Дома пусто и очень холодно. Отец открыл окно и выстудил всю квартиру, пока Лысый отлучился до магазина ему за сигаретами. Сам мужчина спит, скорчившись на полу возле кресла в зале, где так любила сидеть мама. Там же лежит ее вечное вязание . Что-то серое и мохнатое свернуто рулончиком и закреплено спицей. Вдруг приходит осознание, что это что-то никогда уже не будет довязано. Она никогда не узнает, что это такое: шарф, шапка или полочка кофты. Повинуясь порыву, берет серый свёрток в руки и зарывается лицом в колючую шерсть. Пахнет мамой. Еще три дня назад она держала в руках эти нитки и эти спицы… снова слезы щекочут глаза. Но плакать бесполезно. Она должна быть сильной. И взрослой. Потому что больше некому.
Вдруг вспоминается та милая девушка, сестра Жука. Как ее звали? Кажется, Вера. Ее такие грустные не по годам взрослые глаза. Как они там? Он обещал помогать. Да только вспомнил ли хоть кто-то про бедных девчонок? Чужая смерть так быстро забывается. Вычеркивается из списка, потому что неприятна. Потому что заставляет переживать. Она ведь тоже
обещала. И даже ни разу не съездила больше. Свои дела ближе к телу. А теперь вот одна в пустой квартире, и даже пожалеть некому.
Трогает отца за плечо:
-Пап! Давай в кровать.
Тот несвязно мычит и обнимает кресло. Ладно, пусть спит. Только укрыть бы его надо. Берет стул и лезет на антресоль за старым пледом. Тащит с угол. Вместе с ним на пол сыпятся бумажки. Она спрыгиваем, подбирает одну. Ну конечно! Те самые акции! Она их спрятала, когда отец выбросить порывался, и совсем забыла. Не их ли он ищет?
Она собирает все найденное аккуратной стопкой. Достает из ящика застиранный желтый пакет, убирает в него, чтоб ничего не потерять. Вытаскивает из под подушки сотовый, с которого все и началось. Но трубка молчит. Даже не светится. Сломалась что ли? А, ее же заряжать надо! Точно! Он всегда провод с собой возит. Где коробка? Она ее на полу что ли бросила. А мама убрала, как обычно. Кто теперь все за ними убирать будет?
Вдруг приходит осознание, что сама она толком ничего и делать не умеет. Стирала мама, гладила мама, готовила тем более она. За всем следила, все помнила, все знала, обо всех заботилась….
Лысый заходил в незакрытую дверь без стука, видит ее в слезах на полу. Кидает на кресло голубую пачку, садится рядом, молча обнимает ее. Она косится на сигареты, нервно дергает плечами, освобождаясь. «Парламент» ассоциируется только с ним. Как будто он вышел из комнаты и должен вернуться. А ее тут другой обнимает.
-Давай отнесем его на кровать? - кивает на отца, который сполз по креслу и свернулся калачиком на полу.
На сплошной. Двое сбоку, ваших нет
-Сейчас организуем, - Димка подхватывает мужчину подмышки, - ноги держи!
Пыхтя и спотыкаясь, они кое как дотаскивают отца до спальни. Она трёт плечо:
-Вроде худой, а тяжёлый как мамонт. Чуть руку не вывихнула, - выходит в прихожую, продолжая размышлять, где может быть коробка. Димка догоняет ее:
-Давай гляну. Снимай свитер. Я вправлять умею, если что, - Димка закатывает рукава и начинает ощупывать руку от локтя вверх. Слишком тщательно. При этом взгляд его упирается в вырез майки. Дыхание учащается. Внезапно он обхватывает ее двумя руками, прижимает к стене, наваливается всем телом:
-Не могу без тебя! Не могу! Твоя мама так хотела, чтоб мы были вместе! - шепчет горячо, пытаясь поймать ее взгляд. Все, что он решил до этого, вмиг улетучилось. Остались только нежная кожа под пальцами, запах ее волос горячая несущаяся по жилам кровь. Смерть обострила желание жить до какого-то немыслимого предела. Он покрывает ее лицо и плечи быстрыми поцелуями, не обращая внимания на попытки отстраниться, - не могу! Ты - мое все! Никому тебя не отдам, - бормочет невнятно.
