Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
- Сегодня, уважаемый читатель, - последняя глава "Иных времён" (впрочем, я и не обещал, что они продлятся вечность). Более того, сегодня - последнее заседание "Недопятницы". Оптимизация. Рационализация. Разумное распределение сил и потенциала. Если угодно - авторское par depit, наконец. Да! Глупое, пошлое par depit. Разочарование. Недоумение. Всё вместе. Взболтать и провернуть до щелчка. Тем не менее, я признателен всем, и осилившим ALIA TEMPORA, и "заседавшим" по предпоследним пятницам каждого месяца в течение двух с довеском лет.
Предыдущие заседания клоба "Недопятница" - в КАТАЛОГЕ АВТОРСКОЙ ПРОЗЫ "РУССКАГО РЕЗОНЕРА"
************ ГЛАВА 1
************ ГЛАВА 2
************ ГЛАВА 3
************ ГЛАВА 4
ALIA TEMPORA
ГЛАВА 5
- Вот же твари божьи!..
Поручик Рындин сплюнул – думал слюной, а на самом деле просто ничем, воздухом, сказал зачем-то «тьфу» - и всё тут; от отчаяния перевернулся на спину, не в силах более слушать озверевших от жары кузнечиков, стрекочущих как одно миллионнокрылое кузнечикоподобное существо, нарочно прилетевшее сюда – в расположение заставы Рындина - стрекотать и выбешивать его.
- А кузнечиков, говорят, жрать можно…, - раздался откуда-то издалека ленивый и безразличный, практически без интонаций, голос – кажется, Хобытова.
- Иди ты…, - так же безразлично отозвался ему вроде как один из братьев Черных – то ли Митька, то ли Петька. Впрочем, точно Митька – Петьку уже схоронили. Петька геройски погиб, сраженный пулей злого татаро-таджика, прорвавшегося пару дней назад к линии окопов и застрелившего Петьку прямо в рот, которым тот за секунду до этого кричал «Да пошли вы, суки!..» И вольноопределяющегося Эртеля убили – Рындин всё никак не мог заставить его пригибаться ниже, чтобы не торчать из окопа как журавль, и не высовываться после каждого произведенного выстрела, подсматривая – попал или нет? И из подмоги, что привез с собой капитан Шрёдель, осталось всего пятеро…
- Да точно тебе говорю – жрут их, сволочей! – в голосе Хобытова прибавилось убедительности, словно чуть подкрутили ручку приемника. – Восточники какие-то. Жарят – прямо живых, маслом заливают, солят – и того… На вкус вроде как семечки.
Митька Черных не откликнулся, либо погруженный в свои мрачные мысли, либо от отвращения.
Поручик лениво поднялся, осмотрелся, начал было вяло отряхиваться от пыли, но бросил и направился на правый фланг – к Шинкину. Того давеча ранило в плечо, но здоровяку, казалось, всё было нипочем – и когда кровищи налило с полведра, и когда Дед Колпаков, кряхтя так, словно это его ранило, вытаскивал осколок, и после, когда хоронили своих… Вот и сейчас он, голый по пояс, поросший почти незаметным под палящим солнцем редким рыжим войлоком, стучал ложкой о края банки с тушенкой и, изредка издавая неопределенные звуки, слушал Деда, в сотый раз переживавшего позавчерашнюю бойню.
- …нет, ну подкузьмил, конечно, этот капитан с Анжелкой-то! Это ж хорошо – я заметил! Думаю – минуточку, что это там такое делается? А она эвона что удумала! Главное – откуда в ней, сучке, силы-то такие? Ведь глянуть не на что – росточком с какашку, ладошки – с лютик. А одному голову ка-ак свернет – только хрустнуло! Другому по шее ка-ак рубанет – он как куль свалился. Я ей – ты что, мать твою, ополоумела?! А она только глазами – зырк, хвать гранатомет, да как шарнет по нашему окопу – только ошметки полетели!
- Угу, - подтвердил Шинкин, встречая взглядом Рындина.
- О, господин поручик! – вскочил заполошно возбужденный Дед, всё еще не вернувшийся в действительность. – А мы тут всё Анжелку эту поминаем, будь она неладна, змеюка! Это ж сколько она народу положила, а? И где её только тот капитан выкопал? Это ж она, наверное, сколько таилась, прежде чем…
- Да ладно тебе, Дед, - жестом остановил его Рындин, присаживаясь на чурбачок подле Рындина. – Ищи её теперь… Ты как, герой?
- Третью банку мнет, стало быть, задаст еще пороху, - бойко отрапортовал Колпаков за не прекращающего жевать Шинкина.
