Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
- Благодарю всех, благосклонно воспринявших первую главу "Иных времён" - стало быть, двигаемся дальше. Покинем на какое-то время заставу поручика Рындина и проследуем за персонажем, появившимся в предыдущей публикации в самом конце, - с тем, чтобы взглянуть на "иные времена" совершенно с иной точки обзора...
Предыдущие заседания клоба "Недопятница" - в КАТАЛОГЕ АВТОРСКОЙ ПРОЗЫ "РУССКАГО РЕЗОНЕРА"
ALIA TEMPORA
ГЛАВА 2
Капитан Осип Шрёдель лукавил, когда рассказывал Рындину о преподавателе-полковнике. Никакого полковника, учившего Шрёделя науке доведения информации до подчиненных, не существовало, а нехитрую байку эту капитан поведал поручику сугубо исходя из личного опыта, устанавливая таким образом более тесный контакт и особо доверительные отношения, что, в конечном итоге, себя полностью оправдало: поручение командования было выполнено, Рындин остался польщенным и готовым к выполнению задания… Впрочем, лукавил Шрёдель не только в этом, самая главная его тайна оставалась при нем, и узнать ее не мог никто. Разве что роковое стечение обстоятельств могло бы разоблачить в капитане Осипе Витальевиче Шрёделе, служившем уже который год в штабе армии и снискавшем уважение не только начальства, но и многих боевых офицеров, лично готовых поручиться за этого отважного и бесстрашного вояку, успешного и тщательнейшим образом законспирированного агента.
Завербовали его, тогда еще штабс-капитана, четыре года назад в украинском Путивле, где проходили тайные переговоры между казалось бы едиными по крови, но имеющими, увы, разные цели и задачи, славянскими ополченцами и Украино-Белорусским Союзом. «Самостийщики» еще с первыми залпами войны объявили о своем нейтралитете, но и на призывы братьев-славян отстаивать собственные территории с оружием в руках не откликались, либо всячески уклонялись от прямого вмешательства в происходящее. К тому, впрочем, их вынуждали и «Меченосцы Джихада», откровенно угрожая самостийщикам с Кавказа и Крыма в случае принятия предложения северных соседей. Прибыв в Путивль в качестве адъютанта генерала Сибирцева, Шрёдель с наслаждением вдыхал пряные ароматы весеннего хохляцкого городка, времени более посвящал отдыху, чем службе и после изнурительной фронтовой неустроенности пустился, что называется, во все тяжкие, пользуясь тем, что Сибирцев почти неделю не вылезал из-за многораундового вялотекущего переговорного процесса. «Взяли» его тепленьким и беспечным в одном приватном веселом заведении, когда разбитная шалунья Ксюша выскользнула из-под одеяла в ванную комнату, да и пропала там, зато к томящемуся в ожидании продолжения эросовых утех штабс-капитану в номер совершенно неожиданно вошли аж сразу трое серьезных мужчин в штатском.
Голый человек всегда беззащитен, даже если он сделан из стали, а когда он застигнут врасплох – то беззащитен вдвойне. Шрёдель испытал это на себе впервые, и хоть с первых же секунд попытался повести себя дерзко и независимо, сразу понял, что куражу – нет, а когда вошедшие попросили его пересесть с кровати на стул, то и вовсе сник, ежесекундно ловя насмешливые взгляды незваных гостей, возможно, что и невольно, но всё же переводимые с его лица чуть пониже пояса. Направленные в его сторону вороненые стволы тоже не добавляли оптимизма.
Старший из троицы – кругленький, небольшого росточка, но с очень серьезными глазами – представился полковником контрразведки УкрБелсоюза Шпиленей и сразу предупредил, что весь разговор мало того, что пишется на диктофон, так еще и на видео.
- Успокою: копий не будет, записи будут храниться в более чем надежном месте! – Голос Шпилени был таким тихим, что, когда он говорил, казалось, слышно было, как жирная майская муха на потолке потирает лапки. У штабс-капитана даже пот на лбу выступил от мучительного вслушивания во вкрадчивые и неторопливые слова полковника.
