А потом заклубилась, забурлила новая жизнь. Коля с головой окунулся в работу. А работы было – непочатый край. Он так и не съездил повидаться с Ириной и Васеной – с первого дня пошло-поехало, закрутилось. Завод поставлял стране сырье для алюминия, планы требовалось выполнять в полной мере, а если по правде – перевыполнять! Задача не из легких – на то и существуют планы, чтобы успевать поставлять продукцию вовремя. Но время было такое – работать в соответствии с планами считалось неправильным. Если ты не пашешь на грани человеческих возможностей – значит, ты – не рабочий. Ты – лентяй.
И люди принимали это за истину. За догму. Был в крови какой-то азарт, соревновательные процессы – в каждой организации. Боролись за звание лучшего звена, бригады, завода и фабрики. Боролись, побеждали, отставали, снова боролись, толкая страну своей борьбой вперед, только вперед, торопились жить. И жили! Ах, какая это была жизнь!
Маришка получила, наконец, отдельную квартиру! Ах, какая это была квартира! В новом кирпичном доме, на втором этаже, с отдельным санузлом! Туалет и ванная были объединены – подумаешь, печаль какая! Зато никаких очередей! Как короли они с Лешкой! И личная кухонька, облицованная кафельной плиткой, беленькой, чистенькой, блестящей от своей новизны!
Не беда, что маленькая та кухня – пять квадратов! Зато под окном специальный ящик для продуктов. А можно и банки туда поставить с соленьями из деревни – Леша стоял в очереди на холодильник, семейную мечту, а то беда просто – пельмени негде хранить! Леше день рождения в июле, ни холодца не наварить, ни пельменей не налепить на праздник. Без холодильника туговато. И пусть морозилка маленькая, пачка масла только вместится, зато полки просторные и холодит прилично – бидончик с пивком и лимонад есть, куда ставить. За холодильником следует очередь телевизора! Давно пора!
В бараке все бегали смотреть телевизор к Трибунцеву Сергею, уезжавшему за длинным рублем на Севера. Дома у Трибунцева оставалась мамаша, добрая тетка и не скандальная. Богатством сына не кичилась – пускала всех желающих. А вот теперь все разъехались – остались без телевизора. Нужен телевизор – Лешка прям страдал без него. Чудо современной техники. Маришка обошлась бы, конечно, (а то купи, так весь подъезд будет все вечера здесь, в Маришкиной квартире заседать) но разве мужа убедишь в обратном? С годами семейной жизни Лешка из скромного, молчаливого паренька превратился в семейного, крепкого хозяина. Слово его – золото. Дети слушаются отца с полувзгляда. Как скажет Алексей – так и будет. Хороший мужик – Маришка тайком от всех его ужасно ревнует и боится, как бы такого прекрасного супруга не увели. А что? Резон есть. Дом – полная чаша. Тахту купили, полки с книгами на стене, торшер модный, ковер, шторы на окне!
Вторую, узкую, как пенал, комнату, оборудовали под детскую. Там попроще, но зато дети спят на разных кроватях, а не на одной, как раньше. Хорошие кровати, не раскладушки, между прочим! И коврики на стене, чтобы не холодило и не поддувало. И ящик для игрушек. И шкафчик для учебников и книг. Есть в нем тайная секция. Нажимаешь на секретный замочек – хоп, и дверца отходит, превращаясь в рабочий стол. Делай уроки – не хочу! На кухне заниматься ребятам Маришка запретила – она там с кипятком, со сковородами вечно – еще заденет кого, не дай Бог. Нечего… Нервы трепать… Матери тоже покой нужен хоть иногда!
Она, самая тихонькая, самая слабенькая из Костиных дочерей, была неприметной, неинтересной и некрасивой. Как вышла замуж вперед старших сестер, непонятно. Что такого нашел в Маришке Алексей, симпатичный паренек? Наверное, родную душу. Он ужасно стеснялся крикливых, бойких девчонок. А Маринка была спокойной, ласковой, робкой. И запала в душу Лешке. И все у них было по-честному. Ладком. И общую постель они разделили только после росписи в ЗАГСе. Маринке можно было позавидовать – хорошая семейная жизнь у нее сложилась. А теперь и квартира имеется! Зря Васена поругивала младшую. Зря…
Ирина за свою Маришку была очень рада. И Лешку полюбила. Вот какой, тихонький, тихонький, а, получилось, что единственный мужик в семье. Рукастый, головастый, работящий. Уж в выходные, да во время отпуска, когда приезжает, в гамаке не полеживает, на рыбалке не пропадает. На пару с Маришкой трудится на картошке. Картошки Ирина садит много, кое-что продает. Когда ей с этой картошкой возиться? Не бабку же на поле гнать? А дочка с зятем никогда слова поперек не скажут – надо, так надо. Понимают – сами зимой с огорода питаться будут. Вот и работают, не морщатся, что устали. И ребятишек к труду смолоду приучают.
У Леши все в руках горит: баню обновил, за домом следит. Сарайку старую разобрал и новую поставил. А доски от разобранной сараюшки аккуратно распилил и в поленницу сложил – летнюю кухню ими топит. Да, эта мода у всех в селе появилась – летние кухни строить. Мол, чтобы жарко в избе летом не было. Отпускникам (выросшим детям, в города уехавшим и теперь навещавшим родителей только летом) неудобственно спать в духоте! Теперь бабы на улице с чугунами возюкаются.