- Это хорошо, что третью, - машинально откликнулся поручик, подумав, что третья банка – это совсем не так уж и хорошо… Даже, наверное, скверно – если не считать за счастье выздоровление бойца Шинкина. Это, значит, если каждый будет мять по три банки зараз, скоро точно придется последовать кулинарным рецептам Сереги Хобытова, отлавливать стрекочущую мерзость и жарить. Где только масла взять? Их же вроде как маслом заливать надо… Интересно, без масла сойдет?..
История, которую никак не мог позабыть Дед, и впрямь едва не закончилась для заставы трагедией. В самый разгар боя хрупкая девочка Анжела, поставленная Рындиным на правый фланг вместе с шестью прибывшими вместе с ней бравыми ополченцами, вдруг обнаружила в себе абсолютно диковинные самурайские качества, на месте голыми руками уложила двух своих, рванулась из окопа к замаскированному джипу, саданула из гранатомета по остальным и рванулась была вдоль окопа дальше – к центру, да была замечена Колпаковым. Выпустив по нему очередь, Анжела решила, что с Дедом покончено (а тот просто от страха зацепился за какой-то торчащий из земли корень ногой и упал навзничь) и продолжила стремительно надвигаться на КП с явным намерением покончить со всеми, кто там находился, если бы не Колпаков. Мигом очухавшись, он с удивительной для себя меткостью метнул вслед Анжеле гранату – правда, позабыв выдернуть чеку. Удар пришелся девице прямо в затылок: вскрикнув, она присела и схватилась за голову, тут-то и была замечена Шинкиным. Мигом почуяв неладное, тот выскочил из окопа с явным намерением как минимум растерзать лазутчицу на тысячу мельчайших кусочков, но в этот самый момент как раз между ними разорвался снаряд – Шинкина отбросило назад в окоп, а Анжела – как выяснилось позже – исчезла, будто её и не было. Правда, Дед уверял всех, что он своими глазами видел, будто сразу после взрыва та поднялась и то мелкими перебежками, то ползком, извиваясь как змея, направилась прямиком к татаро-таджикам, но ему не то чтобы никто не верил, просто не пытался опровергнуть. По факту-то нигде Анжелы не оказалось – ни в виде тела, ни хотя бы в виде тряпочки или там лужицы какой…
- Как там? – спросил Рындин, кивая в сторону расположения Ордена. Дурацкий был вопрос – и так понятно – полдень, время обеденного намаза. Шинкин и не стал ничего отвечать, только, доев тушенку, с сожалением шваркнул все три банки туда, откуда периодически доносилось «Аллаху акбар».
- Да-а, - непонятно к чему протянул Дед, проводив взглядом полет банок, упавших неподалеку от верблюжьего трупа с отчетливо видимой кисеёй мух над ним. – Я так думаю, господин поручик, ежели они снова к нам полезут…, - и, недоговорив, смолк, видимо, не решаясь озвучить столь неприятную догадку.
«Девочки устали», - с раздражением вспомнил Рындин наставления Шрёделя. В то, последнее наступление Ордена, когда поручик понял, что еще немного – и его просто сомнут, он, даже не пригибаясь, зигзагами побежал к «чероки» и, перекрикивая канонаду и звуки боя, начал орать в рацию «Дирижер, Дирижер, вызывает Артист!.. Девочки устали» и так много-много раз, пока не понял, что кричит в пустоту. А пустота ни ответить не может, ни пожалеть – мол, идите, девочки, отдохните малость и Нюшу с собой заберите – хватит ей уже танцевать… Ни жахнуть из всех калибров, чтобы разом славно завершить бой. Потому что есть только гибнущая застава поручика Рындина и несколько сотен упрямо прущих воинов Аллаха – это здесь, а загадочного «там», откуда должны были поддержать «девочек» или никогда не существовало, или оно по каким-то причинам тоже разом перестало существовать. Как ни странно, Рындин до сих пор нисколько не злился на капитана Шрёделя – наоборот, был крайне признателен ему и за людей, и за боеприпасы, и за провизию. Даже черт с ней, с этой Анжелой – не специально же Шрёдель её привез – в самом-то деле! В конце концов, вроде как Сереге Хобытову опять же – вроде бы – удалось с этой Анжелой…
- Не, ну правда, - гулко стучал себя кулаком в грудь Хобытов. – Ох и верткая оказалась!
- Да ни в жисть не поверю! – убежденно опровергал Серегу с видом бывалого ходока Дед Колпаков. – Я стервоз сразу вижу. Она бы тебя сперва распалила, а после – от ворот поворот, я это породу за версту чую. Так что – не бреши, не тем впариваешь, тут, брат ты мой, все сами с усами!..