- Вы что – хотите послать Сибирцеву картинки, как я развлекаюсь с вашей потаскушкой? – бодро держась, поинтересовался Шрёдель, снова ловя на своих чреслах прищуренный взгляд одного из охранников Шпилени. – Боюсь, его это мало заинтересует.
- Это – мало, а вот то, что будет дальше – вероятно, что и очень даже! – невозмутимо моргнул левым глазом полковник. Выстрел из «Иркута» обжег штабс-капитану бок и скинул его со стула. Это было первое ранение штабс-капитана за всю военную карьеру. Молчаливый дылда по левую руку от Шпилени, видно по всему, оказался отличный стрелком: не целясь, навылет прострелил Шрёделю только кожу и немного мякоть, не задев ни одного жизненно важного органа. Кровь, однако, хлынула струей, Осип, униженный и задыхающийся от боли, лежал на полу, зажимая рукой рану и кусая губы.
Полковник скучающе смотрел на него, неторопливо вынул странного для его звания и положения голубоватого цвета платок и кинул Шрёделю.
- Зажмите пока. Надеюсь, вы поняли, что в случае вашего отказа мы продолжим? Если прострелить колено, человек на всю жизнь остается инвалидом, но, как правило, тут же соглашается на всё, - Шпиленя с зевком, явно скучая от однообразия уже неоднократно им виденного, обвел стены номера, задержавшись взглядом на фотографии грудастой шатенки, соблазнительно разведшей ноги прямо в стогу сена. – Спрашивается – зачем доводить до этого, ведь колена – два, есть еще и другие органы, боль в которых просто нестерпима?
- С..и! – выругался с белесыми от шока глазами Шрёдель. – Я – русский офицер, присягу давал!
- Значит, колено? – тускло уточнил полковник, уже наклоняясь головою к дылде. – Пожалуй, тоже левое…
- Стойте! – заревел Осип, поняв, что Дылда через секунду спустит курок. – Что вы хотите, мать вашу, ублюдки хохляцкие? Какие вы славяне?!! Упыри вы безродные, подстилки вайнахские…
- Голубчик, обойдемся без этого! – поморщился Шпиленя, сам отведя рукой ствол Дылды в сторонку. – У вас – своя родина, у меня – своя, и у каждого – свои конечные цели. Если бы ваш генерал отдал приказ отрезать мне уши во благо нации, думаю, вы бы даже получили некоторое удовольствие. Итак, если вы закончили истерику, мы вас перевяжем, и вы начнете мне внимать…
Беседа с перевязанным и наконец-то одетым Шрёделем длилась около часа. За это время штабс-капитан был посвящен в свои новые обязанности, в кои к его изумлению и отвращению входило не только информирование людей Шпилени о планах командования фронта, но и сложная игра по передаче строго дозированных – опять же, по решению полковника – сведений агентам «меченосцев». Как понял Осип, главной целью контрразведки укробелорусов было сохранение хрупкого и несколько двусмысленного положения «самостийщиков» на современной политической карте: строя загадочные физиономии и исламистам и славянам, они решили разыгрывать тонкие многоходовые комбинации на опережение с последующей возможностью в случае чего открыть карты нужной в определенный момент противоборствующей стороне. Шрёделю было в случае провала гарантировано убежище в райских приднепровских кущах и открытый, постоянно пополняемый счет.
- Не терзайтесь, голубчик, - ободряюще похлопал его по плечу Шпиленя. – Не вы первый, примите как данность, этот мир давно уже заслужил отстраненного к нему обращения. Кстати, как предпочитаете именоваться? Один из ваших пару месяцев назад выбрал себе псевдоним «Колумб»: наверное, решил открыть для себя, насколько тяжела ноша предательства… Кстати, весьма полезный оказался информатор. Так что же решите?
- Да мне как-то…, - вяло пожал плечами штабс-капитан, сильно покоробленный несколько фамильярным тоном нового работодателя. – Лучше что-то отвлеченное…
- Ну, раз вам всё равно, - усмехнулся потаенным мыслям Шпиленя, - давайте тогда «Дуся». Заодно в случае чего и разведку вашу с толку собьем, пусть женщину ищут!
