Тридцать первое декабря было тревожным. Девушки в одних сорочках, с накрученными волосами примеряли костюмы, принесенные из театра-шефа.
В комнату постучали ребята, предлагая вместе составить программу концерта-загадки. Девушки не пустили их.
- Открывайте, всему миру известно, что кудри получаются при помощи папильоток,- кричали ребята за дверью.
Но ничто не действовало на девушек, увлеченных маскарадными костюмами. Валя навела гримом японский разрез глаз, надела просторное кимоно Баттерфляй, но почувствовала, что ей не войти в роль покинутой женщины. Она привыкла покорять. Нужно сменить это скромное платье на обольстительный наряд Кармен, застенчиво обойденный другими девушками. Пожалев, что не взяла его сразу, Валя побежала в театр.
На улице шел крупный долгожданный снег, сначала медленно, а потом закружился и в один миг все превратилось в снежную метель.
Когда она возвращалась, сначала за квартал и затем все ближе и ближе ничего не было видно. Прохожие налетали друг на друга, смеялись, извинялись и исчезали в вихре вьюги, сделав всего несколько шагов. Захваченная общей торопливостью, Валя тоже побежала, от беспричинной радости прихлопывая варежками.
- Одна сторона треугольника меньше суммы двух других,- в такт своим шагам пропела она и начала скашивать углы. Скорей! Скорей! Ее увлекала стремительность бега вслед за летящим снегом. Он засыпался в сапожки, лицо пылало, но Валя выбирала сугроб поглубже и бежала по нему...
В полутемном коридоре общежития ее обнял парень в маске медведя. Валя, смеясь, оттолкнула его и, вбежав в комнату начала переодеваться.
- Кармен, я даже не предполагала, что вам так идет блеск этой фальшивой мишуры. Теперь уж перед вами вряд ли кто-то устоит! - кокетничала она со своим отражением в зеркале. И что-то вспомнив обеспокоенно вгляделась в беспристрастную гладь зеркала, но убедившись в своей неотразимости, победоносно улыбнулась.
С проницательностью, свойственной лишь одним влюбленным, Леонид чувствовал, что Валя отдаляется от него. Словно для него это было новостью! И все-таки, до этого гордую неприступность девушки он расценивал скорей, как кокетство, а сейчас каждая ее реплика вызывала тревожное предчувствие окончательного разрыва...
Он не отрываясь смотрел на дверь, которая почти не закрывалась, пропуская ряженых. Первой вошла Сулу, девушка из КазПИ, в которую влюбился Тулеген. С длинными косами, блестящими от типичного разреза какими-то загадочными глазами, и с почти не сходящей с полных губ улыбкой, она вполне оправдывала имя "красивая". На Сулу был белый национальный костюм невесты, с романтической шапочкой украшенной развевающимися перьями филина. За Сулу появилась Оля в костюме сказочной Людмилы, в сопровождении Руслана Гоши. Гремя бутафорскими доспехами он уговаривал:
- Ты уж не изменяй своему благоверному.
- Постараюсь,- неопределенно пообещала Людмила и тут же бросилась к Деду Морозу.
- Что-то нынче осадков мало. Посмотрите, какой ободранный Дед Мороз.
- Не говори, Людмила, медпункт ваты не отпустил,- пробубнил Леша в клочковатую бороду.
- Да какой же медпункт согласится разориться, чтобы прикрыть ватой такого верзилу,- рассмеялась Оля.
Леонид продолжал смотреть на дверь, подыскивая слова для определения девичьей привлекательности. "Мила,"- подумал он о Наташе, которая демонстрируя старинный русский наряд залилась смущенным румянцем. "Каким же словом выразить очарование Вали?"- думал он, встречая и провожая взглядом входящих. Наконец в проем двери показалась Кармен. "Ослепительна! - сразу нашелся Леонид.- Другого слова не подыщешь."
Приемы контрастных сочетаний не новы, однако не всякая, даже самая экстравагантная кокетка решится на эту крайнюю меру из опасения затмить самое себя. Но уверенная в своей красоте Валя этого не боялась. Огненно-красные юбки и белоснежная блузка лишь оттеняли контрастность ее собственного лица: бледного, в ореоле черных волос, эффектно припорошенных снежинками, а переливы бус, колец, серег и браслетов звучали уже откровенным вызовом. Поправляя в волосах символическую красную розу, Валя на мгновение задержалась у двери, чтобы насладиться эффектом.
- Вот когда я оправдал все безрассудства Хозе! - признался Леонид, подбегая к ней.
Валя сверкнула улыбкой и прямо от двери пошла с ним танцевать.
Перед глазами поплыли неестественно улыбающиеся маски, возбужденные лица и блеск. Тот особый волнующий новогодний блеск, который смешавшись с праздничным возбуждением, переполняет сердце ожиданием счастья. Снежинки в волосах Вали превратились в сверкающий бисер, на него, кружась, падали конфетти. Над танцующими с шелестом взвивались разноцветные ленты серпантина. Все плыло, кружилось, туманило голову. Рука Вали на плече Леонида потяжелела. Он посмотрел на побледневшую девушку и легонько прижал ее к себе.
- Ты устала, дорогая?
- От одного твоего эпитета вся усталость проходит бесследно,- отшутилась она.
Но Леонид уже и сам не верил в магическую силу своих слов. Он отвел девушку в комнату отдыха, усадил в кресло и выключил свет. В раскрытую дверь стало видно танцующих, елку и ватный снег.
- А снег все идет и идет,- мечтательно произнесла Валя.
- Вообрази, что ты в театре...
- И что на сцене плохой артист,- засмеялась она, откидываясь разгоряченным телом на прохладную спинку кресла. Лицо ее смутно белело в темноте и, даже невидимое, казалось насмешливым.
- Ты настоящая Кармен,- заговорил Леонид, наклоняясь к ней,- только милее и постояннее, и все, что происходит между нами, я воспринимаю как игру очаровательной актрисы. Порой мне кажется, что и она ко мне не так уж равнодушна...
- Богатое же у тебя воображение,- усмехнулась Валя, поднимаясь. Браслеты на ее руках звякнули...
В просторном зале танцевали танго. На переднем плане задавали тон Оля с преподавателем марксизма-ленинизма Вершининым. После танца Валя сказала ей.
- На вас все смотрят. Развеселились словно дети: мал да стар.
- Ты знаешь,- оживленно отозвалась Оля,- он так легко танцует да еще приговаривает: "Сохраним веселость до седых волос." Я ему говорю: "Геннадий Константинович, вы же уже седой." Он удивился: "Неужели?!" и рассмеялся: "Ну тогда до гробовой доски!"
Подошел Руслан. Когда Оля не танцевала с Вершининым, Руслан танцевал с ней. Но появился Донжуан. Он выбрал изо всех Людмилу и, польщенная, она закружилась с ним.
Руслан стоял грустный. Танцующие шутили.
- Что грустен? Черномор украл Людмилу?
- Не Черномор, презренный Донжуан,- воинственно выдергивая из ножен деревянный меч, ответил Гоша и возмущенно добавил.- Вот повеса, ведь надо же пробраться в такую древность! Пойду отберу! - и он решительно стал пробираться между парами.
В углу стоял Иван Дорохин. Глаза его посоловели.
Валя приблизилась и прочла у него на груди.
- Доб-чин-ский.
Иван добродушно улыбнулся и сообщил:
- А Бобчинский - Сережка Юрзин.
- Тоже пьян? - осведомилась Валя.
- А что вы нам и в праздник запретите выпить? Мы же все-таки премию получили,- напомнил он.
Валя улыбнулась.
- О! Это следует отметить. Идем, я тебя сама угощу.
- Эй, Бобчинский, за нами! - крикнул Иван.
Сергей догнал их.
- Не знаю, чем я больше опьянен, пожалуй, твоей красотой,- польстил он Вале.
- Ты даже комплименты делаешь с оглядкой,- не оборачиваясь бросила Валя.
Подойдя к буфету, Валя порылась в складках юбок и, отыскав карман, вытащила горсть мятых денег.
- Гадаю,- засмеялась она,- зарабатываю.
Она купила печенья, мандаринов и, с улыбкой глядя на разочарованные лица Бобчинского и Добчинского, заказала две бутылки ситро.
Сев за столик, Валя раскрыла новогодний номер многотиражки с поздравительными телеграммами. "Устным газетам всех факультетов. Будьте зубастыми без зубоскальства. Дед Мороз."- Учтем, дедуня, учтем,- улыбнулась она Леше. "Пусть навсегда уйдут в прошлое "страшные ночи" перед экзаменами, кода годовая "норма" знаний "усваивается" за одну ночь."- Ну это, дедуня, к нам не относится,- с достоинством подчеркнула Валя, принимая из рук Добчинского стакан шипучего напитка.
На прощание она предсказала Бобчинскому и Добчинскому далеко незавидные судьбы и направилась к студентам, игравшим в "ручеек". Но дорогу ей преградил Леонид.
- Погадай, прелестная Кармен,- попросил он, обнимая ее.
Валя резким движением высвободилась из его рук и лукаво произнесла.
- Позолоти ручку...
Леонид вытащил десять рублей. Валя с цыганской порывистостью схватила их.
- О-о-о! Щедрый юноша, я скажу тебе сущую правду! - пообещала она и, взяв его руку, нараспев заговорила.- Любовь, красавец, - это талант и каждый одарен им в большей или меньшей степени. Ты же в этом отношении абсолютнейшая бездарность...
Бобчинский и Добчинский расхохотались, а Леонид воскликнул:
- О, жестокая моя Кармен!
- Только, пожалуйста, без притяжательных местоимений,- отстраняясь от него, засмеялась Валя.
Объявили викторину. Валя села, раскинув над сиденьем пурпур атласных юбок. Леонид встал позади нее. На середину зала вышел Дед Мороз со своей традиционной напарницей Снегурочкой-Живанчик. Он поднял руку, призывая к тишине, и спросил:
- В каком году вышел Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР об установлении высшей степени отличия - звания Героя Социалистического Труда?
- Двадцатого декабря тридцать девятого года,- раздалось сразу несколько голосов.
Зоя вопросительно посмотрела на Лешу.
- Пиши всех,- бросил он.
- Кто сказал: "Горе государству, которое в руках капиталистов"?
- Белинский,- сказала Валя.
- Чьи слова: "Фантазия - есть качество величайшей ценности?
- Ленина,- выкрикнул Леонид.
Зоя, записывавшая очко Вале, не расслышала.
- Кто ответил? - подняв голову, переспросила она.
- Черных,- по инерции крикнул кто-то.
Зоя записала Черных. Валя, повернув голову, недовольно посмотрела на Леонида.
- Отойди. Ты становишься бесплатным приложением.
- Нас уже не разделяют,- склонился к ней Леонид.
Валя передернула плечами. Ответив на следующий вопрос она выкрикнула.
- Туманов.
- Зачем ты это сделала? - глухо спросил Леонид.
- Твое очко и бери его,- раздраженно отрезала Валя.
Леонид примиряюще положил руку на ее плечо. Валя недовольно повела им. Тогда Леонид тяжело опустил руку на ее другое плечо. Мужская сила подействовала на Валю усмиряюще и, заслышав музыку, она протянула Леониду унизанные браслетами руки. Спокойно чувствуя на себе его влюбленный взгляд, она искала глазами Николая. Увидев его около Наташи, побежала в их сторону, увлекая за собой Леонида.
- Идем. Я ей погадаю...
- Не смей! - приказал Леонид, поймав в глазах Вали знакомый озорной блеск. Но ее уже трудно было удержать и она говорила Наташе с певучим цыганским акцентом.
- Не сердись на меня, красавица, но он правильно поступил, что полюбил другую. Красотой-то ты его взяла, а умом-то...
Разозленный ее бессознательной жестокостью, Леонид отошел, а Валя, даже не заметив этого, убежала на сцену.
Николай бросился к Наташе, но та поспешно отступила от него в толпу. Казалось, что переживаниям, которыми она обязана ему, не будет и конца...
Участников самодеятельности в зале становилось все меньше. Они незаметно исчезали. Занавес заколыхался, покрылся волнами и под визг колец, сложился в складки. Свет зала переметнулся на сцену, на которой Сулу уже пела "Гакку". Свет на мгновение потух, а когда вспыхнул, за роялем сидела Валя в строгом черном платье. Она опустила руки на клавиши и после первых же аккордов многие разгадали: "Серенада Шуберта!" Кто-то даже запел: "Песнь моя, лети с мольбою, тихо в час ноной"... Но на него зашикали. Снова потух свет, теперь уже не неожиданно, а сквозь стихающие в темноте аплодисменты послышалась частая дробь. Когда сцену осветили, студенты исторического факультета уже лихо отплясывали барыню. Номеров было немного, но хороших, и зрители не заметили, как простояли, не отрывая глаз от сцены, целый час. Все было неожиданно и интересно, даже последний номер, который начался как будто обычно. На сцену вышел университетский хор, и, исполняя песни в такой последовательности, что одна была веселей другой, так развеселился, что напевая: "Нет в мире краше, столицы нашей"... парами сошел со сцены и начал танцевать под свой аккомпанемент.
В зале загорелся свет. Заиграл оркестр. Затея удалась и через несколько секунд все уже танцевали и пели. Откинувшись от своего партнера Валя вновь отыскала глазами стоящего у стенки Николая и прочла в его глазах такую нескрываемую боль, что невольно остановилась, нарушив плавно вальсирующее кольцо. Николай увидел и это столкновение пар, и ее взгляд и отвел глаза...
Домой шли во всю ширину запорошенных снегом улиц. Но, возможно впервые, задумавшаяся над чужою судьбой Валя уже не могла целиком отдаться охватившему всех веселью. Она заметила, как у остановки к трамваю свернул Николай. Поняла, что путь до общежития по заснеженной дороге для него был непреодолим... Поймала себя на мысли, что, веселясь, она, как и другие, позабыла о войне. А Николай уже не может так забыться. Он вспоминает о ней каждое утро, надевая протез, каждый вечер, чувствуя натруженную культю, и даже сейчас, когда не может идти рядом со своими сверстниками... "Он не может пойти с нами, так мы поедем с ним."
- Поедемте в трамвае,- предложила она.
- Ни за что! - отказался Иван.- Такая красотища! Такой воздух!
- Выходит, Николай поедет один? - укоризненно прошептала Валя.
- И правда! - согласился Иван.- В трамвай! - гаркнул он, устремляясь за Николаем.
Все как-то сразу поняв его, без возражений бросились в пустой трамвай. Валя заметила, как при виде их дрогнули брови Николая.
Москва-Пекин, Москва-Пекин,
Идут, идут вперед народы.
За светлый труд, за прочный мир
Под знаменем свободы,- с припева затянула Зоя.
Ее поддержали. Трамвай шел быстро, не останавливаясь на уже безлюдных остановках. Водитель знал, что остановка этих шумных пассажиров - общежитие. На улице Виноградова студенты шумно высыпали из вагона, подняв с деревьев тучи галок.
Дверь им, ворча, открыл дядя Миша.
- Ишь, гуляки. Бродят до утра, да еще с песнями на всю улицу...
У вахтера была странная привычка ворчливо выражать свое расположение. Когда он был действительно сердит на студентов, он говорил с ними вежливо, и эта подчеркнутая вежливость обижала тех, кто знал его. А когда он употреблял слова "озорники", "гуляки" - это значило, что он журил, журил любовно, и студенты проходили мими него, весело оправдываясь:
- Теперь не будем гулять, экзамены...