Глава 78
Золотов оказался замечательным собеседником, чего я совсем не ожидала. В моём представлении военные – люди скучные, особенно высокопоставленные офицеры. В общении суровы, чувство юмора у них или отсутствует совсем или довольно грубое, поскольку они привыкли иметь дело только с мужчинами. Но Игорь Иванович все штампы опроверг один за другим. Два с половиной часа в его обществе, пока мы сидели в уютном ресторане с итальянской кухней, пролетели незаметно.
Потом капитан второго ранга отвёз меня туда же, откуда и забрал, то есть домой, и я, поднимаясь на лифте с букетом цветов, – Игорь Иванович подошёл к этому вопросу нестандартно и вручил мне не розы, как я ожидала, а изысканные маттиолы. Весь вечер мой спутник был галантен, и это дало возможность снова почувствовать себя не только медиком, исполняющим свой долг, но и женщиной, которая серьёзно заинтересовала такого солидного мужчину, как Золотов.
Мы не договаривались о следующей встрече. Игорь Иванович сказал, что позвонит, и стоило мне вернуться домой, как сразу же выполнил обещание. Поинтересовался, хорошо ли добралась (мне стало смешно – на лифте прокатилась), наговорил комплиментов вдобавок к тем, что я уже услышала, пожелал спокойной ночи. Впервые за много дней я засыпала с улыбкой на губах, вспоминая рассказы кавторанга о неспокойной военно-морской жизни.
Утро нового рабочего дня начинается с девушки, которая плачет и умоляет снять капкан с её кисти. Становится интересно, как она сумела угодить в такую историю. Я, например, за всю жизнь капканы для животных видела только в кино.
– Снимите его, пожалуйста, – умоляет девушка.
– Сейчас всё сделаем, постарайтесь расслабиться, – говорю ей и, понимая, что сделать это не так-то просто, когда тебе металлом едва не перебило кисть пополам, назначаю большую дозу обезболивающего и успокоительного.
– Скажите, а как вы… – хочу спросить, но меняю фразу. – Что с вами случилось?
– Я зоозащитница! – с гордостью провозглашает пациентка. – Демонстрировала во время выступления сторонников, насколько жестоко использовать такие штуки, – она кивает на капкан.
– Хорошо, что вы не попытались себе лапку отгрызть, – говорит Рафаэль, надевая перчатки.
Бросаю на него недовольный взгляд. Испанец смущается.
– Это шутка такая, да? – хмурится раненая. – Очень смешно! А вы знаете, сколько животных умирает в муках только ради того, чтобы люди могли использовать их мех, шкуру и другие части ради своей выгоды? Знаете, а? – говорит она с вызовом.
Пока девушка возмущается, ординатор делает ей укол. Потом мы вместе с Рафаэлем берём капкан и с трудом разводим в стороны. Раненой повезло, что прижимной механизм гладкий и лишён зубьев. Видимо, рассчитан на пушных зверей, чтобы шкурку не попортить. Окажись тут зубья, они бы искромсали девушке кисть так сильно, что пришлось бы вызывать ортопедов.
– Ну, вот и готово, – говорит испанец довольным голосом. Даже, мне кажется, счастливым. Но не потому, что ему удалось пациентке помочь, а несколько минут он провёл рядом со мной, тесно прижавшись боком.
Вскоре мы заканчиваем помогать зоозащитнице, я иду в регистратуру. Слышу там разговор Туггут с ортопедом.
– Я делаю физиопроцедуры каждый день, – Матильда Яновна произносит это жалующимся голосом.
– Восстановление гладким не бывает, – отвечает коллега. – Главное в ваших обстоятельствах – запастись терпением.
– Давайте обойдёмся без общих фраз. Я теряю остатки силы, и чувствительность пропадает, – начинает психовать Туггут.
– Чего вы хотите от меня, Матильда Яновна? – стараясь оставаться спокойным, говорит ортопед. – У вас была травма.
– Меня не волнует, сумею ли я, сидя перед телевизором, удержать чашку кофе, пока другая рука держит телефон, – ядовито отвечает Туггут, словно коллега виноват в том, что она в своё время сделала огромную глупость, кинувшись под рулевой винт вертолёта.