- Хорошая мысль…, - кисло улыбнулся и Шрёдель, подумав, что никогда не предполагал становиться проституткой.
Генералу по возвращении он доложил, что прямо на улице подвергся нападению неизвестных националистов из местных, но, слава Богу, сумел отбиться, на что Сибирцев, и без того пребывающий после переговоров не в самом лучшем расположении духа от беззубой позиции «самостийщиков», только сумрачно выругался и схватился было за телефонную трубку с явным намерением устроить разнос местной милиции. Осип еле успел остановить его, сославшись на то, что и сам то ли ранил, то ли убил одного из нападавших, и еще неизвестно, как на это посмотрят местные власти.
Первые несколько месяцев Шрёделя вообще никто не тревожил. Он даже успокоился, подумав, что чертов Шпиленя решил не тревожить понапрасну столь ценного агента, каковым по наивности посчитал себя штабс-капитан. За это время линия фронта перенесла глобальные изменения, из плавной кривой превратившись в отчаянно изломанную, будто руками раскапризничавшегося ребенка, пунктирную строчку с неровными выступами, такими же глубокими провалами и местами просто обрывающуюся. Штаб несколько раз менял месторасположение, перемещаясь то вперед, то назад – в прямой зависимости от успехов или неуспехов. В одну из таких успешных фаз, когда удалось обманным маневром прорвать вязкую линию обороны татаро-туркестанцев, на квартиру к Осипу заявился некий поручик, отрекомендовавшийся Ларионом Ставриди. Почуяв неладное, Шрёдель напрягся, вел себя вызывающе и негостеприимно, даже начал было, используя старшинство в чине, «цукать» незваного гостя, пока тот не усмехнулся цинично и уже откровенно не произнес тихим, но проникающим прямо в печенку голосом:
- Павло Афанасьевич предупреждал меня, что вы будете ерепениться… Такой уж человек господин штабс-капитан, пока носом не ткнешь – ни за что свое дерьмо не признает! Так и сказал!
- А я вот сейчас шмальну вам в живот, - задумчиво пообещал Шрёдель, с досадой отметив противный липкий стук в висках, - а дальше – посмотрим, чье дерьмо больше пахнет. Как вам такой вариантик, господин Ставриди?
- Нормальный такой вариантик, - не стал спорить гость, по-свойски располагаясь на неприбранной холостяцкой койке и даже закидывая ногу на ногу. – Вот только, если я на связь с полковником не выхожу, ваш генерал на следующий же день получает возможность насладиться отнюдь не геройским видом своего субалтерна, а заодно и послушать, как он соглашается работать на чужую контрразведку. Кстати, вот вам тоже презентик!
С этими словами Ставриди вынул из нагрудного кармана крошечный мини-диск, с обезоруживающей улыбкой протягивая его Осипу.
- Наверное, не видели еще? Прошу вас, это очень любопытно. Там, кстати, и Ксюша имеется во всей красе, при случае в веселой компании вполне сгодится за фильм для мужчин, главное – вовремя остановить. Вы там тоже на высоте, так что…
- Ма-алчать! – еле сдерживаясь, чтобы и в самом деле не выстрелить в наглеца, заорал Шрёдель. – Что вам угодно?
- Ай, какой вы громкий! – досадливо поморщился Ставриди. – Что надо, что надо?.. Непрофессионально! Нам с вами, знаете ли, лишние уши ни к чему, не так ли… Дуся?
Шрёдель почувствовал, как у него, будто подожженные спичкой, запылали уши.
- Вот не поверите, - всё с тем же открытым лицом продолжал поручик, - ничего мне от вас не надо… Познакомиться пришел. И всё!
- Очевидно, по законам гостеприимства я должен предложить вам чаю и сообщить, как мне приятно? – поинтересовался штабс-капитан, всё еще борясь с навязчивым желанием воспользоваться пистолетом. – Так вот, хочу вас огорчить: ни черта мне не приятно!
- Жалость какая, - любезно отвечал Ставриди, нимало не смущаясь. – Ну, вы меня видели, я вас – тоже, и довольно на сегодня. Связь с Папой – кстати, это – для конспирации, не нужно больше имен! – будет отныне через меня, я вас сам найду, когда это понадобится. Раз чаю не предлагаете, я, пожалуй, пойду. Доброй ночи!
