Мир так стремителен и непредсказуем, что порой меня посещает мысль: не сошел ли я с ума? Хотя, вероятно, вопрос стоит задать несколько иначе: а не сошел ли мир с ума? Удивительная вещь еще и в том, что я совсем не могу принять стиль нашего времени, будучи его представителем. Общество пытается привить ценности, являющиеся отвратительными, аморальными и не достойными не только поклонения, но и даже упоминания. А жизни его представителей мне кажутся одной крошечной, ничего не значащей по меркам вселенной автогонкой. Они мчатся с бешеной скоростью по треку, мимо мелькают силуэты людей и отголоски событий, проносятся дни, месяцы, годы. Однажды ты замечаешь, что твой мотор начинает барахлить, и тебе приходится сбавить темп заезда, но ты по-прежнему бессовестно слеп, основной спектр знаний сформирован и узок, как талия миниатюрной светской дамы, чересчур туго затянутая корсетом. В один день мотор затихает навсегда, и в момент последнего вздоха, когда душа оставляет измученное, обескровленное, бренное тело, ты вдруг понимаешь, что финиш, на который ты прибыл, находится в том же месте, где ты однажды дал старт этому безумному заезду. И каждый участник гонки дойдет до него рано или поздно.
Так что же с романтизмом? Ремарк был уверен, что его не стало в привычном для нас виде уже в прошлом веке. Немецкий писатель находил свою поэзию в шуме двигателей, фабричных трубах, гигантских заводах, машинах и пароходах. Этот гул был ритмом его времени - безжалостного, быстрого, сметающего все на своем пути. Это была пора ужасающих до безумия войн, залитых кровью революций площадей и улиц, стука молотков по металлу, массовых потрясений, голода и инфляций. И все же человек выстоял и выиграл неравный бой с судьбой. Для меня XX век, помимо всего прочего, - это время надежды и большой любви. Это время пронзительных романов о человеческих взаимоотношениях, трогающих ниточки души стихов, написанных от руки писем. Это время скитаний по миру, изнурительного, порой выбивающего все надежды поиска. И люди на самом деле по-настоящему стремятся к немногому. Просто большинство до конца не осознает глупость своих “желаний”. Желаний, затмевающих лицо, делающих из мечтателя раба, из человека - зверя.
И все же век XX для меня полон романтизма, потому что столетие войн полно выдающимися, свободными, гениальными творцами - мастерами искусства. Ахматова и Блок, Окуджава и Высоцкий, Евтушенко и Рождественский, Лондон, Ремарк, Митчелл - я бесконечно преклоняю все свое существо перед ними, кто подарил мне этот прекрасный, чудный мир. Их лирика полна неутолимой жажды жить, жить вопреки и во что бы то ни стало. И чувствовать, творить, созерцать. Ведь мы - человеческая раса, для этого и существуем на крошечном кусочке камня, путешествующем по холодному и чуждому космосу. Как вообще может быть хоть что-то другое? Как можно не любоваться закатным солнцем в бухте с лазурного цвета водой; не заслушаться барабанной дробью дождевых капель по алюминию крыш; не наполнять легкие свежим дыханием величественных горных хребтов, возвышающихся над миром? И что может быть прекраснее взгляда пары любящих глаз, чуть подрагивающих от желания то ли безудержно рассмеяться, то ли тихонько заплакать?
Мне так хочется сказать, что романтизм XXI века умер, что он был бессовестно пропитан пошлостью, утерян, брошен, забыт, пропит, обменян на дешевую подделку. Его убили сами же люди, отвернувшись друг от друга, отдав предпочтение бездушному экрану. На каждом шагу нам твердят об индивидуализме, об определяющей роли личности в истории. Но никогда еще мир не был настолько автоматизирован. Человек теперь не просто винтик механизма, он стал легкодоступным материалом, из которого можно лепить угодную для государства деталь.
Где наши новые Цветаева и Есенин? Увы, но они стали не нужны. Страшно то, что народ не просто готов, а уже с покорностью раба отказывается от поэзии, литературы, театра, живописи, воздуха?.. Новые герои не вызывают уважения, лишь только слабую жалость и бесконечную грусть моряка, истосковавшегося по морю. А ведь главное - это серое, ничего не выражающее и ошеломляющее безразличие. Это Безразличие направлено во все стороны; оно будто поглощает не только человеческое “я” внутри, но и распространяется дальше, за границы кокона личности.
Но что же тогда внутри меня? Что я чувствую по утрам, наблюдая первые лучи, скромно пробивающиеся сквозь грозовые тучи; вслушиваясь в мерный стук колес неповоротливого поезда, спокойно следующего сквозь бескрайние степи навстречу ветру свободы? Нет, господа, он жив! И жив, покуда живу я сам, покуда есть хоть одно живое существо в этом мире, видящее идеал природы, внутренних и внешних проявлений человеческих чувств, естественности всего сущего… способное любить! Любить “по-Булгаковски” - по-настоящему, верно, вечно. И да отрежут гнусный язык тому, кто противится сказанному!