Ирина в этом случае хранила твердость: вам надо, вы и вошкайтесь с чугунками на самодельной низенькой печурке. А она всю жизнь корм для скотины и щи суточные в русской печи парила! И дальше так будет делать! Разошлась, в общем. А Лешка-зять улыбнулся загадочно:
- Но грибы, да ушицу лучше на летней кухне сготовить, а, мамуль? Не будешь же ты вечно печь топить?
И прав оказался! Прибежит из лесу с коробом белых, почистит их, и на печурке в сковороде пожарит с картошкой. Сам! А, главное, варенье варить удобно. Раньше у Ирины была буржуечка для этих дел приспособлена, да прохудилась совсем, никчемная стала. А теперь хорошо – вари себе, тут же баночки - на столе рядком. И всякая оса с мухой над варевом не вьется – Леша такую будочку сколотил, с застекленными окошками. Ни одна зараза не пробьется. Ирина на зятя не нахвалится. Маришка смеется и мужа «гением инженерной мысли» называет.
Хотя гений инженерной мысли у них Колька, второй зять, выкормыш Васены. Но тот, змей, появляется в деревне редко. Дашка приезжает с сыном, та дочка правильная, послушная. Помогает в огороде наравне с Маришкой и Алексеем. Но тоже – не разбежится матерь повидать, вечно занятая на производстве. Можно подумать, ребята не занятые. Но они звезд с неба не хватают, а Кольке с Дашкой этого неба вечно мало! Все в начальники метят! Николай, чего уж Бога гневить, инженер в заводском ПТО. Всегда в чистом, всегда при костюме – Дарья вечерами этот его костюм парит-гладит. И носки ему чистые – дай. И рубашку с галстуком! Начальник, как же.
Ирина Николая стесняется. Говорит он чисто, не по-нашему. И смотрит так, вроде брезгует. А, может быть, взгляд у него отстраненный, уставший… Чай, не сахар, такая про-из-вод-на-я нагрузка. У Ирины в сердце только и осталось, что воспоминание о Кольке-огуречике. Какой он жалконький был в ту страшную зиму сорок первого года. Какой бедненький… Теперь вон какой! При пиджаке и должности. Серьезный. Улыбается редко. И навещает редко. Как это… не-нор-мирован-ный рабочий день. А если отпуск выпадает, так сразу к матери в Ленинград летит. И Дашку с собою тащит. Побудут у Ксении с недельку, а потом в Крым или в Сочи уезжают.
Море – говорят! Воздух. Фрукты. Пансионат, где живут на всем готовеньком. Ирина никогда в жизни своей моря не видела. Это очень, очень много воды. И вода теплая, зеленая с виду. Дашка открытки привозила, показывала. Красиво, ничего не скажешь. Яблоки с детскую головенку величиной. Груши. Персики с абрикосами – из этих персиков Маришка компоту наварила – ужас – целый ящик притащен был. Вкусные, мягонькие. Конечно… В деревне что, картошка, да огурцы.
Но ведь и малина, и земляника, и черника – не хуже. Ирина на печи столько этой ягоды насушит, благодать. В мешочки полотняные насыплет, едятся не хуже, а то и лучше персиков этих. Че же свое добро хаять, да брезговать… Мог бы и не брезговать лишний раз этот Коля-Николай. Лешка как-то с ним не сошелся характерами, от сохи мужик, тоже стесняется. Маришка который раз говорила мужу: дружить надо, лишнее теплое местечко тебе на заводе определит родственник-то. Да где там… Алексей блата терпеть не может.
- Сами с усами! Без родственников обойдемся, - рычит.
Сами, так сами. А вообще Ирина зря, конечно, Колю хает. Не зазнался он, с народом все. И Дарья – простая, как была. Только говорит не по-деревенски. А так, вся при всем. И одевается богато. И обходительная такая. С сыночком, Сашенькой, ласковая и справедливая. Хорошая мать, нечего сказать. И ребеночек у них хороший, понятливый и говорливый.
Танькин ребеночек-то…
Ой, Танька-Танька, горлинка сиротливая, боль незаживающая…
О Таньке лучше молчать, не бередить душу. А то давление подскочит, и опять скорую придется вызывать. Врачиха городская приедет, уколов наставит, а то и вообще в больницу Ирину увезет. На кого мать оставишь? Раньше Веня-председатель распорядился бы, девчоночку какую за старухой приглядеть отправил, пионерку – тимуровку. А теперь нету Вени. Отмучился, родимый. Второй год на кладбище отдыхает от земных дел. Хороший был человек, царство ему небесное.
За Веней вслед и изба его сельсоветская одичала. На бревна не разобрали, конечно, комсомольцы на дыбки стали, памятник истории, мол. Теперь в местном памятнике магазин. Тетки туда за хлебом таскаются, да за разной мануфактурой. Продавщицей там Нинка работает, прежняя молодуха Еленка уволилась, ей все призрак Веньки в углу мерещился. Мол, сидит там и вздыхает, и пол под его шагами скрипит. А Нинке ничего не мерещится. Нинка смеется над Ленкой и спокойно водку мужикам чуть ли не ящиками сплавляет.
Ирине все кажется, что не Вени мертвого Еленка боится, а мертвой Таньки. Знает, сволочь, по чью душу Танечка являлась к Ленке в магазин. Знает, да сказать боится. То-то они на похороны с бугаем Витькой не пришли. Совесть мучает. А и пусть мучает! Ирина никому об этом - ни слова. Дарья на колени перед Ириной упала, упрашивала молчать. Ирина дочь свою старшую послушала. Незачем языком трепать, Сашеньку под удар сплетникам ставить. Пусть правда сама дырочку найдет. А она ведь найдет?
Автор: Анна Лебедева