Поручик привычно-собранно поднялся с кровати, насмешливо подмигнул полным озорства карим глазом и был таков.
На следующий же день Шрёдель потихоньку, не поднимая ненужного шуму, попытался узнать – кто таков был его давешний визитер, где служит, но – удивительно! – никто не знал не то, чтобы хоть чего-то о поручике Ставриди, но даже и имени такого тоже никто не знал. Можно было бы, конечно, копнуть поглубже, через знакомцев из Особого Отдела, но там могли и насторожиться, а лишний интерес извне штабс-капитану был ненадобен. Оставалось только служить как раньше, да в любую минуту с замиранием сердца ждать, когда чертов поручик вновь обнаружится…
Ставриди объявился вновь лишь спустя полгода – за это время Шрёдель уже решил, что Кто-то Там Наверху, возмутившись неправедной ситуацией, в которой оказался ни в чем не виновный капитан, стер злосчастного агента с лица земли, либо тот сам угодил под случайную пулю – на войне такое частенько случается, особенно, когда об этом думаешь более положенного. Осип помнил одного такого – немолодого уже артиллериста штабс-капитана Панафидина. Собственно, Панафидин ничем среди остальных однополчан особо не выделялся, воевал как все: без фанатизма, без остервенения в глазах, но и спуску неприятелю тоже не давал. Так было, пока штабс-капитан не встретил случайно в Тамбове невероятно, просто сногсшибательно красивую и столь же молодую медсестру Лизу и не влюбился в нее словно какой-нибудь юнкерок. Просто даже непонятно, чем думают сорокавосьмилетние мужики, когда позволяют себе так беспардонно распоясаться, вплоть до сердечных мук, стонов в подушку и черных кругов под глазами! Но самое удивительное было то, что Лиза тоже влюбилась в Панафидина, хотя до того безжалостно разворачивала от дверей своей комнатушки в общежитии ухажеров любого ранга, достатка и возраста в буквальном смысле батальонами. Да что там! – Лиза даже генерала Козловского по мордасам розовым букетом отхлестала, когда тот решил отчего-то, что раз он генерал, то «нет таких крепостей, которые…» Такой крепостью как раз и оказалась Лиза, а Козловский неделю ходил с неприлично пошкрябанной розовыми шипами физиономией. Женившись на Лизе, Панафидин изменился: стал бояться смерти, чего за ним ранее никогда не наблюдалось. Когда однополчане заметили за ним не вполне приличествующую старому боевому офицеру черту, он оправдывался, нервно посмеиваясь и с явным желанием свести всё к шутке: «Мне, ребята, нельзя теперь по глупости погибать! У меня – жена молодая. Вы ж ее видели! Да если со мной что – ноги оторвет, не дай бог - разве ж она с калекой останется?» Не прошло и пары месяцев, как штабс-капитана убило, да еще и самым престранным образом: шальная пуля угодила как-то прямо в панорамный прицел орудия, к окуляру которого прильнул Панафидин, и прошла через глаз навылет. Никто даже понять ничего не успел, а более всего – сам штабс-капитан.
Эту историю Шрёдель припомнил ради собственного успокоения, со злорадством объединив внезапно убоявшегося нелепой смерти Панафидина и, по-видимому, вовсе не собирающегося умирать за славян вражеского агента Ставриди.
Тот, впрочем, оказался, как и подобает настоящему опытному и отъявленному врагу, живуч и выдержан, и, уж конечно, материализовался возле Шрёделя совсем некстати, а именно – в дешевом каком-то кабаке, когда офицеры отмечали выписку из госпиталя сослуживца, поручика Маркелова. Праздновать, собственно, было тогда нечего: фронт как огромная податливая медуза пятился и пятился вглубь исконно русских земель, сжимаясь и с юга, и с востока, Маркелов же мало того, что после контузии стал заметно заикаться, что злило его чрезвычайно, так еще и подхватил в госпитале гепатит, после чего вышел зеленый, тощий и раздражительный. Увещевания однополчан – что, мол, всё одно – повезло, зато – живой, и всякая прочая утешительная жвачка – не помогали, Маркелов лишь пил злее и водил молчаливо острыми желваками, бродячим псом огрызаясь:
- Да п-пошло оно в-всё!
