«Когда жители Луны стареют, то не умирают, а растворяются в воздухе и улетают, как дым».
(Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»)
В предыдущей части я уже рассказывал, что практически все дореволюционные переводы «Мюнхгаузена» были очень вольными - с большим количеством отсебятины. Не мудрено, что почти все они ушли в тень, когда в 1923 году появился первый советский перевод, сделанный Корнеем Ивановичем Чуковским.
Хотя враки барона были заметно сокращены и пересказаны очень лёгким и ясным языком (издание-то адресовалось детям), дедушка Корней на удивление ничего от себя привирать не стал, сохранив суть историй, практически, без изменений. Разве что избавил первоисточники Бюргера и Распе от тяжеловесных деталей эпохи, да сменил токайское вино на более экзотичнеское – китайское.
Ну и, конечно, не включил в книгу те скабрезные моменты, которые не пристало читать детишкам. Например, выпали истории о том, как барон поднимал нож на дерево с помощью заледеневшей струи мочи, как медведь буквально взорвался от своих газов, или как сам Мюнхгаузен затыкал своей задней частью пробоину в корабле. Нет у Чуковского и амурных похождений барона с богиней Венерой, и с женой короля Луны.
Вот некоторые отрывки из книги Бюргера, отсутствующие в пересказе К. Чуковского:
«…Однажды в лесу, в Польше, иссяк мой запас пороха, и одновременно померк дневной свет. По пути домой на меня напал чудовищный медведь с разинутой пастью, готовый меня проглотить. Напрасно я в поисках пуль и пороха поспешно обшаривал свои карманы. Я не нашел ничего, кроме двух кремней, которые обычно берешь с собой на всякий случай. Один из этих кремней я швырнул в пасть зверя, в самую глубину его глотки. Медведю моему это пришлось не по вкусу, и он сделал крутой поворот — налево кругом! — так что я вторым камешком мог запустить ему прямехонько в задние ворота. Все это получилось чудесно и великолепно. Камешек не только попал куда следует, но даже пролетел так далеко, что столкнулся с первым и выбил из него искру, от чего медведь взорвался с оглушительным треском.
Если верить слухам, то подобные ловко направленные камешки, особенно если они сталкивались с камешками, брошенными ранее, заставили взлететь в воздух не одного сварливого ученого и философа… Хотя я и остался на этот раз цел и невредим, мне все же не хотелось бы еще раз повторить этот опыт, другими словами — завязать знакомство с медведем, не имея при себе других средств самозащиты».
«…Как ни велика была пробоина, я всю заполнил ее моей дражайшей частью, даже не снимая для этого штанов, и ее хватило бы даже и в том случае, если бы пробоина была вдвое шире. Вас это не удивит, милостивые государи, если я скажу вам, что я и по отцовской и по материнской линии происхожу от голландских или по крайней мере от вестфальских предков. Положение мое, пока я сидел на очке, было несколько прохладное, но я вскоре был освобожден благодаря искусству плотника».
Кстати, истории о Мюнхгаузене подверглись цензуре не только в СССР. Так в английском издании есть история, о том, как барон остроумно спас французскую королевскую семью от революционеров. Но в советском, французском и даже, немецком, издании она отсутствует.
«Вскоре я увидел наступающий на меня отряд депутатов Национальной ассамблеи и Национальной гвардии, вместе с которым шла огромная процессия рыночных торговок. Я обнажил шпагу и бросился навстречу врагу. Триста торговок накинулись на меня как фурии, улюлюкая и рыча. Мне показалось недостойным марать свою шпагу их кровью, и вот что я сделал тогда.
Схватив первую приблизившуюся ко мне торговку, я поставил ее на колени и немедленно произвел в дворянское достоинство своей шпагой. Остальные, увидев это, издали страшный вопль и бросились прочь со всей скоростью, на какую были способны,— так напугала их опасность превратиться в аристократок. Ну а что касается национальных гвардейцев — их я тоже обратил в бегство… С триумфом я вернулся во дворец. Королева бросилась в мои объятия с плачем. «Ах, ты истинный цвет дворянства,— сказала она.— Если бы все дворяне Франции были, как ты, мы никогда бы не дошли до такого ужаса!».
…Я оставил короля за бараньей отбивной, предупредив его, чтобы он не задерживался, иначе его неминуемо схватят. Я пришпорил коня и вернулся в Англию. Если король слишком засиделся за обедом — что ж, это уже не моя вина».
Даже один и тот же сюжет в разных странах мог иметь свои вариации. Допустим, в версии Чуковского отсечённая задняя часть коня просто гуляет по лужку, в английском – корчится в судорогах, а в немецком и французском вариантах – ухлёстывает за молодыми кобылками.
«…Я повернул обратно, и оставшаяся половина моего коня неслыханно быстрым галопом доскакала до луга. С большой радостью нашел я здесь вторую половину и, к немалому удивлению, увидел, что она подыскала себе занятие, да такое любопытное, что ни один церемониймейстер, при всем своем остроумии, не мог бы изобрести ничего подобного для увеселения какого-нибудь безголового субъекта. Короче говоря, задняя половина моего чудо-коня за эти короткие мгновения успела завязать близкое знакомство с кобылами, носившимися по лугу, и, предавшись наслаждениям со своим гаремом, по-видимому, забыла все перенесенные неприятности. Голова при этом, правда, столь мало принималась в расчет, что жеребята, обязанные своим существованием этому времяпрепровождению, оказались негодными ублюдками: у них не хватало всего того, чего недоставало их отцу в момент их зачатия».
Образ барона-враля и сам принцип рассказа небылиц оказался настолько удачен, что его тут же взяла на вооружение череда писателей. Сперва Мюнхгаузена использовали, прежде всего, в сатирической литературе, в роли насмешника и обличителя пороков общества, но каких-то особо заметных произведений это направление так и не родило.
Зато крайне плодотворным оказался принцип создания самоценных литературных «наследников» знаменитого барона. Достаточно вспомнить трилогию А. Доде о тщеславном хвастунишке Тартарене из Тараскона. Или, не менее хвастливого, вояку наполеоновской армии бригадира Жерара из повести А. Конан-Дойла. Или капитана Врунгеля (тут уж сама фамилия за себя говорит!) из сказки А. Некрасова. Ну и конечно же, любимого героя С. Лема – «знаменитого звездопроходца, капитана дальнего галактического плавания, охотника за метеорами и кометами, кавалера орденов Млечного Пути и туманностей» — Ийона Тихого.
Наверное, самую удачную и оригинальную трактовку образа самого барона мне удалось увидеть только в кино. Безусловно,речь идёт о замечательном кинофильме 1979 г. «Тот самый Мюнхгаузен» режиссера М. Захарова по пьесе Г. Горина «Самый правдивый» (о замечательной музыке А. Рыбникова тоже забывать не будем).
Барон здесь не столько враль, сколько фантазёр-мечтатель, высмеивающий косность, глупость и лицемерие, как элиты, так и обывателей. Выдумки Мюнхгаузена в фильме - не просто развлечение или сатира, они подобны театральной игре, парадоксальны, ироничны, порой вызывающи, а порой полны настоящей романтики. «Какая разница, летал Мюнхгаузен на Луну, или не летал… Главное, что он никогда не врёт…», «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Все самые большие глупости делаются именно с серьезным выражением лица» — эти и другие фразы фильма стали крылатыми, а история барона-лжеца поднялась до самой возвышенной трагикомедии.
О. Янковский:
«Те, кто знал мои прежние работы, с понятным скептицизмом отнесся к идее: Янковский — Мюнхгаузен… Действительно, ничего подобного мне прежде играть не приходилось. Я благодарен Марку Захарову за то, что он, поверив в меня, разглядел во мне ту нетипичную комедийность, способность передать грустную иронию персонажа, которой сам я, откровенно говоря, в себе не подозревал».
Впрочем, были в истории «Того самого Мюнхгаузена» и один неприглядный момент. В постсоветские времена неожиданно обнаружилось, что из фильма, бичующего лицемерие, исчез следующий отрывок:
«П а с т о р: Я читал … вашу книжку… Что за чушь вы там насочиняли!
Б а р о н: Я читал вашу — она не лучше.
П а с т о р: Какую?
Б а р о н: Библию».
Ну, и конечно, нельзя не упомянуть чудесный 4-хсерийный мультик «Приключения Мюнхгаузена» (1972-1974). Его сняли Анатолий Солин (1 и 3 серии) и Натан Лернер (2 и 4 серии) по сценарию Романа Сефа.
В мультфильме были не только вольно обработаны канонические истории про барона (например, вишнёвой косточкой здесь стреляют в лоб белого медведя, а не оленя), но и придуманы совершенно новые сюжетные повороты. Недаром больше всего мемов породила самая оригинальная - 4-я - серия, где Мюнхгаузен пытается добыть у Джинна павлина:
«- Какой такой павлин-мавлин, не видишь мы кушаем!».
«- Не будет ли любезен, многоуважаемый джинн...
- Будет, будет... Шашлык из тебя будет!».
«- Спой птичка, не стыдись!».
Ну, и песни композиторов Шандора Каллоша (1 и 3 серии) и Давида Кривицкого (2 и 4 серии) на стихи того же Романа Сефа вышли, как по мне, тоже замечательные.
На этом, уважаемые читатели, мы и закончим наш рассказ об удивительной судьбе барона Карла Фридриха Иеронима Мюнхгаузена, которая теперь уже навсегда будет неразрывно связана с судьбой литературного «двойника».
Сегодня на родине Мюнхгаузена его имя носят улица, ресторан, кинотеатр и даже аптека, в его доме расположился музей, где хранится походной сундучок, пенковая трубка и пушечное ядро (неужели то самое?), а напротив музея стоит «полуконный» памятник, из задней части которого льётся вода. Надеюсь, память о двух Мюнхгаузенах будет не менее живуча, чем две части знаменитого коня.
Э. Р. Распе «Повествование барона Мюнхгаузена…»:
«Выпьем еще по бокалу, дорогие мои, и разойдемся на ночлег, так как я менее всего хотел бы в нынешний вечер злоупотребить вашим вниманием, которое нередко притупляется не только от всевозможных врак, но и от изобилия совершенно подлинных историй».
***
Ссылки на мои другие статьи вы можете найти ниже.
Автор: Сергей Курий
См. также:
- Вся правда о Мюнхгаузене:
1) Из Германии - в Россию - и обратно
2) Из Германии - в Англию - и обратно
3) Возвращение в Россию