Они сидят в кафе втроем. Она посередине, по правую руку Семён, по левую - Лысый. Кормят и отогревают ее как умеют. Первая скованность проходит, и вот уже Димка рассказывает новому знакомому как сложно быть в наше время хранителем закона, какая продажная система и люди в ней. Кажется, он не помнит, кто такой этот мужчина в пиджаке и чей он друг. Или это обаяние несостоявшегося батюшки так располагает к себе.
Она греет руки о тяжёлую керамическую кружку. Не вмешивается в разговор, просто слушает. И думает о том, что у нее кроме Димки и друзей то нет. Что она рада его возвращению в ее жизнь. Хоть их отношения складываются не просто, но другого близкого человека у нее нет. Отец не в счет. Они никогда не были близки.
-Мила, ты ничего не съела, - трогает ее за руку Семён. Она привычно косится на руку с четырьмя пальцами, хотя она уже не пугает как раньше. В конце концов, какая разница, сколько у человека пальцев, если у него душа светлая.
-Не хочется.
-Значит будем кормить через силу, - хмыкает он, - подержишь ее? - кивает он Димке. Тот резво поддерживает шутку, вскакивает и сводит ей руки за спиной, так, что приходится нагнуться над столом, чтоб не вывернуть плечо. Больно.
-Ты сдурел, Лысый? - шипит она.
-Прости. Хотел тебя чуть развеселить, - смущается парень, - поешь, тебе силы нужны. За отцом теперь глаз да глаз нужен, чтоб не спился с горя.
А ведь он прав. Раньше мама его контролировала. Ругалась, требовала, отбирала деньги и бутылки. Теперь все это придется делать ей. Но ведь он ее слушаться не будет. Может Максу пора переехать к ним? Они хорошо ладят с отцом. Да и вообще, сколько можно встречаться урывками? Может так уйдет вечный страх его потерять и она сможет стать спокойнее и не клевать ему мозг своими подозрениями. Хотя.. ведь не на пустом месте...
-Мил, ну улыбнись, тебе так идет, - Димка пытается ее пощекотать.
-Отстань! - она грубо сбрасывает его руку, - не до твоих дурацких шуток. Переводит взгляд на Семена, - давай уже поедем. А потом отца заберем по дороге. Вряд ли он сам сможет из кафе добраться.
Хочется к нему. Разделить свою боль и одиночество. Чтоб положил руку на голову и отогнал этот противный липкий страх. А еще хочется извинится. Ей сейчас невыносимо стыдно за то, как она вела себя в больнице. Как последняя эгоистка.
Димка плетется за ними следом. Робко и неуверенно. Его тоже терзают угрызения совести, глядя на потерянную и словно неживую подругу. Зря он пошел к Кучеру. Этот парень, Семен, кажется вполне нормальным. Правильным. Заботится, поддерживает. Может и тот, второй, не так уж плох. Может ему пора понять, что у них с Милой разные жизни. Как бы тяжело это не было. Она ведь не виновата, что не смогла полюбить. Мать его вообще любит повторять, что сердцу не прикажешь. Нет, хорошо все таки, что Кучеров не заинтересовался его историей. Жизнь итак жестока с девчонкой. Он не хотел причинить ей еще больше боли просто из желания потешить самолюбия. Точнее, тогда хотел. Но сейчас все изменилось. Смерть словно внесла свои коррективы, всех расставила по местам. И глупость его поступка острым углом корябает изнутри. Потому что это похоже на подлость. То, чего она точно не заслуживает. То, после чего они никогда уже не смогут вот так сидеть за одним столом. Мила - принципиальная, она никогда не простит.
-Я, наверное, пойду, - бормочет он, - хочешь, зайду в кафе отца проведаю?
-Да, хочу. Если что, отвези его домой. Возьми такси. Деньги есть?
Деньги... На зарплату стажера не то, что на такси, на велосипеде не покатаешься. Да и платят ее крайне неаккуратно. Видимо по остаточному принципу.