Она извивается, вырывается, потом резко сгибает колено и бьет со всей силы туда, где сейчас сосредоточился весь смысл. Лысый охает и сгибается от боли, не выпуская ее руки, тянет за собой на пол. Она снова пинает его ногой. Он не отступает. В пылу возни не сразу понимают, что в коридоре не одни. Семен подходит неслышно, как он один умеет. Громко кашляет.
-Извини. Было открыто. Ты куртку в машине забыла.
Она поднимает раскрасневшееся лицо, видит в его глазах свое отражение. Растрепанная, в одной майке, сидящая на полу рядом с Лысым. На худом лице нельзя прочитать ни одной эмоции, но итак все ясно.
-Семен, это не то.. он... - сбивчиво пытается оправдаться, собирая руками волосы в хвост.
Мужчина молча кладет куртку на край тумбочки, улыбается уголками губ:
-Извините. Там в кармане деньги, Макс просил передать.
Дверь негромко щелкает в звенящей тишине. Но ей кажется, что грохот оглушает. Как так вышло? Что теперь будет? Конечно, Семен молчать не будет.
-Ты - у.род! Приду.рок! - орет она срывающимся голосом на соседа, который растерянно хлопает глазами. Хотя в глубине души испытывает торжество. Верный пес побежал передавать хозяину. А что хозяин такое не простит, и разбираться не будет, и дураку понятно. Похоже, рано он хотел сдаться. Игра еще не проиграна. Просто первый акт.
Она натягивает свитер, хватает куртку. Она должна успеть раньше Семена. Нужно все объяснить. Ведь ничего не было. Хотя после истории с замужеством...
-Убирайся! Вон! - распахивает дверь в подъезд, - больше никогда не появляйся рядом со мной! Если он тебя убьет, то я мешать не стану! Нет, я даже сама тебя закопаю!
-Как Катьку? - с кривой ухмылкой спрашивает он.
Дрожь проходит по позвоночнику. Она засунула эти воспоминания в самый дальний угол, уговорила себя, что не виновата. Но себя не обманешь.
-Что ты мелешь? - глухо спрашивает она, надеясь, что страх не отражается на лице. Страх, который будет ее преследовать до конца жизни, - я ничего не знаю про нее. Следователь при тебе приходил и спрашивал. И больше не появлялся. Потому что я говорю правду. Уехала с очередными хахалем. Да уже и забыли все.
У Димки на языке так и верится сообщить, что он на днях разговаривал с этим самым следователем, и тот ничего не забыл. Но заставляет себя промолчать. Мало ли как все обернется. Вместо этого добавляет задумчиво:
-А ты ведь и не особо сопротивлялась, когда я тебя целовал. Потому что тоже хотела.
И тут же резво пригибается, потому что в его голову летит тяжелая хрустальная ваза. Врезается в косяк и с грохотом падает на пол.
-Вообще-то я - представитель власти, так что нежнее. А то задержу на десять суток за нападение, - бурчит он.
Ну и темперамент у этой девчонки. Может поэтому и не выходит выкинуть ее из головы? Он ведь уже начал встречаться с Маринкой из пятого подъезда. Но по сравнению с Милой она пресная, пустая. Глазами хлопает. Да. Нет. Конечно, милый. И скучно. Зевать хочется рядом с ней. А здесь каждое прикосновение - пожар. Каждое слово в душу.
Над головой со свистом летит маленькая шкатулка. Ударяется об дверь.
-Мазила, - хохочет он, нагибаясь, чтоб подобрать рассыпавшиеся по полу янтарные бусы.
-Это мамины! Убери руки! - визжит она, подскакивая и вырывая у него из рук нитку с шероховатыми неровными камнями. Но видимо делает это слишком резко. Бусы рвутся и камешки разлетаются по прихожей. Так похоже на ее жизнь.
-Ненавижу тебя! - шипит сквозь зубы.
-А я тебя люблю, - беззлобно парирует Димка, сгребая камешки в кучку.