать всем вместе и ушли, бросив остальные части армии в снова захлопнувшемся котле.
А дальше кратко проследим судьбу Михаила Фёдоровича по рассказанным Симонову воспоминаниям и по уникальному документу — написанному им из плена по разрешению немцев в начале июня 1943 г. письму сестре Александре в оккупированный нацистами Харьков.
2 окт. 41 г. немцы перешли в наступление, я попал в окружение... Моя армия не была разбита, пр-к нигде не прорвал фронта моей армии. Моя армия была окружена под Вязьмой по вине моих соседей и, больше всего, по вине моего старшего н-ка, который неправильно меня информировал о положении на фронте и вовремя не дал мне приказа отступить. У меня не осталось ни одного снаряда, не было горючего в машинах, с одними пулемётами и винтовками пытались прорваться. Я и к-ры моего штаба всё время находились в цепи вместе с красноармейцами. Я с группой мог уйти, как это удалось сделать некоторым частям моей армии, но я не мог бросить на произвол, без командования большую часть армии. Мне были дороги интересы общего дела и моей армии, а не личная жизнь.
Когда остатки сражавшихся в окружении армий Лукина не смогли прорваться организованно, он отдал приказ взорвать все артиллерийские орудия и выходить из окружения по лесам и перелескам малыми разрозненными группами — так в 1941 г. удалось выбраться из котлов многим советским солдатам, офицерам и генералам.
12.10.1941 в лесу несколько дней ничего не евший и несколько суток не спавший Лукин был тяжело ранен в правую руку — пуля перебила локтевой и срединный нервы, из-за чего конечность утратила подвижность и началась большая кровопотеря. Офицеры его штаба разбежались в разные стороны, бросив своего раненого командира, у него не было никаких перевязочных средств и гитлеровцы подошли к нему на расстояние уже 200 м. Рядом свистели пули.
Встал, сделал несколько шагов — упал из-за слабости.
Лукин решил застрелиться, но не смог вытащить левой рукой пистолет из застёгнутой кобуры на правом боку.
Все попытки вынуть револьвер не удаются. Правая рука повисла, как плеть.
Его спасли каким-то чудом вышедшие на него две юные санитарки, которые сняли с него шинель, разрезали рукав генеральского кителя, наложили жгут, оторвали полу его рубашки, сделали из этого куска бинты и ими перевязали раненую правую руку. Поскольку передвигаться самостоятельно без помощи он был не в состоянии, они повели его под руки. Но через 30 шагов раненый генерал стал падать. Тогда санитарки дотащили его волоком на походной палатке до ручья в овраге и напоили водой.
Лукин смог встать на ноги и тут же получил ранение правой ноги — осколки разорвавшейся рядом мины ударили ему в икру и выше колена. Он рухнул на землю и сначала приказал, потом умолял отказывающихся бросить его санитарок достать ему из кобуры револьвер и помочь застрелиться.
Но милые, родные русские девушки, совсем ещё девочки, и слышать не хотели, даже обиделись: «За кого вы нас считаете!»
Они потащили его на себе. При выходе из оврага Лукин был снова ранен осколками разорвавшейся мины в ту же ногу. Его вынесли к группе окруженцев под командованием генерала Андреева. Там его впервые за несколько дней покормили и он впервые за несколько суток уснул, но через три часа начался новый обстрел и беглецам снова пришлось спасаться. Во время перевязки Лукин потерял револьвер и остался без оружия. Через двое суток блужданий по лесу группа, то увеличиваясь чуть ли не до тысячи бойцов, то снова разбегаясь в разные стороны, наткнулась на землянку, в которой лежал тяжелораненый начальник Особого Отдела 24-й армии Можин. Тот сообщил, что послал за линию фронта надёжного человека и что скоро за ним прилетит самолёт, на котором они вдвоём могут эвакуироваться к своим. Они поели и Лукин попытался заснуть, но вновь раздались выстрелы. Находившиеся рядом с Лукиным три генерала вышли из землянки на разведку и не вернулись. Лукин вышел из землянки сам, увидел в 50 шагах от себя немцев и его тут же ранило в несчастную, уже до этого раненую правую ногу и правое колено — но на этот раз разрывной пулей. От сильного кровотечения правый сапог тут же наполнился кровью и Лукин стал терять сознание.
Силы оставляют меня. Прошу находившихся кр-цев пристрелить меня, пока не подошли немцы, говорю им, что я всё равно больше не жилец, и что этим они избавят меня от позора быть в плену. Никто не решился.
Последнее, что мог вспомнить Лукин после этого — это то, как гитлеровцы подошли к нему и стали обыскивать его карманы. Затем он отключился. На вторые сутки он, ещё находясь под наркозом и не чувствуя боли, пришёл в себя в немецком госпитале и увидел, что у него ампутирована правая нога.
Мозг начинает работать лихорадочно: плен, нет ноги, правая рука перебита, моя армия погибла. Позор! Сильные душевные муки. Жить не хочется. Наконец появляются физические боли, ужасные боли. Температура свыше сорока. Не сплю несколько суток. Наяву галлюцинирую... Немцы написали в газетах, что ген.-лейт. Лукин, командующий 19 ар.[мии], взят в плен, но не написали, в каком состоянии. Обрадовались, что взяли мой труп!
После ухода допрашивавших его немцев, с которыми он отказался сотрудничать, Лукин сразу же откинул одеяло и сорвал повязку. Ему снова наложили повязку и приставили к нему санитара из военнопленных. Но Лукин повторно сорвал повязку. После этого к нему приставили немецкого унтер-офицера. Его лечащим медиком оказался мобилизованный главный врач из хирургической больницы Берлина, который не был нацистом и на себе таскал его на перевязки и обратно, тогда как другой немецкий врач требовал переносить генерала на носилках, что при малейшем движении причиняло нестерпимую боль.
Из госпиталя Лукина на грузовом автомобиле повезли на ж/д станцию для перевозки в Вязьму и оттуда на пятитонном грузовике — в Смоленск. На разбитой осенней дороге раненого в кузове трясло и на ухабах подбрасывало так, что он испытывал дикую боль:
Боли нестерпимые. Хочу одного: или потерять сознание, или умереть, лишь бы не чувствовать боли.
03.11.1941 Лукина поместили в неотапливаемый в тридцатиградусный мороз и переполненый "госпиталь" для советских военнопленных в Смоленске:
Больные валяются кучами везде, даже все коридоры заняты, а раненые всё прибывают тысячами, медикаментов острый недостаток, уход очень плохой, хотя медперсонал весь русский из военплен.[ных], питаемся супом из неочищенной картошки без мяса и жиров и вареной рожью, смертность доходит до 150 чел. в день. Боли ужасные, хочется кушать. Забыл, когда спал, снотворных, медикаментов нет. Отношение кр-цев и некоторых командиров явно враждебное к «старшим начальникам». Говорят, продали их. Политработников и евреев выдают немцам.
03.12.1941 немецкие врачи переместили Лукина в отапливаемый немецкий госпиталь в одну комнату с другим раненым советским генералом. Там были чистые постели, сносное питание и медицинский уход и рана Лукина начала заживать.
Протокол допроса Лукина немцами от 14.12.1941 показывает, что он был враждебно настроен по отношению к советской власти, но по-прежнему оставался патриотом и любил Россию. Кроме того, он подробно объяснил им, что военное производство СССР будет только наращиваться, численность и оснащённость РККА новейшей военной техникой — возрастать, а попытки антисоветского восстания — подавляться. Правда, есть сомнения, не фальшивка ли этот немецкий протокол.
03.02.1942 в тридцатиградусный — сорокаградусный мороз Лукина вместе с другими военнопленными погрузили в товарные вагоны и повезли из Смоленска в Берлин. Потом он вновь попал в русский госпиталь для военнопленных в лагере Люккенвальде.
Хлеб из бураков с примесью древесных опилок и какой-то части муки, брюква, макароны, овсянка, нечищеная картошка, дают немного маргарина и две ложки сахару в неделю. Жить можно, чтобы не умереть. Большинство больных опухшие и до последней степени истощенные, настоящие скелеты. Тиф. Смертность ужасающая.
22.04.1942 французский врач сделал Лукину безуспешную операцию на перебитой правой руке, но конечность так и осталась неработоспособной:
Рука в таком же положении, как и была после ранения. Я ею не могу писать, ни ложку взять, папиросу держать не могу, застегнуться тоже не могу.
По сообщению коменданта штаба Власова в РОА полковника К. Г. Кромиади (Санина), в середине мая 1942 г. пытавшиеся сформировать из советских военнопленных Русскую национальную народную армию (РННА) эмигранты Иванов и Сахаров посетили Лукина в лагере и предложили присоединиться к ним:
Генерал Лукин наотрез отказался от сделанного ему предложения... Он и в плену оставался преданным партии и правительству — таким он себя показал, — он был тяжело ранен, с ампутированной ногой и повреждённой рукой, с расшатанными нервами.
Лукин научился ходить на костылях без правой ноги и с неработающей правой рукой. Из раны на ноге вышли все осколки, кроме двух, и она затянулась, волосы на голове поседели.
Сам А. А. Власов на допросе 25.05.1945 сообщил, что, несмотря на высказанное Лукиным в присутствии немцев враждебное отношение к советской власти в январе 1943 г., он в разговоре с ним самим заявил, что не верит немцам, не будет им служить и отверг его предложение о сотрудничестве. Эти показания Власова подтверждаются присутствовашим при их разговоре приставленным к Власову капитаном абвера Вильфридом Штрик-Штрикфельдта:
Вы, Власов, признаны ли вы официально Гитлером? И даны ли вам гарантии, что Гитлер признает и будет соблюдать исторические границы России? Без таких гарантий я не могу сотрудничать. Из моего опыта в немецком плену я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Я не верю, что они изменят свою политику.
Сам Лукин намного подробнее рассказывает в беседе с Симоновым примерно то же самое и добавляет, что сказал Власову:
Не будь Иудой. Ведь проклянут тебя, ты пойми.
04.06.1943 г. Лукина перевели из госпиталя в лагерь для советских военнопленных. 10.06.1943 г. в письме сестре он писал (видимо, диктовал...):
Как и сколько я ни передумал... всё, конечно, связывая с судьбой моей дорогой Родиной и родным мне народом. Вот только здесь, на чужбине, в неволе, начинаешь по настоящему чувствовать, что такое Родина. Какой она кажется милой, родной, что лучше её нет ни одного уголка на всем земном шаре. А эта Родина и мой народ переживают ужасную трагедию. Как хочется вступить ногой на родную землю, растянуться на ней и целовать каждый её вершок. Как хочется, чтобы мой народ не переживал ужасов войны и зажил спокойно. Ни на один момент не поколебалась вера в конечную нашу победу, наш великий народ не может погибнуть; взойдёт заря пленительного счастья и для него. За свою Родину, за мой народ я, калека, готов отдать каплю за каплей свою кровь вновь, а если нужно, то и саму жизнь! Родина и свой народ — это пока всё!
Активист РОА Меандров на допросе сообщил, что его предложение Лукину сотрудничать с Власовым в 1943 г. было встречено тем издевательски:
Лукин рассмеялся мне в лицо и сказал: «Советская армия уже разгромила
гитлеровскую военную машину, а с вашей РОА и подавно справится».
В том же году Лукин в третий раз отказался сотрудничать с Власовым, когда его приехал уговаривать подосланный им бывший начальник штаба 19-й армии РККА Малышкин.
Вообще к Лукину постоянно подсылали различных провокаторов и склонявших его перейти на сторону немцев военнопленных и эмигрантов. После возвращения из плена в СССР Лукин семь месяцев проходил проверку СМЕРШ в Люберцах под Москвой. Власов на допросе 02.06.1945 г. ещё раз подтвердил враждебное отношение Лукина к советской власти и его отказ сотрудничать с Власовым (Генерал Власов: История предательства. В 2 томах, 3 книгах. — Том 2, книга 1: «Из следственного дела А. А. Власова». — М.: РОССПЭН, 2015. — С. 41.). Следователь никаких мер физического воздействия к Лукину не применял, обращался уважительно и доброжелательно и даже в ряде случаев укорял его за то, что он не рассказывает детали общения с тем или иным предателем или провокатором во время пребывания в плену, которые могли бы выставить его в выгодном свете:
У них всё было. Они знали про меня всё и, видимо, про всех, знали, кто как себя вёл.
31.08.1945 заместитель Берия генерал-полковник, комиссар государственной безопасности 2-го ранга, заместитель народного комиссара обороны и начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» Народного комиссариата обороны СССР В.С. Абакумов докладывал Сталину:
Что же касается генерал-лейтенанта Лукина М.Ф. … в отношении которого имеются материалы об его антисоветской деятельности... учитывая, что в результате ранения он остался калекой… в процессе проверки никаких материалов пока не добыто. Считал бы целесообразным его освободить и обеспечить агентурным наблюдением.
Изучив подготовленное для него Абакумовым личное дело Лукина, Сталин постановил: «Преданный человек, в звании восстановить, если желает — направить на учебу, по службе не ущемлять». Но из-за последствий ранений и пребывания в плену Лукин был отправлен в отставку по болезни в ноябре 1946 г.
Поймал себя на мысли о том, что вообще военная карьера Лукина до плена очень похожа на путь К.К.Рокоссовского — тоже служил ещё в царской армии, поднялся до командных постов, был репрессирован (Лукина с должности военного коменданта Москвы сняли в самый разгар Большого Террора в июле 1937 г., несколько месяцев продержали в распоряжении Управления по комначсоставу РККА, но потом вкатили только строгий выговор и перевели в Новосибирск заместителем начальника штаба Сибирского военного округа...), быстро сколотил боевую группу сначала на Окраине, потом под Смоленском, едва не попал в окружение, во время битвы за Москву получил тяжелейшее ранение и был на грани жизни и смерти... Их судьбы пошли по-разному после пленения Лукина. В итоге Рокоссовский смог подняться до мирового величия и стать одним из двух величайших в истории человечества полководцев. А вот Лукин смог "только" выжить в плену, не уронить себя и не предать Родину. Что, конечно же, тоже — великий подвиг. Это был его третий подвиг. А два других он совершил под Смоленском и под Вязьмой — сорвав сроки Блицкрига. Поэтому генерал-лейтенант Михаил Фёдорович Лукин может быть с полным правом назван одним из Спасителей Москвы и России.
Источники:
[М.Ф.Лукин. Письмо из плена 10.06.1943 сестре Александре.] // Край Смоленский. — №3. — Ноябрь 1991. — С. 58—64. — Автор публикации А.Трофимов.
Шлеев В. В. Письмо из плена // Отечественная история. — 1995. — № 4. — С. 145—152.
Допрос генерал-лейтенанта Лукина Михаила Фёдоровича, командующего 19-й армией, от 14 декабря 1941 года. / Публикация Н. Я. Геец. // Военно-исторический архив. — 2002. — № 6. — С.146—153.
Читайте также:
«Эта пушка — шедевр»: Сталин и создание лучшей в мире артиллерии (кликнуть)
Он убил больше всего фашистов: диверсант Костя из Одессы (кликнуть)
Севастопольский Гаврош: чтобы помнили (кликнуть)
Александр Мамкин: чтобы помнили (кликнуть)
Коля Печененко: чтобы помнили (кликнуть)
Алёша Лебедев: чтобы помнили (кликнуть)
Великий воин и великий актёр Алексей Макарович Смирнов (кликнуть)
