Предыдущую главу читайте здесь.
Трёшников, понурив голову, шагал по дороге в штаб. В голове вертелись одни и те же вопросы: «Как же так, и почему?». Найти ответы на простые, как будто бы, вопросы у Димы не получалось. Ничего не замечая вокруг, он прошел большую часть пути, и вдруг услышал резкий возглас:
– Това-а-арищ старший лейтенант!
Голос был знакомый, отнюдь не предвещавший приятной беседы. Пришлось вернуться в реальность.
Из приоткрытой дверцы остановившегося уазика выглядывал комендант гарнизона с говорящим прозвищем «Гнус».
Со скучающим видом он спросил:
– Почему не отдаете честь старшему по званию?
Дима подумал: «Принесла же тебя нелегкая!», но вслух, не теряя присутствия духа, бодро отрапортовал:
– Во-первых, вы находитесь в автомашине, сидя, без головного убора. Во-вторых, вы накинули дождевик, и ваших погон не видно. В-третьих, в правой руке у вас сигарета. И если бы я вас поприветствовал, вам пришлось бы встать, надеть фуражку, снять дождевик, выбросить сигарету и приложиться к козырьку.
Тут он набрал воздуха в грудь и громко завершил фразу:
– То есть, обязательно надеть фуражку, потому что К ПУСТОЙ ГОЛОВЕ РУКУ НЕ ПРИКЛАДЫВАЮТ!
«Гнус» побагровел и зашелся от бешенства:
– Ты у меня… Да я тебя… На губу!
– В комендатуру его!
Последнее распоряжение относилось к начальнику патруля, находившемуся неподалеку.
Когда патрульные подошли, Трешников с какой-то адской лихостью артистично заложил руки за спину и продекламировал:
– Ведите меня в свои адовы чертоги! Россия вспрянет ото сна, и на обломках самодурья напишут наши имена!
Вновь рядом скрипнули тормоза уазика. Боковым зрением новоиспечённый капитан-лейтенант увидел машину комдива.
– Здравствуй, Николаич! – обратился адмирал к коменданту.
– Лютуешь? Спорить не стану – подводники одичали, некультурными стали. Все честь норовят не отдать. Так и нельзя её отдавать никому. Одна она. А помнишь, как после нашей автономки тебе каплея дали? Экипаж тогда строем за тобой в комендатуру пришёл заступаться. Отпусти офицера. Он – после автономки и, так же как ты когда-то, сегодня получил погоны капитан-лейтенанта. Не сердись! А ты, Трёшников, садись ко мне в машину!
Тому дважды приказывать не пришлось. Некоторое время ехали молча. Комдив первым нарушил молчание:
– Это – мой одноклассник по училищу. Закончили вместе, потом служили в одной дивизии. Все нормально было у него в жизни. Женился. Жена в политотделе работала, в секторе партучета. Да, видать, не выдержала невзгод подводной службы мужа. Слабину дала и снюхалась с пропагандистом. Николаичу люди говорили, а он поверить не мог или не хотел. Но однажды он пришел домой после дежурства. Супруга уже спала. Поужинал, покурил. Решил к ней под теплый бочок прилечь. Откинул одеяло и остолбенел: у его дражайшей на спине чернильные штампики «Уплачено КПСС» отпечатались. Партвзносы-то пропагандист собирал. Поутру Николаич заглянул в политотдел. Ненадолго. Бог-то его силушкой не обидел. Пропагандист потом месяц ходил, не снимая фуражки. Маскировал на лбу кровоподтеки и синяки после применения печати «Опечатано. Лично. Командир штурманской боевой части подводной лодки Б-3».
Комдив прервал неторопливый рассказ, видно погрузившись в воспоминания. Затем продолжил:
– Она уехала на Большую Землю. Пропагандиста убрали в Киевское политическое училище начальником политотдела. А у Николаича заболело сердце. Он лечился народным средством: три капли корвалола на стакан «шила» (спирт - авт.). Не помогло. В итоге, он - капитан 2 ранга, комендант, а я - контр-адмирал, комдив. Так что, сынок, вот тебе мой совет: пока держишь удачу за хвост, не отпускай, как бы тяжко тебе не было. О твоих личных проблемах я в курсе. А по поводу перспектив флагман расскажет подробно. Мне кажется, жизнь предоставляет тебе неплохой шанс. Мне доложили о той перспективе, что тебя будет ждать. Я дал добро.
Озадаченный Трешников не заметил, как машина подкатила к штабу дивизии. Он спрыгнул с подножки, немного постоял, перекинулся с дежурным «привет, как дела» и зашёл в помещение.
Привычно шагая по длинному коридору штаба, Дима подумал, что он вовсе и не злится на зануду-коменданта. Жизненная ситуация у них оказалась схожей – оба испытали предательство близких. Как будет жить дальше, Трешников пока не представлял. Но видел, что комендант в своей беде превратился в нелюдимого, угрюмого человека. Редкие однокашники по училищу находили интерес в общении с «Гнусом». Его принципиальность в вопросах отдания чести, несения службы зашкаливала все мыслимые пределы.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно!
======================================================