Семен спасает его от необходимости признаваться в этом. Просто пожимает руку и оставляет в ладони Лысого пару сложенных крупных купюр. Димка торопливо засовывает их в карман.
-Все в порядке, не переживай, - кивает Миле, - держись, я рядом. Мы все рядом. Хочется ее обнять, но не решается. Разворачивается и уходит, не оборачиваясь.
На сплошной. После одиночества
-Хороший парень, - Семен смотрит вслед исчезающему в зеленой весенней дымке силуэту.
-Когда без формы, - бурчит она. Где-то она уже все это слышала.
-Форма не имеет значения. Это все наносное. Главное - что в душе. А душа у него чистая.
-Поэтому зря я не вышла за него? Это хочешь сказать? - она почему-то сердится. Хотя ведь Димка и правда хороший.
-Это не мое дело, - спокойно отвечает мужчина, поворачивает ключ.
Она смотрит в окно и недоумевает, почему все выглядит таким же, как и несколько дней назад. Зеленая листва такая сочная и свежая, небо - такое же голубое, а солнце светит как ни в чем не бывало. Мир даже не заметил, что на одного человека на этой земле стало меньше.
-Семен, а что будет после смерти?
-Тебе официальную версию? - улыбается он.
-Не знаю. Но там ведь не будет хуже, чем здесь?
Он переводит на нее взгляд и словно догадывается о тех переживаниях, что терзают ее душу изнутри уже третий день. Нарывает руку своей и сжимает легонько пальцы:
-Не переживай. Твоя мама прожила достойную жизнь. Непростую и суетную, но в том не ее вина. Такое время выпало. Она заслужила отдых. Ей там будет очень хорошо.
-Обещаешь? - она чувствует, как слезы вновь наворачиваются на глаза.
-Да.
Он произносит это так спокойно и уверенно, что невозможно сомневаться. И она верит. Только ее боль это не делает меньше. Но ведь она собиралась больше не быть эгоисткой и научиться думать о других. Смахивает слезы рукавом свитера, ворсинки попадают в глаз, он начинает чесаться и колоться. Все не слава Богу! Отчаянно трет его. Семен понимает по своему:
-Слышь, не реви! Я тебя утешать не уполномочен, - нарочито небрежно начинает он, - приедем сейчас, там пожалуйста. Договорились?
Она кивает, хлюпает носом. Слезами горю на поможешь. Открывает козырек, смотрит на себя в зеркало. Такая опухшая, нос красный, глаза красные. Но впервые это почти не беспокоит.
В больнице тихий час. В коридорах ни шороха, ни звука. Персонал, видимо, пьет чай, наслаждаясь временным затишьем. Посещения в тихий час тоже запрещены, об этом гласит наскоро нацарапанная бумажка на стене. Но не для Семена. Старая знакомая накидывает им на плечи халаты и ведет по коридору, не переставая что-то рассказывать. Кажется, банка кофе стала поводом для сильных чувств.
Он резко оборачивается на звук шагов и скрип двери. Привычка, выработанная годами. Она падает на колени возле кровати, прижимается щекой к груди. Он - все, что у нее осталось. Закрывает глаза и слушает, как бьется сердце в такт ее дыханию.
-Мне местный авторитет не разрешает вставать, я хотел приехать. Твоя мама - она была.. настоящей. Таких уже почти не осталось. Умной и сильной. Ты на нее похожа, - его слова как бальзам на сердце, не лечат ее кровоточащую рану, но обезболивают. Хотя бы на время.
Его рука гладит по волосам. Такой привычный жест, такой простой и необходимый.
-Давай больше не будем ссориться? - шепчет она.
-Ха! До кого-то дошло наконец, что ущерб от наших скандалов стал бить по карману? Заметь, я давно это предлагал. Стар я уже для всех этих разборок, покоя хочется.