- Слышь, дед, шел бы ты куда подальше, - Хобытова проняло всерьез. – Говорю тебе – аж кричала! Пробовала кусаться, так я её мигом отучил. Царапнула, правда, пару раз!
И корабельный старшина продемонстрировал четыре продольные царапины на левой лопатке, наличие которых неумолимо подтверждало близость Сереги и испарившейся лазутчицы!
- Может, это тебя Шинкин расцарапал! – не сдавался Дед, на что здоровенный Шинкин даже перестал жевать (он всё время что-то жевал) и, озадаченно произнеся «О как!», сделал вид, что собирается дать Колпакову увесистого «леща».
- Да ладно, ладно, - заверещал, уворачиваясь, Дед, - может, и она, да только не было у вас ничего – да и всё тут. Анжелка – она, вон, - двоих собственноручно уложила, стала бы она тебя, бугая, улещивать, ага!
- А сисечки у неё какие…, - демонстративно не замечая Колпакова, сладострастно зажмурился Хобытов. – Маленькие, твердые, и сосочки острые... темные!
- М-м.., - озадаченно промычал Шинкин, перестав на какое-то время двигать челюстями.
- Это она тебя в свою веру обращала! – окончательно добитый «сисечками», высказался Дед. – Может, ты теперь тоже – как шмальнешь по нам, да и туда… к ней… дальше её жамкать! Только учти – там теперь таких желающих небось целая дивизия. Может, даже и верблюды…
Еле увернувшись от тяжеленного пыльного сапога, обиженный Дед под общий хохот гордо удалился..
Припомнив эту утреннюю сценку, Рындин, не сдержавшись, усмехнулся и, похлопал Шинкина по здоровому плечу, неспешно побрел в сторону КП – к центру заставы, куда он передислоцировал пятерых оставшихся бойцов, привезенных капитаном Шрёделем. Командовал ими унтер-офицер Савва Чернов – толковый, немолодой уже дядечка, прошедший, судя по всему, все пять лет последней войны. Завидев поручика, он с неторопливым достоинством, но четко вытянулся, отдавая честь, рапортовать же не стал, зная, что Рындин не жалует пустопорожние формальности – и так всё известно, всё на виду.
- Ваше благородие, дозвольте в сторонку…, - после обмена дежурными вопросами замялся Чернов, взглядом приглашая поручика в степь, как стеснительный хозяин гостя – в прихожую: мол, не пора ли?
- Я, ваше благородие, сомнения некоторые имею..., - Чернов замялся и, ожидающе глядя на Рындина, даже мочку уха подергал.
- Ну, давай, Савва Петрович, что ты как девонька у реченьки? – подбодрил его поручик, зная, что просто так унтер теленком тряпку жевать не станет.
- Что-то с ними не так, - дернул Чернов гладко выбритым – вот, что значит старый служака! – подбородком в сторону мусульман.
- Как так?
- Понимаете..., - унтер засопел, подбирая слова. – Одним словом... Если бы они давеча захотели – смяли бы нас в один присест. Точно говорю. И с флангов запросто обойти нас смогли бы. На кой ляд, спрашивается, им эта высотка сдалась? Да тьфу на неё, обойти стороной – всего и дела! А они – словно номер в цирке отбывают: засели напротив нас, шесть дён из седмицы Аллаху молятся, один день воюют – так, самую малость, по принуждению, а не ради победы. Орден – вояки серьезные. Они, если нужно, тысячу голов положат, а пройдут.
- Хочешь сказать – затеяли татары что-то? – озвучивая и собственные сомнения, оживился Рындин.
- Даже и не затеяли вовсе, - продолжил мяться Чернов, - а будто приказ им такой даден – мол, высотку не брать, ополченцев постращать для виду, да и назад возвращаться. Сам знаю – странно всё это выглядит, однако, меня не проведешь – третий десяток лет лямку тяну.
Поручик не знал, что ответить бдительному Савве Петровичу, тем более, что и сам ощущал нечто подобное – словно подкоркой, всею кожей чувствуешь какую-то неправду, ирреальность происходящего, но не можешь её объяснить.
- ... так что, или они играются с нами как сытый котяра с мышью – пока не прискучит, - закончил унтер, - или мы им на хрен не сдались и на нашем участке что-то вроде балагана с Петрушкой.
- Значит, поживем еще? – испытующе поглядел Рындин Чернову в кустистые брови.
- Выходит, так, - пожал плечами унтер.
- А Анжелка эта тогда как? Ведь всех положить могла – если б не Дед.
- Я думаю, по всему – Анжелка обычный диверсант, лазутчица, внедренная в тыл, может, и с полгода назад, может – еще раньше. Увидела – немного нас, да и рискнула своим пособить, как-то так...
