В феврале началась метель. Дни и ночи под нудное завывание вьюги кочевал по городу снег. Дороги где оголились до мерзлой земли, где выгнулись высокими сугробами. Огороды превратились в сплошную пустыню с дюнами и барханами, из которых кое-где выглядывал заборный частокол, а над всем этим, как дым при степном пожаре с силой клубился снег. Мутное небо ничего хорошего не предвещало...
Ветер буйствовал в окрестности недели две. Он рвал паровозные гудки, налетал на прохожих, слепил снегом глаза, заворачивал полы шуб. Он добирался до теплого человеческого тела, пронизывая его до костей.
Ольга, прожившая пять лет в безветренной Алма-Ате, одетая с южных легкомыслием, носилась в эти дни в редакцию как лань. Но что она, а каково Владимиру, уехавшему в эту сбесившуюся степь...
Погода выветрилась. Начал крепчать мороз. Он ежедневно прибавлял на градус, на два. Температура достигла сорока девяти и выжидательно остановилась, словно проверяя выносливость людей. Жители в седой от инея одежде ходили быстро. Круглые сутки дымились трубы. Над городом стоял густой туман.
В такое морозное утро вернулся из командировки Владимир. Он ввалился в комнату с клубами холодного воздуха и крикнул:
- Рано цыган шубу продал, рано!
Ольга, раскинув руки, бросилась к нему.
Владимир обнял ее, расцеловал горячее лицо, отстранил, рассмотрел и снова прижал к себе.
- Что нового? - спросил он.
Ольга подала ему газету с постановлением ЦК партии о подъеме целинных и залежных земель в Казахстане, в Сибири и на Алтае.
- Ну вот, ехали в "глушь", а попали в центр.- Нервно рассмеялся Владимир, расхаживая по комнате.- Оживить эти земли - здорово! Кругом на сотни километров степь ровная, как горизонт, и страшная своим безлюдьем. Какое-то "белое безмолвие"! Когда он ее продал-то?
- Кто продал? - переспросила Ольга, по непоследовательности его вопросов понимая, что он чем-то взволнован.
- Ну, цыган шубу.
- В середине февраля, говорят.
- Значит он уже полмесяца мерзнет... Ай да цыган, прогадал! - и Владимир так весело расхохотался, что Ольга невольно улыбнулась.
- Ты чего такой возбужденный? - спросила она.
Владимир вновь порывисто прижал ее к себе.
- Счастлив, что жив, что с тобою увиделся. Мы ведь заблудились и чуть не замерзли. Не округляй глаза, здесь это явление обычное. Сбился с пути и поминай как звали... Надо, давно надо взяться за эти места. А то едешь сто-двести километров, без примет, без ориентиров, в какой-то крохотный колхоз, на всю зиму отрезанный от мира, со своею собственной властью, дикость!