После затянули песню: петь у Маркелова получалось лучше, чем говорить, он даже переставал мучиться на глухих согласных.
- Эх, да в ночь на пятницу, на пятницу,
Эх, да стрелял в меня татарин злой.
Эх, да прощай матушка да женушка,
Эх, да едва ль вернусь живой…
Маркелов громко и с чувством выводил, сверля буравчиками глаз обшарпанную липкую столешницу, остальные подтягивали, из деликатности не мешая поручику выговориться через старую, неизвестно кем и когда сочиненную песню. Шрёдель, с детства начисто лишенный слуха, тоже мычал, стараясь не диссонировать с остальными, пока не заметил в темном углу ехидное лицо проклятого Ставриди – скорбное взглядом и глумливое уголками узких сухих губ. Молодцевато опрокинув в себя стакан водки, он хмыкнул и направился к выходу, поигрывая ладными плечами, будто засидевшийся боец перед долгожданной схваткой, и даже не оглянулся, вероятно, уверенный, что Шрёдель последует за ним. Шрёдель и последовал, послушный: уж слишком разочаровало его нежданное появление поручика.
- Скверно вы поете, штабс-капитан, - Ставриди закурил и, положив ногу на ногу, жестом показал Осипу место рядом с собой на грубо сколоченной лавке. Покрутил пачку сигарет «Вече», качнул головой. – Как вы думаете – из чего фабрика «Товарищества «Молот» делает такой мерзкий табак?
- В Киеве лучше, что ли? – оглядевшись, зло поинтересовался Шрёдель. – Так и ехали б туда – тихо, покойно, тютюн ароматный…
- Непременно, - с готовностью отозвался Ставриди. – Да вот беда какая – дела не позволяют. Я уж и так, и этак – а они, проклятущие, ни в какую. Да взять хоть вас – имею важнейшее поручение от нашего общего знакомого, обыскался, подошвы до дыр стёр.
- Поручение?.. – засипевшим от возникшего беспокойства голосом переспросил штабс-капитан.
- Именно что поручение, - радостно подтвердил Ставриди. – Да еще какое! Вы будете приятно удивлены градусом его ответственности.
- А может и правда – грохнуть вас, да и вся недолга? – Шрёдель мечтательно закатил к небу глаза, представив себе мстительное удовлетворение от зрелища мертвого поручика.
- Боже, какая тоска! – Ставриди поморщился. – Вы оскорбляете мой разум необходимостью постоянно освежать вашу память неаппетитными деталями. Кстати, в училище вас никогда не донимали… как это… юноши нестандартной ориентации? На записи у вас весьма впечатляющее достоинство…
Короткий и расчетливый удар под ложечку заставил поручика на минуту умолкнуть; отдышавшись, Ставриди повернулся к штабс-капитану все корпусом и, зло сузив глаза, тихо, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:
- На первый раз сочту это за отрыжку вашего униженного эго. Второго – не будет. Готовы внимать?..
Первое задание, отданное Шрёделю полковником Шпиленей, было предельно простым: всего лишь скопировать позиции артиллерийских батарей на одном из довольно сложных, прикрытых со стороны славянского Ополчения густыми лесами участков фронта. Осип сперва отобразил всё как было, но затем передумал, передислоцировав на листке три батареи на несколько километров с разбросом в совершенно другие места. Мысль о том, что из-за его предательства запросто могут погибнуть ребята, пекла его сильнее ожога. Он бы изменил дислокацию всех батарей в том лесу, но понимал, что пара из них, особо не маскировавшихся и паливших по воинам Ордена каждые двадцать минут как по часам, и так фактически на виду. Возможно, что это была банальнейшая проверка на лояльность нового агента. Во всяком случае, Ставриди, бегло ознакомившись с содержанием бумажки, неопределенно хмыкнул и прокомментировал её дежурной фразой «… ну вот, видите – как просто, а вы боялись». Бумажка эта, впрочем, аукнулась Шрёделю несколько позже, когда он попробовал было взбрыкнуть, получив от Ставриди следующее задание – совершенно наглое и уже сулящее откровенные проблемы как для исполнителя, так и для всего фронта. Проклиная самого себя за то, что так глупо попался на откровенную уловку со схемой батарей, Осип уже на следующий день любовался на её ксерокопию с припиской аккуратным мелким почерком педанта, привыкшего всё делать как надо и до конца, - «Не рекомендую!» Буквально это, конечно же, означало для Шрёделя следующее: не рыпайся и делай, что сказали, иначе оригинал, скопированный твоей рукою, попадет куда нужно. С этого крючка было уже не сорваться.
