Оля сидела за столом вчитываясь:
-..."Злободневная, умело подобранная, разнообразная и по тематике, и по своей "географии" информация делает газету более содержательной и интересной, является украшением газеты. На живых, конкретных фактах социалистического строительства читатели видят торжество идей коммунизма". Чего, кстати, не видит сам Григорьев,- заметила она.- По нему информация - подверсточный материал.
- Учи. Не отвлекайся,- посоветовала Валя.
Но Оля уже оттолкнула брошюру.
- Что это за преподаватель, если он не вдохновляет на будущую работу. Учи, если хочешь, а я на халтурку сдам.
Перед экзаменом по газетному делу Оля достала "универсальную" шпаргалку и ждала своей очереди, вполголоса напевая на мотив "Кирпичики": "Слово за словом буду списывать." Ей было все равно завалит она или сдаст. После разбора ее злосчастной информации она снова схватилась с Григорьевым.
- Все это в пользу бедных,- перечеркнул он концовку ее информации, с оптимистической надеждой ученого на массовое внедрение туранги.
- В пользу бедных духом,- уточнила Оля.- Все открытия основаны на вере, если хотите, фанатизме...
Григорьев криво усмехнулся.
- Этак вы много совершенно нового внесете в информацию...
- Во всяком случае, человека с его стремлениями, деяниями и чаяниями я внесу.
- Но это же не роман с анализом душевных движений, а информация...
- Героем которой является тоже прежде всего человек,- отрезала она.
Экзаменуя ее Григорьев задавал вопросы в основном по своему конспекту, явно стараясь "срезать". Оля так и не дочитала сообща составленного комнатой конспекта его лекций и отвечала путано.
- Да, подготовлены вы много хуже других студентов,- с плохо скрываемым торжеством отметил Григорьев.
- Этим я обязана вам,- оправдалась она и вышла, сильно хлопнув дверью.
- Тише,- прошептала Зоя.- Валя отвечает. Вот это ответ. Сидит перед экзаменатором и улыбается, как королева...
Однако Валя вышла возмущенная.
- Он, видите ли, удивлен, что у журналистов "такие глубокие знания",- сообщила она.- "Я думал, вы образованы энциклопедически"...
Совсем иначе Оля отнеслась к экзамену по основам марксизма-ленинизма. Экскурс в тревожное прошлое страны, в котором затерялась и ее загадочная судьба, волновал ее. В эти годы она лишилась семьи и с тех пор единственным родством для нее была Родина, и девушка как-то особенно остро переживала каждый ее шаг. Ее полуголодные, бесправные, безграмотные соотечественники завоевали справедливый строй! Но ценой скольких жертв! Скольких изломанных судеб! И где-то в эти трагические годы растерявшаяся или отчаявшаяся женщина подбросила людям ее, а может потеряла, а может умерла, а может... О! Как она хотела через годы и безвестность проникнуть в тайну этой женщины! Найти ее, чтобы в доверчивом дочернем откровении излить свою истосковавшуюся душу. Но с детских лет кругом были чужие люди и, целиком зависимая от них, Оля не могла не чувствовать, как с победой гуманизма оттаивали их сердца и возвышались интересы. Поэтому она воспринимала историю соотечественников как волнующий роман...
- Знаешь, с чего я начну обзаводиться? - спросила она засыпающую Валю и, на немой удивленный вопрос той, ответила.- С полного собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма. И тогда меня голыми руками не возьмешь. Я еще повоюю...
- Ну ложись, вояка, а то сама не спишь, вооружаясь, и мне не даешь.
Но Оля не легла, а снова углубилась в книгу.
Утром за девушками зашел Иван.
- И когда вы только спите? - спросил он, улыбаясь.- В час ночи у них свет, в два - свет, в три - тоже...
- А ты спишь и видишь,- засмеялась Оля.- Уж молчал бы раз тоже штурмуешь...
- Не штурмую, а лишний раз повторил.
К экзамену по "основам" готовились в кабинете марксизма-ленинизма. Менялись книгами, конспектами. Разговаривали мало, только слышалось: "У кого "Год великого перелома"? "Дайте речь Сталина на предвыборном собрании"... И снова тишина, прерываемая спорами по сложным вопросам. Иногда разрешать их помогал Геннадий Константинович, но чаще решение достигалось общим спором и тогда истина становилась настолько ясной, что запоминалась раз и навсегда.
Вершинин, по семинарским занятиям хорошо знавший студентов, подшучивал:
- Вопрос о разоблачении буржуазного космополитизма и буржуазного национализма я вам, товарищ Сясина, задам дополнительно.
- А вы, Беляева, прочли "Детскую болезнь "левизны" в коммунизме"?
- Конечно.
- Проверю.
"Проверяй, пожалуйста, уж марксизм-ленинизм я знаю,"- уверенно думала Оля. Однако перед аудиторией, где царила тревожная тишина, она почувствовала, что волнение овладевает и ею. Казалось в голове все перепуталось: даты, события, выводы. После полутемного коридора яркий свет аудитории ослепил ее. Лицв экзаменаторов стали малоразличимыми, и о том, что они смотрят на нее, можно было только догадаться. Но Оля и не думала об этом. Все ее внимание сосредоточилось на белом веере билетов, таких одинаковых и таких разных...
Оля взяла первый с краю, перевернула и улыбнулась. Все стало таким ясным, что Оля даже не заметила, что улыбнулись и экзаменаторы.
Да и как ей не знать революционных событий. Оли еще не было на свете, а ее судьба решалась в эти дни. Быть ей безродной и бездомной, счастливым, равноправным человеком или... Страшно подумать, что могло бы быть, если бы революция не победила, если бы не открыли для нее двери в духовный и социальный миры, а теперь все: и культурная революция страны, и рост ее могущества, и рост ее престижа стали ее собственной судьбой. Оля поняла, что знает все, и, еще раз улыбнувшись улыбающимся экзаменаторам, пошла отвечать не готовясь.
Геннадий Константинович, слушая ее, перелистывал зачетку. Увидев тройку по теории и практике печати, удивленно взглянул на Олю, но не сказав ни слова, уверенно поставил ниже пять.
За Олей вылетела Зоя.
- Пятерка! Пятерка! Я даже не ждала! - танцуя запела она.
Но на нее зашикали, оглядываясь на дверь. Зоя прикрыла ладошкой расплывающиеся в улыбке губы и убежала в конец коридора, где есть сдавшие, и с ними можно отвести ликующую душу.
У двери снова воцарилась тишина. Молчаливый, как тень, бродит Леша. Сидеть он уже не может. На стуле в напряженной позе застыла Наташа. Только Валя словно не реагирует на общую тревогу, стоит в сторонке и кокетничает с парнем с биологического факультета.
- И чего это Валька улыбается? - сердито недоумевает Алла.- Я так за неделю до экзаменов улыбаться перестала.
К двери протискался Пивень.
- Пустите, да пустите же вы меня. Сейчас я вам вынесу дымящуюся пятерку...
Студенты, скупо улыбнувшись, расступились перед ним. Подошла притихшая, умиротворенная Живанчик. Теперь, когда Зоя сдала, она по-прежнему всем интересуется. Припав ухом к замочной скважине она сообщает.
- Пивню восстановительный период достался. Да кто ж его не знает! - и она с мельчайшими подробностями передает атмосферу аудитории.- Как Волга разливается. Модуляцией берет... Оба улыбаются... Ясно пять...
Алла вышла расстроенная. Отстранила бросившихся к ней сокурсников и направилась к выходу. Все гуськом потянулись за ней, стараясь по походке, по наклону головы определить, что случилось? Оказывается, ей поставили тройку. Алла сообщила об этом чуть не плача, значит, поставили с "натяжкой".
- Я так и думала,- некстати обрадовалась Зоя безошибочности своего прогноза.- За время всего ответа из них никто ни разу не улыбнулся. Еще хорошо, что тройка...
- Ах, отстань ты со своими приметами! - вскипела Алла, резко останавливаясь перед ней.- Мне просто не везет. Ведь за все экзамены мне ни разу не попалось то, что я знаю...
- Мало же ты знаешь! - вставила Валя, приближаясь к ним.- Что за глупые рассуждения: "лотерея", "судьба". Я верю только в собственные знания и ни одну из своих оценок не считаю случайной.
Живанчик снова припала головой к двери и все затихли. Однако роль комментатора уже надоела Зое. У нее же столько дел намечено на "послесдачи", но что значат эти дела в сравнении с пятеркой по марксизму! И Зоя предлагает всем идти в кино.
- Я не пойду,- нервно возразила Наташа.
- Это ты сейчас,- уверенно разубедила ее Зоя.- А получишь пять - на край света пойдешь...
- Ну уж и пять... - с застенчивой надеждой произнесла Наташа, однако протянула Зое три рубля.
С кого лаской, с кого упреками в "неуважении к коллективу", Зоя собрала деньги и побежала за билетами.
- После первой же пятерки ходить нормально разучилась! - проворчала вслед ей Алла.- Уж, наверное, шпарит по улице, забавляя прохожих своим восторженным видом.
Всем на миг становится смешно от картинки, как Зоя, размахивая своим потертым дерматиновым портфелишком, мчится по улице, не замечая, что прохожие смеются над ее нескрываемой радостью. Студенты смеются, а через час, два сами заполонят улицу шутя, смеясь неудержимо и не замечая озабоченных коллег, у которых экзамен завтра...
Последним сдавали иностранный. Оля уже совсем выдохлась и перешла на "экзаменационную прическу". Она сидела и зубрила, заводя глаза под лоб. Валя смеялась.
- Полюбуйтесь, лучший способ запоминания...
Валя на экзамен как обычно собиралась спокойно: оделась, причесалась и начала чистить ногти.
- Идем, пожалуйста,- торопила ее Оля,- ручек тебе там никто целовать не будет.
- Как знать.
- Уверяю тебя. Ты собираешься на экзамен, словно в театр.
- А мне все равно, что в театр, что на экзамен. Это вы с Аллой собираетесь на экзамен как на Северный полюс. Чего вы только не наберете: книги, шпаргалки, надежду на друзей... Предпочитаю ходить безо всего, даже без листка бумаги. Если у меня были какие сомнения, я поделилась ими на консультации. Теперь же все ясно и я иду побеседовать с преподавателем о том, что прослушала за семестр.
Первым, дуя улыбающимися губами на зачетку из аудитории вышел Тулеген.
Девушки уговаривали Олю.
- Иди, ты же знаешь.
- Ой, нет, не пойду. Сейчас они убедят меня в том, что я знаю...
Вошла. Курс за дверью. Зоя на посту.
- Он улыбается, а она почему-то нет... Теперь она улыбается, а он почему-то нет... Подает зачетку и... медленно идет к двери...
- Что?
- Тройка,- ответила Оля и созналась,- да, други милые, учила я английский три дня и три ночи и получила тройку...
После экзамена по обыкновению пошли в кино. Шла "Молодая гвардия". Выйдя из зала долго молчали.
- Как же теперь нам надо постигать премудрости политики, науки и литературы и в совершенстве овладевать теми же языками, чтобы достойно мужества молодогвардейцев представлять в мире нашу не только гуманную, но и культурную Родину,- произнес Леша.
- Да,- вдохновилась Оля,- мы обязаны стать образованнейшими людьми...
- Это после тройки-то по иностранному...- оборвала ее Валя.- Девица с ленцой дает обещания...
- Я "девица с ленцой", а ты догма,- внезапно разозлилась Оля.- Упрощенная, дисциплинированная догма...
Когда нервы долгое время перенапряжены, люди меняются резко, и всегда мягкая, насмешливая Оля вдруг всерьез обиделась и начала доказывать, какая Валя "догма".
- Ты знаешь только одно - учи. Что предлагают, то и учи. А нужно это или нет, ты не думаешь.
Валя впервые видела Олю такой раздраженной и тихо, но уверенно возражала.
- Журналист должен знать все...
- Но не в ущерб основным дисциплинам. У нас тоже должен быть профессиональный уклон. Я не могу заниматься дилетантским набором знаний. Учиться все равно всю жизнь придется. А сейчас нужно углубляться в специальные дисциплины, а они у нас на задворках. Подумать только, очерк, фельетон будут читать на четвертом курсе... Зачем, спрашивается?! Я надеялась, что после знакомства с этими серьезными жанрами, мы основательно позанимаемся под руководством специалистов и придем в газету с практическими навыками. А у нас школярство какое-то. Нужно пересмотреть учебный план соответственно нашей будущей работе, а то если мы отделение филологического факультета, то и гони по его программе. Вот откуда ограниченность устной газеты. Ты ратуешь за аккуратную посещаемость, а глубже не заглянешь. О чем ты пишешь...
- Пиши ты...
- И напишу. Но я не буду зубоскалить, будь спокойна.
- Серьезность всегда была присуща тебе,- не преминула уколоть ее Валя.
Но Оля даже не обратила на это внимания.
- Я напишу о том,- сказала она,- что волнует нас всех, о недостаточном знакомстве с журналистским мастерством, о том, чтоб еще в вузовские годы было больше практики. И практики ответственной.
- Да никакая практика не научит писать невежду,- стояла на своем Валя,- и нечего ее чрезмерным увлечением утверждать мнение, что журналисты - дилетанты. Нам тоже необходимы глубокие знания, хотя наше отделение и разностороннее других. Чего нам только знать не надо? Если бы кто посторонний послушал, о чем говорим мы, он бы подумал, что это люди разных институтов: то ли литературного, то ли международного, то ли сельскохозяйственного. О социалистическом реализме спорят Пивень с Надировым, Иванов разъясняет Живанчик, что пропаганда убеждает, а не призывает, призывает агитация. Я сижу и запоминаю, как вычислить объем стога, скирды и силосной ямы. Так как же нам не быть немного дилетантами? И все-таки знания у наших студентов есть. Зря некоторые преподаватели удивляются, открыв это... Или еще, что нам считать "кровным"? К математикам приходят и говорят: "кровное ваше дело - математика", к химикам - "химия". А к нам приходит Вершинин и говорит: "Марксизм - ваш кровный предмет. Журналистам, подчеркиваю, нужно особенно хорошо знать общественные науки." Приходит литератор и говорит: "Кровное ваше дело - литература." "Без знания языка в газете вам и делать нечего,"- как лозунг возглашает Туров. "Не историк - не журналист,"- убеждает Кочетов. "Ну куда вы без знания географии?"- вопрошает Зорин. И все они правы. А ведь у нас еще масса профилирующих дисциплин. Вот и сидишь в библиотеке дни и ночи, а потом тебе упрек - дилетанты...
- Когда о нас так отзываются другие еще куда ни шло,- поддержал ее Леша,- но когда мы сами... Вам же известен анекдот: "Ты где учишься?" "В университете." "О-о-о!" "А на каком факультете?" "На отделении журналистики." "А-а.а." - разочарованно протянул он. Услышав этот анекдот я даже заниматься не смог. Так обидно стало. Прихожу домой, а Юрзин сидит и под общий хохот травит этот же анекдот... Тут уж меня взорвало. Помню, не спали до утра, пока после жарких дебатов не решили, упорно заниматься весь семестр.
- Нет уж, заниматься во время сессии - студенческая традиция,- выкрикнул кто-то.
- Мало ли вредных студенческих традиций сломано. Сломаем и эту,- заявил Леша.- Только прошу учесть, что предстоящая сессия будет весной, а весна к занятиям не располагает. Некоторые студенты весной пятерки в цветах сирени ищут, а тройки получают...
Николай заговорил тогда, когда тема, казалось, была исчерпана.
- Беляева права,- сказал он, бросив взгляд на Валю,- газета заостряет внимание не на основном. Она довольно остроумно бьет... ... по само собой разумеющемуся. Ну кому из нас не известно, что учиться надо хорошо, а заниматься в течение семестра. А вот кто и как с нами занимается, из газеты не узнаешь. Об ошибках учебного плана газета тоже умалчивает, тогда как у нас много просчетов в самой системе образования, а это основное.
Валя прислушалась. Она и сама искала это "основное" и даже смутно угадывала его. Экзамены, спор с Олей, реплики студентов в адрес Григорьева - все это наталкивало на мысль, что причины непосещаемости и неуспеваемости глубже. И вот Николай излагал, в чем именно... На момент в глаза Вали вспыхнуло любопытство, но его быстро сменило задетое самолюбие и она дослушала Николая с видом вызывающим. "Тоже мне явился с советами, когда газета под ее руководством завоевала авторитет, когда на нее, на Валю, с уважением смотрит весь университет..."