Валя еще не испытывала равнодуший других. Свое, другое дело. Оно порождало надменность, самомнение, сарказм. В словесных баталиях она не находила себе равных до встречи с Николаем. И вдруг именно в нем почувствовала равнодушие к себе. Не, он ее не не заметил, не не оценил, однако Валя сразу поняла, что его равнодушие не беспричинно... Выяснила и причину, вернее убедилась в ней. И почувствовала протест. Нет, нет, не может быть, чтобы такой блестящий ум мог увлечь этот примитив, тем более после встречи с нею... Пересмотр человеческих достоинств, разумеется с перевесом собственных, тоже говорил в ее пользу. Однако Николай упорно держал сторону Наташи, давая это понять Вале уже довольно недвусмысленно... Возможно потому, что ее оценку Валя чрезмерно занижала? Возможно он защищал даже не девушку, а человека? Просто он справедлив, чего Валя порою за собой не замечает... Однако всю эту успокоительную логику смывали жаркие приливы более чуткого сердца. Интуиция, зачастую угадывающая суть без участия рассудка, подсказывала, что Николай любит Наташу. И вдруг эта же самая интуиция с возмутительной непоследовательностью восставала сама же против себя... Не видя конца этой мучительной борьбе сомнений и надежд, Валя решилась поделиться с отцом. В сумочке она нашла недописанный листок и пробежала его глазами.
"... Дни проходят интересно. Каждый день приносит что-нибудь новое, что заставляет серьезнее взглянуть на себя.
Над рефератом "Правда" в борьбе за мир" работала больше месяца. Приходилось сидеть в библиотеке до закрытия. Перечитала массу газет - и в результате двенадцать тетрадочных страниц...
Критикуют у нас здорово. Но за два года я уже привыкла к этому. Обычно автор зачитывает вслух свое произведение, желающие задают вопросы. Это самый щекотливый момент - проверяется, насколько студент вжился в тему. Аудитория довольно эрудированная. Редкий отвечает на все вопросы. Грозовые облака собираются над головами "счастливцев" десять-пятнадцать минут, затем раздается гром критики. Наши трибуны говорят о достоинствах и недостатках. Большей частью придираются.
Меня сначала все хвалили. А теперь поняли, что можно требовать большего и тоже кроют почем зря. Но "кроют" так умно, язвительно и дельно, что после каждой "кройки" еще больше хочется работать. Вот когда я узнала, что значит коллектив, интересы коллектива и талантливый, умный, преобаятельнейший руководитель.
Достается всем. В это время нет ни "друзей", ни "противников", одна товарищеская беспощадность. Приближается и мой день. Я уже готова к нему. Работу сдала еще вчера. Вечер был свободен, но мне не до театра. Я так устала за эти дни, что придя с лекций, завалилась спать и проспала до половины девятого..."
Как давно это было! Реферат она уже защитила. Защита прошла удивительно тихо. Реферат был написан так хорошо, что его почти не критиковали. Богатырев даже иронизировал:
- Что-то резко спал ваш пыл. Не обижайте товарища невниманием. Даже Дорохина не слышно. Дорохин, ау!
- А что хвалить,- с места крикнул Иван.- Я дифирамбов петь не умею...
- Напрасно! - Богатырев отметил удачи Вали и заключил.- Вот как надо писать рефераты...
Валя скомкала неотосланное письмо и взяла чистый лист.
"Отец, ты все еще называешь меня "девочкой", а для меня это уже звучит воспоминанием. Я взрослая,- написала она и уверенно добавила,- совсем. Я уже четвертый год живу без тебя. За это время много передумала, пережила... Мы ведь взрослеем вдали от родителей. При вас мы, в любом возрасте, дети...
Говорят переживания делают людей отзывчивей. Нечто похожее видимо происходит и со мной. Может, я буду лучше, но дается мне это дорогой ценой. Я полюбила парня, который любит другую, возможно хорошую девушку. Мне еще трудно поверить и в то, что она хорошая, и в то, что он любит ее. Я ведь всегда была бессознательно жестока, но поняла это только теперь. Я думала все для меня. Нет, я даже и не думала об этом, но все было именно так. Вот и сейчас, я все еще сомневаюсь..."
Скрипя пером, Валя поставила жирное многоточие и откинулась на стуле, вспоминая, как Николай предлагал рефераты ее и Тулегена прочесть на научно-практической конференции.
- Если развить главу о роли печати в борьбе за мир, то реферат Черных можно напечатать в студенческом сборнике,- говорил он.
"Он так взыскателен,- согрела Валю мысль.- Может быть это не конец моей любви, а ее начало? Говорят, сильные люди без столкновения не сходятся"... Противоречивые мысли вновь углубили Валины сомнения. Что порождало эти сомнения, она не знала, не отдавала себе отчета, но они были и настойчиво боролись с мыслью, что Николай безразличен к ней. Она перехватывала его восхищенные взгляды во время своих выступлений на объединенных заседаниях многотиражной и устных газет, чувствовала его поддержку в работе и, наконец, их мысли на многое были так сходны, что они понимали друг друга почти с полуслова...
Валя долго сидела уставившись в одну точку, сосредоточив все свое внимание на взгляде Николая. В нем уже давно не было той беглости, с которой он оглядел ее еще не зная... С годами взгляд его на нее изменился, стал более внимательным, и под влиянием этого внимания Валя открывала и открывала в себе все новые и новые достоинства, невольно втягиваясь в этот волнующий процесс, с некоторых пор ставший своеобразным способом ее выражения. Она хотела нравиться, она впервые испытывала это захватывающее чувство обновления. Она любила, о чем ведь никому кроме любимого не скажешь... Даже отцу... Валя медленно порвала так и недописанное ему письмо вдоль на мелкие ленточки и порывисто поднялась. Что одеть? Ай, да не все ли равно в чем предстать перед ним, важно только избавиться от сомнений.
Николай был удивлен приходом Вали, и то, что увидев ее, он смутился, только подтвердило ее сомнения. Она стремительно подошла к нему и, словно страшась, что решимость оставит ее, торопливо заговорила.
- Коля, я люблю тебя. Я знаю, ты дружишь с Наташей, но все это я слышу, всему полуверю и хочу, чтобы обо всем этом ты сказал мне сам. Я долго не решалась признаться, пока не поняла, что прямота гораздо выше той щепетильной гордости, которая удерживала меня от откровенности. Я не хочу, чтобы в наших отношениях, как в каком-нибудь глупеньком романе, были многоточия...
Растерявшийся Николай начал уклончиво, но напряженная до проницательности девушка, почувствовав недоброе, подняла голову.
- Пожалуйста, без жалости. Я сама милостынь не подаю и от других не принимаю. Я признаю лишь прямоту, без всякой там жалости и обидного снисхождения...
Ее гордость придала Николаю решимости.
- Хорошо, я скажу тебе все. Увидев тебя, я понял, что ты девушка незаурядная. Такой ты была и останешься в моей памяти. Ты всегда будешь восхищать меня, как благородный, честный, смелый и талантливый товарищ по работе, но я любою Наташу...
Зрачки Вали расширились, словно от боли. Она опустилась на стул. Николай замолчал. А Валя все испуганно смотрела на него, словно еще не понимая. И Николай, как можно ласковей, договорил:
- Несмотря на всю сложность положения, Валя, я бы хотел, чтобы между нами установились отношения истинной дружбы и взаимного уважения...
Он еще что-то говорил, но Валя уже не могла вникнуть в смысл его слов. По холоду в губах почувствовала, как отлила от лица кровь и ощутимо начало биться сердце. До нее, наконец, с ужасающей ясностью дошло, что она отвергнута. Она с трудом сдержала крик, но головы не опустила. Молча поднялась. Николай вышел проводить. Шел рядом почти касаясь ее плечом, словно своей близостью стараясь защитить девушку от причиненных им же самим страданий. Шел на чем свет кляня себя за игривую словесную пикировку с ней, за безусловный интерес и, что скрывать, за то, что и он не святой, что и он был подвержен ее чарам... Он не ожидал, что все это будет иначе понято, глубоко пережито и тем более не ожидал того, что обо всем этом будет сказано так просто, так доверчиво и так трогательно... Он считал Валю самовлюбленной до неуязвимости и ее беззащитность потрясла его.
Валя шла, как во сне, потом словно опомнилась, повернула к нему бледное даже в сумерках лицо.
- До свидания, Коля,- сказала она, подавая холодную руку.
Николай на лету схватил ее руку, с благодарностью сжав ее в своих.