Эта "необдуманная" фраза и определила направление обсуждения ее романа. Не обсуждения, а лучше выразиться, избиения, подготовленного Тумановым с выводами: рано специализируется, рано взялась за роман...
Короче, ей предлагали путь осторожных людей, если не трусливых... Не оставлять работы в газете, если с писательством не выйдет, для тебя это не будет катастрофой. Начинать с маленьких вещей - их легче реализовать, потому уже апробированные в печати, издать отдельным сборником. А когда создашь себе материальную базу и имя, тогда уже берись за вещь серьезную...
Все это было правильно на их взгляд, но не на Ольгин. Они рассуждали о ее смелом замысле, как торгаши, боящиеся оказаться в проигрыше. А Ольгой двигало желание с нерастраченным запалом сил ринуться в бой за современного человека, без которого не могла осуществиться заветная мечта человечества. Своим произведением она утверждала идеи, нормы коммунизма. Все это нужно было подать читателю в художественной форме. Достичь ее нужно было любой ценой. Во имя этой цели Ольга и шла на риск. Она сознательно отрезала себе все пути к отступлению. Не достичь мастерства - вот что было самым страшным для Ольги, а не банкротство в достижении благополучия.
Рукопись Ольги одобрили Законов, Зайцев, Зицер, Пусько, Русаков, представители ЦК комсомола республики, присутствовавшие на обсуждении студенты и преподаватели, но к их голосам, к удивлению Ольги, даже не прислушивались. Все ждали, что скажет Петров, и от этого Ольга почувствовала какую-то роковую зависимость от него. А он, совершенно не считаясь с ее сюжетом, не терпящим возражений голосом, чеканил:
- Роман Беляевой написан на жизненном материале, о чем свидетельствует создание запоминающихся образов, но для остроты сюжета его нужно втрое сократить и, выбросив четыре курса, показать тех же людей только дипломниками, придерживаясь фабулы, которую я автору раньше подсказал...
- Как?! - вырвалось у Ольги.- Разрушив обстановку, в которой они созданы?!
- Чем короче астрономическое время, тем динамичнее сюжет. В некоторых произведениях действие развивается в 24 часа...
- В двадцать четыре часа формирование советской интеллигенции не покажешь...
Петров выдержал паузу оскорбленного.
- Я же знал, что вы так плохо воспринимаете добрые советы...
- А я не знала, что подмену сюжета автора своим,- она чуть не добавила, шаблонным,- вы считаете "добрым советом",- заявила Ольга.- Рукопись одобрили комсомольские работники, студенты и преподаватели...
- На вкус читателя полагаться нельзя,- авторитетно заявил Петров,- помню одна писательница написала порнографический роман, и он тоже пользовался успехом у читателя...
- К чему это сравнение?! - возмутилась Ольга. Она совсем не намерена была подчинять эволюции образов "остроте сюжета", однако всем своим существом ощутила, что Петров будет теперь настаивать на перестройке книги в этом плане, ощутила тяжесть гнета авторитета и, что еще страшнее, что она под ним в этом зале не одна... Пусько после выступления Петрова смешался и говорил совсем не то, что разумно советовал Ольге до этого... Юрзин заявил, что от такого "слитка золота, каким является совет предложенный Беляевой Петровым", отказываться, по меньшей мере, неразумно. А ободренный схваткой Ольги с Петровым Туманов, ее книгу перечеркнул совсем и говорил в основном о самой Ольге, утверждая, что ее неудача объясняется тем, что она "оторвалась от жизни еще в студенческие годы"... Выражая свое полное пренебрежение к ней, он говорил о ней при ней в третьем лице:
- Тут встал вопрос о том, чтобы помочь Беляевой устроиться на работу. У нас не безработица, пусть устраивается сама. Едет в область и устраивается, а для работы в союзе писателей, в журнале, в издательстве у нее данных нет...
Он заявил об этом непререкаемым тоном, словно дал указание присутствующим.
И это говорил товарищ по вузу! Товарищ, знавший о ее любви к литературе! Но еще больше Ольгу потрясло двоедушие Харламова. Он не сказал ни слов в защиту книги, понравившейся ему. Наоборот, он даже поддакивал явно предвзятому суждению о ней Туманова... И Ольга поняла, что Харламов хвалил ее роман, еще не разобравшись в обстановке русской секции, но стоило ему узнать, каковы отношения автора с начальством, как он своему собственному мнению изменил... Подобная непоследовательность убедила Ольгу, что и на этого двухметрового детину с воловьей шеей положиться нельзя... Недолгим же было восхищение им! Перед тобой выпрямляется человек. И ты сам становишься от этого выше. И вдруг оказывается, что это совсем не его великолепный рост, а лишь маневр. Он надеялся, что ты что-то значишь, как подающий надежды начинающий, как фигура, как лишний голос, наконец... Одну брезгливость, да и не только у нее, вызвало поведение выслуживающегося Сашкина. Приехав в Казахстан, он сразу же переиздал роман, чуть не наполовину списанный у довольно видного писателя... "Крокодил" уличил его в этом, предложив публично осудить за плагиат. В надежде свою низость замолчать или хотя бы ослабить удар, он угождал Туманову, охаивая книгу Ольги больше всех... А Ольга уже думала совсем не о судьбе рукописи своей книги, а о судьбе литературы вообще, о том, что в ее Святой Храм проникают приспособленцы... Каким образом, она видела... И остальные не слепые, литераторы же... Почему же молчат?! Нужно ж немедленно создать для них заслон! Но как?! Как?! Литературу оскверняла плотва, не по технике, по душе, что во сто крат страшнее... А плотва ведь идет косяком... В большом количестве она способна подточить устои социалистической системы... ЕЕ основной принцип развития - критику она уже извращала... Нагло! На глазах у всех! Вот о чем нужно немедленно кричать! Вот о чем нужно бить в набат! Вот действительный конфликт второй части романа! - думала Ольга, все больше утверждаясь в мысли показать русскую секцию республиканского союза писателей, где сугубо гражданственную профессию писателя, как эстафету истинных борцов за развитой социализм, перенимают ее сверстники, люди, мечты и чаяния которых ей понятны и близки. Решиться на это, когда распинают первую часть твоего романа... Пойти в это время на еще больший риск! Ведь плотву пропускали в литературу бюрократы, как свою опору. Ольга знала против чего идет...
Самым страшным для Ольги было разочарование в людях. Лицо ее было осунувшимся, серым, отрешенным. Встретив ее, Федор Антонович даже не посмел к ней подойти, только спросил Пусько, догонявшего ее.
- Что с нею?
- Разбили в пух и прах...
Пусько догнал Ольгу у самого дома.
- Оля, ты на меня не в обиде?
Ольга печально улыбнулась.
- Нет, просто мне на память пришли стихи одного современного классика: "Мы врага бы на рога, только шкура дорога"...
Пусько вздохнул.
- Ты хорохоришься, пока не знаешь Туманова. Но я уже предвижу, тебе с ним придется познакомиться...
- И ты заранее поешь за упокой?
- Если ты не поймешь, что ему не перечить нужно, а приноравливаться к нему, он это сделает сам...
- Жаль мне тебя, Митя,- сказала Ольга, не прощаясь.
- А мне тебя...