Следующее задание, порученное ему Ставриди, Шрёдель выполнил – итогом стал провал наступления войск Ополчения на Восточном участке фронта и гибель 12-й дивизии почти в полном составе: Орден Единения, каким-то образом сумев незаметно перегруппироваться, обрушил на неё с фланга силы, чуть ли не втрое превосходящие славян, чем разом видоизменили театр военных действий до неузнаваемости. Почуяв слабость ополченцев, встрепенулись на юге и Меченосцы Джихада, не иначе, как сговорившись с Орденом Единения. Славяне медленно, отчаянно упираясь и обливаясь кровью, отступали. Шрёдель, осунувшись за последние недели, сперва всё ждал, что его предательство откроется. Причем, как ему казалось, даже хотел этого – настолько невыносимыми были муки совести. Но командованию – как ни странно - даже в голову не приходило проанализировать причины столь внезапных успехов воинов Аллаха. Очевидно, от долгой и изнурительной войны, более напоминавшей флотацию на поверхности воды мелкого мусора, чем осмысленные действия десятков тысяч взрослых, умных и смелых мужчин, устали все – в том числе и контрразведчики, в первую очередь обязанные анализировать и искать. Никто капитана Шрёделя не искал, не разоблачал и к стенке не ставил. Даже Ставриди, снова куда-то пропавший, более Осипа не тревожил: возможно, именно в этом прорыве и заключалась его задача. В чём тут была выгода УкрБелСоюза – оставалось только догадываться. Вполне возможно, что, предоставив Меченосцам столь важные сведения, они вытребовали себе индульгенцию на собственную неприкосновенность и нейтралитет, дав молчаливое согласие на окончательное отторжение и вхождение в Орден и без того уже растревоженного внутренними противоречиями Крыма. Может быть, они рассчитывали на свою долю пирога в славянских угодьях после окончательной победы Аллаха. Шрёделю было на это уже наплевать.
Несколько дней назад он, сопоставляя данные разведки с картой одного из участков фронта, совершенно отчетливо увидел, что тем, кто оборонялся там, не сегодня-завтра придет конец. Выяснил – кто командир? Оказалось – поручик Рындин, немного знакомый Шрёделю по прежним годам. Осип вспомнил усталый прищур поручика, рыжеватую щетину и хрипловатый голос – будто Рындин постоянно хотел пить. Что-то шевельнулось в душе капитана – он срочно изложил своё мнение командованию и фактически настоял на том, чтобы оказать заставе максимально возможную помощь. Начальство поморщилось, видимо, в глобальных своих расчетах давно уже потерявшее упрямый выступ на фронтовой линии, но прислушалось. Зачем Шрёдель делал это – особенно после всего, им содеянного, - он и сам не мог себе объяснить. Гибель тысяч ополченцев нельзя было искупить ничем – даже отсрочкой неизбежного конца заставы Рындина. Однако что-то гнало его, заставляло и не давало покоя – до тех самых пор, пока не уехал от озадаченного поручика прочь. На душе, однако, лучше не стало, а было всё так же паршиво, как и пару недель назад. Про «девочек», которые «устали», - выдумал прямо по ходу беседы с Рындиным. Знал, что никто из «главных орудий» не «шандарахнет», и что все эти люди обречены. Выдумал просто, чтобы дать призрачную, но надежду. Хотелось застрелиться, но в глубине души Осип знал, что не застрелится. Может быть, потом… но не сейчас.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу