Почти год я учусь в Рижском ВВАИУ имени Якова Алксниса, которое расположено на берегу красивого озера Киш, на окраине не менее красивого города Риги. Училище вплотную примыкает к городскому лесопарку или Межапарку, как правильно на латышском.
Учиться мне нравится, даже в довольно сложных бытовых условиях и с учётом большого перерыва в учёбе, после окончания школы прошло девять лет и после окончания среднего училища прошло пять лет. За пять лет в полку я подзабыл, как надо строить свой учебный режим, так как работа на авиационной технике предполагает совсем другие методы решения повседневных задач. Да и общаться с преподавателями как-то стало трудновато, между мной и преподавателями отношения не прописаны уставом, по которым я раньше жил, они могут творить любой беспредел, а мне и пожаловаться некому, так как я зависим от них и больше ни от кого. Даже командиры мне не могут чем-нибудь помочь, именно так построен учебный процесс. Но я постепенно втягиваюсь и привыкаю вращаться в этой странной для меня системе.
В полку я был уважаемый человек, от которого зависело выполнение полётных заданий, зависели исправность техники и безопасность полётов. Здесь же я был одним из 130 слушателей, которые были "рабочим материалом" для педагогов высшей школы, считающих себя "уважающими людьми", такими, как я считал себя в полку. Вот и школили эти педагоги нашу слушательскую "серую массу".
Первую, зимнюю, сессию я сдал удачно и сейчас, в июле, мы сдаём экзамены уже за первый курс. Сложность летней сессии в том, что мы в Риге учимся по учебной программе Академии имени Н.Е. Жуковского, которая находится в Москве, а в Рижское ВВИАУ это первый набор и ещё апробированных своих учебных программ нет. У нас пятилетняя программа, а следующий курс набирается по четырёхлетней программе и получается, что мы должны выпускаться в один год. Когда посчитали, то оказалось, что руководителей дипломных проектов не будет для всех хватать. Решили нам сократить срок обучения на три месяца, не сокращая учебную программу. С лекциями и практическими занятиями получалось всё хорошо, а вот с экзаменами никак не получалось, так как экзаменов в сессию должно быть не больше пяти. И руководство училища пошло на маленькое нарушение, объединив два родственных экзаменов в один, но с выставлением двух оценок. В эту сессию мы должны сдавать общий экзамен по математическому анализу и аналитической геометрии, так как и то, и другое относилось к кафедре по высшей математике.
Особого беспокойства по этому я не испытывал, так как по кафедре высшей математике у меня задолженостей не было и предыдущую сессию я сдал хорошо. Да и у заведующего кафедрой Евгения Тихоновича Сморкачёва, он читал матанализ, и у старшего преподавателя Леонида Яковлевича Гринглаза, он читал аналитическую геометрию, в этой сессии ко мне никаких претензий не было я ни к кому не попадал "на карандаш". Я не был закоренелым должником, все текущие работы и контрольные летучки сдавал вовремя и с положительными оценками. Доценты на меня и я на них были не в обиде и без особых претензий.
Остальные четыре экзамена мы уже сдали, один из которых я сдал досрочно, чтобы больше времени готовиться к этому "комплексному" экзамену.
Но была у меня ещё одна сложность. Ко мне в Ригу как раз перед сессией приехала семья, которая жила до этого под Харьковом и семейные заботы тоже несколько усложняли подготовку к экзаменам, но не настолько, что это меня беспокоило, тем более, что четыре экзамена я уже сдал.
И надо же так случиться, что поскольку я сдал один экзамен досрочно, то меня назначили в наряд, это делали для досрочников всегда. Этот наряд попался мне за шесть дней до экзамена по матанализу и аналитической геометрии.
Наряд как наряд, ничего необычного, начальником патруля по городу. В комендатуре гарнизона мне выделили двух патрульных, курсантов 1-го курса из нашего же училища, с радиофакультета. Один патрульный щупленький, небольшого роста по фамилии Зайцев и второй-посолиднее, Саша Пчёлкин. Сразу же выяснилось, что они ни разу в городе Рига не патрулировали, хотя оба были рижане.
Маршрут нам достался в микрорайоне Ильгуциемс, от аэропорта и до пивзавода. Маршрут нормальный, но по пути расположен стройбат и два женских общежития. К тому же это было воскресенье.
Патрулирование проходило как всегда, кого-то задерживали, записывали в лист задержанных и направляли или отводили в часть. И так до пяти часов вечера. В пять часов попадается нам рядовой из стройбата, который никак не хочет идти в свою часть и даже оказал сопротивление. Когда он начал размахивать руками, то патрульные перепугались и боялись к нему подойти. Пришлось мне самому снять с него ремень и связать ему руки, только после этого мои Зайцев и Пчёлкин стали выполнять свои обязанности. Этого солдата мы тоже отвели и сдали командирам стройбата.
И только после этого я почувствовал, что у меня палец на левой руке то ли сломан, то ли вывихнут, и болел всё сильнее и сильнее. Когда сдавал список задержанных в комендатуре, то я ещё не очень чувствовал боль, а когда приехал домой, то боль стала усиливаться и ночью рука распухла и сильно болела.
Поскольку я жил с семьёй за Ригой, в посёлке Ропажи-Гаркалне, то утром пришлось ехать в училище, в санчасть, а оттуда меня повезли в госпиталь на рентген и только после этого выяснили, что у меня трещина фаланги пальца левой руки. Мне наложили гипс, сделав мою ладонь и руку похожими на огромную куклу. Увидев меня дома в таком виде, вся семья ахнула, такой у меня был израненный вид.
Но через несколько дней комплексный экзамен по высшей математике, точнее два экзамена, надо будет бороться за две оценки и я начал готовиться к этому сложному экзамену. Семья ведёт себя тихо, папа ведь готовится к ответственному экзамену. Но дети есть дети, да ещё, если их двое. Сыновья периодически прибегают ко мне с жалобой друг на друга.
Кроме этого, мне надо было обязательно приезжать в училище на консультации, а это ещё половина дня потеряно, так как дорога в оба конца занимает не менее трёх часов, причём, не менее полутора километров пешком в одну сторону.
Наступил день экзамена и к 8-30 я был на построении и в после начала экзамена в 9.00, в первой пятёрке вошёл в аудиторию и взял билет. Очерёдность, как везде, нами разыгрывалась заранее и я оказался в первой пятёрке.
Взял билет, состоящий из двух частей, получил две задачи к ним и начал подготовку, на которую отводилось, как нам сказали 30-40 минут времени.
Вопросы в билете были понятными и задачи по матанализу и аналитической геометрии тоже были подобные тем, которые мы решали на практических занятиях.
Прошло примерно полчаса, я уже заканчивал подготовку, когда в аудиторию вошёл начальник учебной части факультета майор Богомаз, он вероятно пришёл контролировать ход экзаменов, это входило в его обязанности.
Следует отметить, что майор Богомаз пришёл на этот экзамен не просто так, а по заданию начальника факультета, подполковника Писарева Виктора Николаевича. В первую, зимнюю, экзаменационную сессию на экзаменах кафедра математики и кафедра физики устроили соревнование по выставлению "неудов" или, как выразился начальник факультета, "устроили форменное цирковое представление".
Экзамены по физике и математике проходили в соседних аудиториях в разных учебных группах и в перерывах преподаватели выходили в коридор и делились между собой количеством выставленных "неудов". Выходит завкафедры математики и хвастается завкафедры физики:
- У меня уже три "неуда"!
Через полчаса выходит "физик" и объявляет:
- А у меня уже пять "неудов"!
И так дошло до счёта девять и одиннадцать "неудов" в "пользу" математики, они оказались более жестокими. После этого подполковник Писарев и рекомендовал майору Богомазу лично проконтролировать, чтобы такого "цирка" больше не повторялось.
Но майор Богомаз, появившись в аудитории, сразу обратил внимание на меня, сидевшего в ожидании очереди, чтобы идти отвечать, подперевшего забинтованной рукой голову и как бы дремавшего.
Сделаю ещё одно отступление. Когда я был на консультации, то зашёл в санчасть и пожаловался, что палец в гипсе по ночам очень сильно болит и мне врач вместе с обезболивающим дал несколько таблеток димедрола, чтобы я их пил перед сном и спал спокойно. Я так и делал. Но сегодня утром, задел рукой за косяк двери и рука вновь разболелась, а я лучше ничего не придумал, как выпить обезболивающее и димедрол, то есть, снотворное. И меня с самого начала экзамена начало клонить ко сну.
Вот на мою сонную физиономию и обратил внимание майор Богомаз. Начались вопросы. Первый вопрос:
- А что у вас с рукой?
Я ответил, что перелом фаланги большого пальца. За этим последовал второй вопрос:
- Когда вам наложили гипс?
Я снова ответил, что два дня тому назад. После этого майор Богомаз успокоился и приступил к своей работе, контролю за ходом экзамена. Он сидел и что-то записывал в свою рабочую тетрадь.
Подошла моя очередь и я пошёл отвечать Леониду Яковлевичу Гринглазу. Он начал меня опрашивать по вопросам аналитической геометрии. Я ка-то вяло отвечал, сказывался всё-таки димедрол, а на задаче немного замешкался, но как-то быстро нашёл правильное решение и всё у меня получилось. После этого Леонид Яковлевич задал мне дополнительный вопрос, сказав:
- Подумайте, - и отошёл заниматься другими слушателями.
Я снова уселся на своё место и начал работать над дополнительным заданием. И вот в это время я замечаю, что майор Богомаз внимательно смотрит на меня, затем подходит и начинает расспрашивать, где я получил травму. Я спокойно, ничего не подозревая, отвечаю, что палец мне сломали во время патрулирования. После этого майор Богомаз встаёт и уходит из аудитории, записав мою фамилию.
В это время ко мне подходит Евгений Тихонович Сморкачев, завкафедры и спрашивает, почему я не иду отвечать. Он заметил мою беседу с майором Богомаз и это его заинтересовало. В ответ я объясняю, что уже ответил Гринглазу и работаю над его дополнительным вопросом. Евгений Тихонович проверяет это дополнительное задание, делает небольшое уточнение и приступает к опросу по части билета, относящейся к матанализу. Я какое-то время отвечаю на вопросы билета, затем он говорит:
- Достаточно, - и проверяет моё решение задачи по взятию интеграла.
Там тоже есть какая-то неточность, он её исправляет, говоря:
- Вот так будет лучше, - даёт мне дополнительное задание, а сам уходит к другим отвечающим.
Я быстро справляюсь с дополнительным заданием, но не могу подойти к Сморкачёву, он с кем-то спорит, затем ставит ему "неуд" и выпроваживает его из аудитории. Не решаюсь к нему, такому взъерошенному подходить. Решаю немного выждать, пока он остынет.
И в это время в аудиторию снова входит майор Богомаз, направляется прямо ко мне и спрашивает меня:
- Где вам накладывали гипс? - и я отвечаю, что в нашей училищной санчасти.
Тогда он задаёт следующий вопрос:
- Кто вам накладывал гипс? - и я снова отвечаю, что гипс мне накладывала старшая медицинская сестра в перевязочной и это всё записано в журнале.
Майор Богомаз снова уходит, а я остаюсь в недоумении и уже обеспокоенный не исходом экзамена, а теми вопросами, которые мне задаёт начальник учебной части. В этом для меня ничего хорошего нет.
И тут я вижу своё отражение в стекле дверцы шкафа и меня осеняет:
- Меня приняли за махинатора на экзамене, как актёра Павлова в фильме "Операция "Ы" и другие приключения Шурика", где актёр Павлов изображает студента, который использует на экзамене радио передающее устройство.
Там ещё есть такая фраза:
- Профессор - лопух!
Фильм недавно шёл по телевидению и многие его помнят. Смотрел его, наверное, и майор Богомаз, вот и придумал себе занятие - уличить меня в мошенничестве на экзамене.
Но тут мои мысли прервал Леонид Яковлевич:
- Товарищ слушатель, как у вас дела? - я даже от неожиданности вздрогнул, но быстро ответил:
- Да, вот, решил ваше дополнительное задание и заканчиваю дополнительное задание, которое мне дал Евгений Тихонович.
Леонид Яковлевич проверяет мои решения и говорит:
- Вот здесь неточность, поэтому я вам дам ещё одно, совсем маленькое задание и, если вы с ним справитесь, у меня к вам не будет вопросов.
Он даёт мне это дополнительное задание и снова уходит к другим слушателям.
Я снова остаюсь без оценок и с дополнительными вопросами. Взял билет я, примерно, в 9-10, а сейчас - 12-20 и со мной никто расставаться не торопится, хотя Сморкачёв и Гринглаз вместе поставили уже пять "неудов".
Обидно будет после такого боя с двумя доцентами получить "неуд". Нет, буду бороться. И я принимаюсь за новый дополнительный вопрос, но теперь уже не знаю, кому из преподавателей я отвечаю и кто мне может поставить окончательные оценки за этот экзамен. Я уже потерялся во времени и пространстве. А тут ещё и рука всё больше и больше отдаёт ноющей болью. От нервов это, что ли?
Теперь я не знаю, как мне себя вести. Начать возмущаться, что меня здесь держат больше трёх часов, мне не очень выгодно - поставят вслепую "неуд" и удалят, как возмутителя спокойствия. Продолжать просто сидеть, тоже не очень удобно, хотя ко мне здесь уже привыкли, как к столу или стулу и никто не обращает внимание, обращают внимание, только когда случайно натыкаются на меня. Выбираю всё-таки второй вариант, более надёжный, как я считаю, для меня. Буду бороться за положительную оценку.
В это время освобождается Леонид Яковлевич и, увидев меня, что-то вспоминает, подходит ко мне, как к старому знакомому и спрашивает:
- Ну, что тут у вас?
Я ему показываю результаты моих математических способностей, он остаётся доволен и говорит:
- Подойдите к Евгению Тихоновичу и пускай он вам выставит окончательную оценку.
Тут мне стало совсем непонятно, поскольку к Сморкачёву подошёл очередной отвечающий и отвлекать его было не совсем удобно. значит, мне ещё надо ждать полчаса или больше, так как Леонид Яковлевич вышел из аудитории. И я стал ждать, пока освободится Евгений Тихонович, хотя мои моральные и физические силы совсем иссякли.
Не буду подробно рассказывать о последующих подходах то к одному, то к другому преподавателю, их было ещё несколько, но в 17-15 ко мне подошёл Евгений Тихонович, посмотрел на меня, как первый раз увидел, молча поставил на листке "удовлетворительно", затем взял мою зачётку и тоже поставил оценку, вручил как-то неуверенно мне зачётку, как будто сомневался, что она моя, и я, совсем обессиленный, вышел из аудитории.
Все сразу бросились ко мне с вопросами. Первый:
- Почему так долго?
И сразу за ним - второй:
- А почему майор Богомаз у всех выяснял, в каком наряде ты сломал руку?
Поскольку в наряде я был в период между экзаменами, то никто толком не знал, в каком наряде я был и не мог точно ответить ему на этот вопрос, в том числе и начальник курса. Не буду же я докладывать начальнику курса о каждом сломанном пальце, да и не догадался я, что об этой мелочи надо было доложить.
Оказалось, что уже несколько раз кто-то из начальников узнавал о моей травме в санчасти и правда ли это или я в загипсованную руку спрятал приёмо-передатчик.
Вершиной всего этого был вызов меня к начальнику факультета, подполковнику Писареву, где вся картина этого дня выяснилась. Я даже немного вспылил, теперь мог себе это позволить, разбинтовал руку и продемонстрировал свою загипсованную ладонь.
После этого начали выяснять, почему меня опрашивали на экзамене около восьми часов. И тут начальник факультета вышел из себя, он был педант во всём, что касалось учебного процесса.
Все понимали, что в училище нарушался приказ Главкома ВВС о пяти экзаменах в семестр и любая комиссия могла раскрыть авантюру учебного отдела училища с шестью экзаменами в семестр. А мой случай мог это усугубить, если бы я вдруг куда-то пожаловался, хотя у меня об этом и в мыслях не было, чтобы качать какие-то права.
Кроме всего, исчезли куда-то мои экзаменационные листы, по которым я отвечал, когда их запросил Писарев. На этих листах должно было отмечено время, когда я взял билет и время, когда я получил оценку. Нигде этих сведений не оказалось.
Подполковник Писарев начал распекать Е.Т.Сморкачёва и Л.Я.Гринглаза. Пошли разговоры, что на них наложат взыскание. И тут мне стало понятно, что крайним в этой истории оказываюсь я. Поэтому, ничего никому не говоря, по горячим следам, я постучался в кабинет В.Н.Писарева и когда вошёл, то сразу начал каяться, что это моя вина, в том, что так всё случилось. Я начал нести разную околесицу, что очень болела рука и мне перед экзаменом пришлось выпить димедрол и поэтому я так медленно соображал и вяло отвечал, был заторможенный, но преподаватели мне пошли навстречу, учитывая моё состояние, давали отдохнуть между ответами и "неуда" не ставили.
Не знаю, поверил ли подполковник Писарев в эту полуправду, но, как мне показалось, успокоился, и при мне позвонил майору Богомазу, что он во всём разобрался и не надо принимать меры к преподавателям. Ещё он добавил, чтобы обязательно в учебной части следили за хронометражем времени, которое выделяется слушателю для ответов на экзамене.
По отношению ко мне Евгения Тихоновича и Леонида Яковлевича, в дальнейшем, я понял, что они оценили мой поступок, когда я попытался взять всю ответственность за ситуацию на себя. На следующем, заключительном, экзамене по математике я почувствовал даже какие-то поблажки, во всяком случае, я был узнаваемым этими педагогами.
Вот так закончилась дуэль авиационного техника-первокурсника с двумя доцентами-математиками в стенах высшей военной школы.
Как мне сказал начальник курса майор Зузенко Михаил Леонтьевич:
- Хандурин, ты выиграл у кафедры и в тактике, и в стратегии.
Для старшего лейтенанта, слушателя первого курса это была высокая оценка начальника курса, которому я не принёс очередной "неуд" в статистику курса.
После экзамена мы в учебной группе обсуждали этот случай и ребята все согласились, что в этой обстановке у меня не было других вариантов и, что надо было поступать именно так, чтобы выйти без потерь с этой сессии.
Сдав все экзамены, я весь отпуск отдыхал у себя в Ропажи-Гаркалне, как на даче. Солнце, небольшой ручей, где плескались дети, рядом мы с женой на лужайке. Благодать.
А во второй половине августа, когда я загорал на лужайке, моё внимание привлекли несколько Ан-12 летевших строем "поток" в одну сторону. Это меня насторожило. А 21-22 августа 1968 года в средствах массовой информации начала появляться информация о вводе войск Варшавского договора в Чехословакию. Отдых отдыхом, но эти события напомнили мне, что я служу в рядах ВС СССР.
