Правильно говорят, что сердце не болит до тех пор, пока его не чувствуешь. А после этой бессонной ночи, когда мысли, доводя до изнеможения, беспомощно метались от уверенности к панике, Ольга болезненно ощутила сердце, почки, желудок, печень, ощутила такую смертельную усталость, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и, что еще страшнее, и не пыталась даже сделать этого - ей просто не хотелось жить... Это было уже предупреждением, которому Ольга, конечно, не вняла... Где же ей еще было знать, что настоящие книги пишутся собой... Да если бы она и знала, не вняла бы... У нее никогда не было ни ревматизма, ни полиартрита, а тут разболелся каждый сустав, не говоря уже о нервах, они неистовствовали, наполняя все ее существо гнетущей неуверенностью в каждой своей мысли и поступке... Вспомнился мудрый совет Тургенева, если тебе невыносимо тяжело, анализируй свое состояние, отойдешь. Анализируй же, врачуй, ты же писатель, претендент на роль знатока человеческих душ. Так вот и изучай ее, эту душу, которой сообща дали хорошего пинка, чтобы не зарывалась... Изучай же, ну начинай работать, не лежи, как труп. Впрочем, и в этом состоянии истинный писатель может преуспеть. Шевели только серым веществом, выжимай из него, что можешь... Островский выжал "Рожденные бурей" и "Как закалялась сталь" уже почти заживо разлагаясь... Потому что писатель - это воля. Это сила воли прежде всего. А где она у тебя эта воля, если ты расписалась после первого же пинка? Ты не писатель, ты даже не человек, ты низшее, простейшее, амеба, если у тебя уже нет сил бороться, нет сил жить... Вставай, безвольная, и иди. Вспомни героиню Эрве Базена, у которой от прогрессирующего паралича оставалась уже только одна голова... И та жила... Хотела жить... Вспомни Констанцию Орглез и всех, кто ее вдохновлял: Вулкан, Кутон, Коринна, Рузвельт, Талейран... Да зечем в мифологию и в глубь веков, примеры душевного героизма рядом. Вспомни Туснолобову, Мересьева, Асадова, Бирюкова и еще ближе тебе - Николая... Он уже встал и на глазах раскрасавицы жены надел на безобразную культю протез или прыгает на одной ноге с пустой штаниной... Это ведь тоже героизм... И может быть даже более высокий, чем на фронте, потому что каждодневный... Все они были или есть калеки, но, к своей чести, не моральные. Ты же страшнее их, ты моральный урод. Встань и иди в союз. Чего ты испугалась? Пройти сквозь строй наглых, насмешливых, стыдливо отведенных глаз... Иди и лично убедись, что это еще больнее шпицрутенов - терять людей, терять уважение к ним...
Положение ее все больше осложнялось. По протекции мужа Ляля устроилась редактором в издательство и начала там против Ольги целую войну. Леонид, следуя ее примеру, старался всячески препятствовать Ольге. Она уже мешала им. Они уже противились широким обсуждениям произведений, открытым дверям союза, потому что тогда их роль сводилась бы к нулю, а им необходимо было чувствовать себя вершителями судеб...
Как редактор Ляля сразу выдала на-гора книгу Евцихевича, настолько слабую, что "Литературная газета" выступила с критической статьей "О работе редактора". Но жене председателя русской секции союза писателей Казахстана здесь это не поставили в вину. Нашелся даже доморощенный адвокат Петр Дронь, который выступил в ее защиту. И его слабый сборник стихов сразу же был включен в план издательства... Молчать об этой круговой поруке Ольга не могла и ее отношения с Леонидом обострялись. Отводя удар за преследование Ольги от себя, он всюду распространялся о ее "тяжелом характере", о том, что с ней "работать невозможно", что она целиком не согласилась ни с одним рецензентом и даже с "самим Петровым"... Словно соглашение со всеми было наилучшей рекомендацией начинающего... Все эти кривотолки вокруг ее имени мешали ей работать. Ольга тоскливо ощущала, как Леонид отбивает у нее одного человека за другим... Тоскливо ощущала отход от нее каждого человека... И поэтому во сто крат становился дороже каждый, кто еще оставался с ней... А это был опять Федор Антонович...
- На днях я встретил вас и просто не узнал... Что вас так угнетает?
- На обсуждении моей рукописи в русской секции, Петров дал совет, чтобы на пути моей героини встал любимый, из ревности задерживающий ее, а чтобы порвала она с ним из-за предложения избавиться от ребенка... Короче, социальную суть книги предложил подменить адюльтерной, из сферы идеологической перенести действие в альков героини, тогда как разногласия моих героев глубже, в столкновении двух нравственных начал коллективистского и индивидуалистического. Этот конфликт я считаю самым значительным, его я и кладу в основу своего романа, и никакой Петров меня с правильного пути не собьет. Этот конфликт мне подсказала сама жизнь... А он своим авторитетом давит на меня. Мне кажется, уже не столько из убеждения, что прав, сколько из самолюбия, задетого тем, что я поступила вопреки его советам. Я решила попросить помочь мне отстоять свой сюжет ЦК комсомола республики, тем более, что книга им понравилась.
- Идите так, как вы идете - прямо.
- Вы наблюдаете за мной?
- Да, с некоторых пор не только наблюдаю, но и переживаю все, что касается вас...
Ольга отяжелевшим взглядом посмотрела на него. Ее судьбою кто-то интересовался. Кошмарной ночью ей это уже казалось невозможным.