- Похоже, - Рындин хмыкнул и, кивнув унтеру, зашагал к «чероки». Вспомнил, что не предупредил, обернулся и крикнул Чернову в спину: - Савва Петрович, за старшего! Пока бензина малость осталось – сгоняю в Рублихино, может, провизией какой разживусь... А то у нас один Шинкин всё за пару дней сожрет!
- Этот может, - негромко отозвался Чернов и, не поворачиваясь, махнул рукой: дескать, поезжай спокойно, поручик, всё нормально будет!
Рублихино находилось в тридцати верстах от заставы Рындина. Раньше, конечно, были здесь и другие населенные пункты, но они давно опустели: мимо поручика проносились притихшие дома с заколоченными ставнями, запертыми дверями и заборами, за которыми больше не было жизни. Несколько месяцев назад Рындин заглянул в один такой – выглядевший не самым бедным, с яблоневым садом, добротной баней и гаражом. Гараж как раз был не заперт, через него поручик и попал в дом. Внутри всё было ухожено, никаких следов панического бегства, разбросанных вещей – напротив, видно было, что собирались обдуманно, заранее. Без каких-либо угрызений совести и отвергая всякое сравнение с мародерством Рындин деловито пошарил на кухне, забрал солидную жестяную банку с чаем, пять банок сгущенного молока и едва початую бутыль виски «White horse». Заглянул в хозяйскую спальню – постель прибрана, наверное, мягкая. В видавшем виды платяном шкафу висели женские платья. «Модные», - подумал зачем-то Рындин, абсолютно не представляющий себе – что модно, а что нет... Даже вообще – есть ли сейчас какая-то мода? В соседнем отделении шкафа аккуратными стопочками лежали бюстгальтеры и трусики самых разнообразных цветов и фасонов. Кашлянув, поручик вдруг почувствовал себя неловко и поспешил покинуть дом, в интимные тайны которого он так бесцеремонно вторгся через незапертый черный ход.
Проехав мимо Силково, Рындин вспомнил, что там располагалось в недавнем (а теперь казалось – что безвозвратно давнем) прошлом отделение милиции, бывшей когда-то полицией, а до того – тоже милицией. Любопытствуя, поручик заезжал и туда. Очевидно, он оказался далеко не первым: двери в отделение были заперты, зато решетка на окне распилена, а стекло почти целиком выбито – так, что через проем мог попасть внутрь без опасения порезаться торчащими по краям осколками даже крупный мужчина. Подтянувшись на подоконнике, Рындин ничего интересного не увидел: опрокинутый стул, допотопный компьютер с треснутым экраном монитора и приоткрытый пустой сейф с разбросанными возле него бумагами. «Уголовное де...» - прочитал он обрывок картонной папки. Милиции больше не было. И уголовных «де» - тоже больше не было. Собственно, не было больше ничего – из той, прежней жизни, которую он помнил еще мальчишкой. Были только люди, беспрестанно воюющие между собой по соображениям, не вполне объяснимым и понятным большинству из них...
Накативший внезапно приступ звериной тоски заставил поручика резко втопить ногою педаль тормоза, заклубив по обожжённой степи огромный столб пыли. Этому никогда более не будет конца, подумал Рындин, точно так же, как никто, пожалуй, не знает – какое и когда у этого было начало. И они все – и Дед Колпаков, и Шинкин, и Савва Петрович, и он сам – погибнут там, один за другим, не отдавая себе отчета даже – за что именно? Рындин не догадывался, что продолжи он сейчас свой путь в Рублихино, то почти наверняка встретится лицом к лицу с Абдул-Юсуфом, и, если они не пристрелят друг друга тотчас же (а сестра Самира, вероятнее всего, не даст это сделать обоим), то закрутится меж ними долгий непростой разговор... Не мог видеть Рындин, как где-то, очень далеко отсюда сереет лицо полковника Шпилени, когда к нему в кабинет ворвутся люди с явным намерением арестовать его, и как привычным, давно отработанным движением полковник выдвигает ящик стола, берет пистолет и стреляет себе в висок, но один из визитеров пытается этому помешать, и Шпиленя сносит себе выстрелом челюсть... Впрочем, всё это не имело, да и не могло иметь вообще никакого значения. Давно уже тянущиеся смолою иные времена не обладали ни чёткими границами, ни даже очертаниями, как не имели ни объяснений, ни оправданий, ни некоей Силы свыше, способной, нахмурясь, произнести что-то вроде – ну всё, довольно, потешились, теперь-то уже поняли? Поручик Рындин, возведший воспалённые глаза к небу в поисках ответа на сотни так и не заданных вопросов, тоже не увидел Её. Глухо зарычав от бессилия, он закурил последнюю сигарету, лающе закашлялся и рванул дальше – в Рублихино.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу