В коридоре университета студенты окружили высокого парня в выцветшей военной гимнастерке с полевой сумкой через плечо.
- С тех пор, как Власов стал старостой, он отвечает подумав.- шутили они.
- Леша, интересно, о чем ты думаешь?
- О том, наверное, что трудно будет руководить курсом, который "Запорожской сечью" называют,- предположила Валя.
- И правда, плохо, что у нас будет староста с таким кротким и миролюбивым характером.
Подтрунивали над ростом, над чином, над величием старосты, подразумевая и под этим словом его величину. А он стоял худой, на голову больше сокурсников и добродушно улыбался.
- Подождите, друзья, еще такой порядочек наведу: и дисциплина, и успеваемость, и посещаемость - все будет стопроцентное. Заверяю вас как недавний командир боевого взвода.
- Но здесь тебе не взвод - все зависит от нас.- возразила Зоя.
- В меньшей степени,- выпрямляя грудь шутил Леша.- В основном от руководства. А я у ветрил...
Обойдя эту шумную группу, Оля прошла в аудиторию.
- Почтеннейшая, прошу! - галантно пригласил ее за стол щеголеватый студент, в начищенных зубным порошком парусиновых штиблетах. Сел рядом и представился.
- Георгий Пивень.
По другую сторону от Оли оказалась Зоя Живанова, за миниатюрный рост и общительный нрав ласково прозванная Живанчик, из беглого разговора с которой Оля поняла, что той о ней уже известно все: и ее настойчивость при вселении, и ее внезапные слезы, и даже то, что она, "наверное, небеспричинно перевелась в алмаатинский вуз..." Подсев к Оле, Зоя, видимо, надеялась пополнить пробелы своего любопытства, но дверь распахнулась и в аудиторию влетел мужчина в черной паре.
- Ну-с,- с ходу начал он, беглым взглядом окинув аудиторию,- вам, видимо, уже известно, что темой нашего разговора является информация... - и заговорил об этом газетном жанре, не очень удаляясь от популярной лекции Бронтмана, прочитанной в Высшей Партийной Школе при ЦК ВКП (б).
Первой это заметила Живанчик.
- Кроет чуть не слово в слово,- шепнула она, пододвинув Оле раскрытую брошюру.
Но Григорьев неожиданно отвлекся.
- На информацию советую обратить особое внимание,- сказал он.- Не надейтесь, что будете видными журналистами. Не нужно делать ставку на Заславских, Эренбургов, Жуковых... Нужно сразу приучить себя к мысли, что будете в основном репортерами, той малой сошкой, что не делает погоды, а строчит...
- Вот это да-а! - протянула Оля, осматриваясь. Лекцию никто не слушал, кто писал письмо домой, кто упорно смотрел на колени, на которых лежала раскрытая книга.
Только Валя и Леша недовольно уставились на Григорьева.
Не удивительно, что об этой первой лекции по специальной дисциплине никто даже словом не обмолвился и, вернувшись домой, девушки занялись уборкой.
- Наша комната должна быть образцовой,- заявила Рая.
- Как же, будет с такой оравой образцовой,- буркнула Алла.
Валя рассмеялась.
- Ты возмутишься и снова засобираешься замуж. Иногда мне кажется, что ты выйдешь не по любви...
- Нет уж, любые лишения и переживания,- неожиданно для всех вставила Наташа,- только жить душа в душу, чтобы все было просто, ясно...
- И скучно,- добавила Валя.- У многих из нас все кончится счастливым и скучным браком.
- А какой брак предпочитаешь ты? - не без любопытства спросила Наташа.
Валя свысока взглянула на нее.
- Я вообще не выйду замуж: достойных ребят нет.
- Есть,- возразила Наташа.- Нужно только видеть, а при твоем самомнении это трудно.
- Ишь ты, комар-то попискивает! - удивилась Валя, впервые внимательно посмотрев на Наташу.
- Она права,- поддержала Наташу Оля.- В тебе самомнения непочатый край.
- Это не самомнение, а горький вывод. Нет мне парня по плечу, нет по плечу подруги... Большинство довольствуется слишком малым и, видя это, так называемое счастье окружающих, я пришла к выводу, мне некому завидовать. Не смотреть же на замужество как Алла...
Алла вскинула голову.
- Тебе все Алла. О других ты всегда отзываешься плохо, а сама-то какая? Вот уже второй год водишь за нос Леонида, ждешь когда он станет знаменитостью.
- Ничего подобного, он только постояннее других,- возразила Валя.
- Постоянство должно быть вознаграждено.
- Теория стерпится-слюбится стара для нас. Я еще в прошлом году намекала "не надейся, мол, не жди". А когда он снова заговорил о чувствах, прямо сказала, что он дождется только того, что я полюблю другого...
- Напрасно ты его отталкиваешь,- вставила Алла,- он парень с будущим...
Валя уничтожающе взглянула на нее.
- Практично же ты смотришь на любовь.
- А как прикажете смотреть? Вот брошу учиться и умненько выйду замуж.- тряхнула высокой прической Алла.
- С твоей каланчи дальше этого и не видно,- заключила Валя.
- Выйдешь даже не любя? - заинтересовались девушки.
- А я меньше всего беспокоюсь о том, чтобы я его любила. Лишь бы он был от меня без ума да много получал.- в пику Вале пошутила она.
- В каждой шутке есть доля правды.- заметила Валя.
- А почему бы и нет, я не сторонник пословицы "с милым рай и в шалаше".
- Ну если твоя цель так определенна, выходи замуж, чтобы государство на тебя денег не тратило.
- А ты мне не указывай. Что я плохо учусь?
- Не плохо, а кое-как, но дело даже не в том, как ты учишься, а в том, что ты учишься зря. С разбегу ты закончишь и университете, а что толку, ведь ты даже не знаешь, что такое жизнь,- заявила Валя, имея в виду, разумеется, ее высокое определение.
- Знаю,- зло бросила Алла,- ассимиляция и диссимиляция...
- И по этой упрощенной биологической формуле ты намереваешься просуществовать в стране, занятой творчеством новых форм жизни?
Чувствуя себя уязвленной, Алла заметалась по комнате. Когда она входила в полосу света, лицо ее вспыхивало. Чтобы не обострять спора, миролюбивая Рая послала ее за водой. Алла схватила ведро и выбежала, сильно хлопнув дверью.
Девушки протирали окна, дверь, тумбочки. Руководство массовой уборкой приняла на себя Оля. Она лежала на койке, на куче выбитых ею матрацев, и пела бодрые марши. "Эй, веселей запевайте вы, соколы"... Ну, горе-работнички, подхватывайте.
Девушки, смеясь, пели с нею, только Валя спросила:
- А ты чего лежишь как увалень?
- Воодушевляю.
- Здесь не художественная мастерская, здесь воодушевляют примером,- заявила Валя, бросая ей половую тряпку.
Оля, улыбаясь, сошла со своего пьедестала, налила полный таз воды и размахнулась тряпкой сразу на пол пола. Она каталась по нему босыми ногами, сгоняя волны грязи, доска за доской преображая затоптанный пол.
- Хоть смотрись! - сказала она, устало разгибаясь у порога.- А теперь в библиотеку. Что-то не дает мне покоя фраза: "Не надейтесь, что будете видными журналистами..." У Оли было твердое убеждение, что неверие в людей есть признак собственной слабости, а то и ничтожества. "Почему-то великие люди советуют дерзать." - раздумывала она, припоминая их напутственные афоризмы, "Уверенность - самая могучая творческая сила", — утверждал Горький. Одним из первых признаков талантливости Станиславский считал умение открыть талант в других... А Григорьев с первой же лекции старается воспитать в нас неуверенность в себе. И это тогда, когда мы полны сил, стремлений... Нужно стремиться стать великим, чтобы хоть величье целей помогало тебе двигаться вперед. В этом смысле достоит восхищения юной вельможе Сен-Симон уже только за одно то, что он приказывал камердинеру ежедневно будить себя напоминанием: "Вставайте, граф, вас ждут великие дела!"
В читальном зале Оля увидела Зою с Мышей и прошла к ним.
- Вы не знаете, где почитать Григорьева? - спросила она.- Что-то навела меня его лекция на грустные размышления. Посмотрим, как пишет он сам.
- А сам он не пишет,- усмехнулась Зоя.- он только учит писать других...
- Как это?! - даже не поняла ее Оля.
- А так, окончив КИЖ, он остался при отделении журналистики и уже несколько лет читает лекции по всевозможным журналистским жанрам...
Маша подтвердила слова Зои и предложила лучше готовиться к семинару по русской литературе.
С Машей они засиделись допоздна. А когда Оля оглянулась, чтобы позвать Машу домой, то увидела, что та что-то старательно писала. Оля заглянула и широко открыла глаза.
"Милый Сержик, здравствуй!" - огромными буквами выводила Маша.- "Спасибо тебе, мой родной, за письмо. Оно мне очень понравилось. И всем девочкам нашей комнаты оно тоже понравилось. Пиши мне еще. Уж очень ты хорошо пишешь! Молодец! Только "в" пишется не так, а вот так,- и Маша каллиграфически вывела букву "в". Заметив изумление Оли, она пояснила:
- Пишу письмо Сережке. Ты еще не видела, какое он мне послание прислал? Вот такие буквы.- Маша развела большой и указательный пальцы. - По три сантиметра каждая, в шесть клеток,- уточнила она.- Зовет вареники с картошкой есть...
Оля улыбнулась, ладошкой подперла подбородок и, наблюдая как Маша выводит буквы, читала:
"Спасибо за приглашение на вареники. Я бы с удовольствием приехала, да уж очень далеко. Пиши мне, как ты живешь и часто ли дерешься с Женькой. Ты не уступай ему. Поцелуй за меня маму, бабушку, Мишу, Тоню, Раиску и Женьку, если вы не поссоритесь в тот день..."
- Они вечно дерутся,- пояснила Маша,- но если один уйдет куда из дома, то другой ходит по двору, как будто что-то потерял...
Видя, что Оля с любопытством продолжает читать, она улыбнулась.
- А ты что в чужие письма заглядываешь, пиши сама.
- Мне некому писать.- вздохнула Оля.- У меня нет ни Сережки, ни бабушки, ни мамы, ни папы...
Маша сразу замолчала, только с сожалением посмотрела на Олю.
Они вышли из библиотеки. По тротуарам не спеша гуляли прохожие. Звенели пустые трамваи. Ветки деревьев бросали под ноги колеблющиеся тени. Приятно было после душного от многолюдья помещения дышать свежим воздухом и говорить о чем-то задушевном.
- Я люблю свою мать,- заговорила Маша.- Люблю как женщину, как мать, как человека. Она не знает об этом. Я никогда не высказывала ей своих чувств. Иногда даже не ладили, но ведь какое время-то было. Остаться одной, с кучей детей, неграмотной женщине в такие годы как сорок третий... У меня сердце сжималось от боли. После похоронной на отца бывало выплачется втихомолку, но, боже упаси, чтобы ее слезы видели соседи. Поднимет высоко свою поседевшую голову, смотрите, мол, ни горе, ни нужда не сломят. Вот в это время я и полюбила ее. Иногда я завидую Вальке Черных. Одна у отца. Но свою семью на ее жизнь не променяю. Сядем за стол все семь человек. Весело. Или теперь, четверым, кроме мамы и бабушки, нужно письма писать. Мои письма большей частью менторские. Учу любить книгу, слежу за учебой. Я ведь старшая в семье, к моим советам прислушиваются, моей помощи ждут.
Маша гордилась тем, что выходит в люди из такой, как она выражалась "каши". Каждым шагом обязанная своему упорству она недолюбливала обеспеченных студентов. Ей казалось, что они, имея такие возможности учиться, недостаточно деятельны и старательны. Валя, которой все в жизни давалось легко, раздражала ее. С Валей ее немного примиряло только то, что Маша видела, деньги отца не идут даром. Уважала Валю за работоспособность, за требовательность к себе и окружающим. Однако жить вместе с нею не смогла. Резкая, готовая сгоряча поступить наперекор себе и всем, она часто схватывалась с Валей и, наконец, ушла из комнаты.
- Еще посмотрим, кто кого обгонит, когда встанем на беговые дорожки,- сказала она Живанчик в расчете на то, что это станет известно и Вале,- я, закаленная жизнью, или она, если не мамина, так папина дочка. В нашей стране все решают личные способности...