– То, что у вас осталось, уже чудо медицины, – отвечает ортопед.
Они продолжают непростой разговор, уходя в сторону лифта. Я же, зайдя в регистратуру, тяну воздух носом и морщусь.
– Чем здесь так воняет? – спрашиваю коллег.
Ко мне от стеллажа поворачивается Маша.
– В доктора Званцеву попали экскременты, – стараясь не рассмеяться, произносит Достоевский, глядя в монитор компьютера.
– Ха-ха, – говорит подруга недовольным тоном. К ней подходит, протягивает чистую футболку. У нашей старшей медсестры всегда есть наготове, во что переодеться. – Спасибо, Катюша, – благодарит её Маша. – Принеси, пожалуйста, ультрафиолетовую лампу для моей обезьянки.
– А что с ней… то есть с ним не так? – уточняю.
– Как видишь, – показывает Маша на неприятное пятно у себя на груди. – Бросался стулом.
– Вы бы в него тоже кинули, – замечает иронично Достоевский.
– У меня жидкий, – язвительно отвечает Званцева, и мы смеёмся.
– Так мальчик-квадробер всё ещё опасен? – уточняю у подруги.
– Уже нет.
Званцева уходит привести себя в порядок.
– Кто вызывал хирурга для консультации? – раздаётся громкий голос Вежновца.
«Блин, он когда-нибудь занимается делами главврача?!» – возмущаюсь мысленно.
– Вы пришли для… чего? – спрашиваю его, не стараясь быть особенно вежливой. Достал меня Иван Валерьевич до селезёнки.
– Нет, я слышал, вы проводите занятия для студентов в своём отделении. Вот, решил научиться чему-нибудь полезному, если тут это вообще возможно, – язвит Вежновец.
– Не знала, что у вас настолько низкая квалификация, – столь же саркастично отвечаю ему.
Главврач коротко смеётся. Моя реакция на дерзость ему понравилась.
– Ладно, если пришли помочь, то помогайте, – произношу серьёзно и веду коллегу в палату, где лежит вчерашний борец по имени Андрей. Поясняю Вежновцу, что у парня развился глютеальный абсцесс в правой ягодице.
– Так, так, – произносит главврач, глядя на больное место. – Принимаете стероиды?
– Принимал. Уже нет.
– Поздно. Если хотите остаться мужчиной, не советую принимать их снова.
– Я чувствую присутствие глубокого периктального компонента.
– Мы все знаем, какой занозой это может быть, – отвечает Вежновец. Поворачивается к пациенту и поясняет, поскольку парень уже смотрит на нас со страхом. – Андрей, инфекция распространилась вдоль прямой кишки, придётся ехать в операционную.
– Мне нужна операция? – уточняет борец.
– Мы не можем сделать её здесь, – говорит главврач, хватаясь за койку и пытаясь её в одиночку тащить в сторону лифта.
– Вызвать Звягинцева? – делаю небольшой реверанс в сторону Ивана Валерьевича, упоминая его племянника.
– Нет, я сам, – пыхтит «гордый птиц», толкая каталку.
– Кто будет оперировать?
– Один из моих ординаторов, – отвечает Вежновец, потом видит санитара Мишу и кричит ему властно: – Эй, ты! Помоги мне!
– Этого-то я и боялась, – произношу едва слышно, поскольку в присутствии своих учеников Иван Валерьевич всегда старается казаться ещё грубее и решительнее, чем обычно. Показывает, как надо смело действовать, а ведь в хирургии это далеко не всегда лучший вариант.
Но делать нечего, он тут главный. К тому же «Скорая» привозит нового пациента, и фельдшер докладывает:
– Майор Валерий Строгов. Давление 100 на 74. Пострадал на службе, огнестрельное ранение.
– Сколько?
– Два входных.
– Что случилось? – уточняю. Вижу, что за полицейским идёт Илья Рубанов, коротко ему киваю. Улыбнулась бы, да ситуация не та.
– Иностранные специалисты, – пожимает плечами коллега из «неотложки».
– Я слышал четыре выстрела, почувствовал два удара, – рассказывает майор. – Очень болит до самой ноги.
– Пульс регулярный, я дал ему обезболивающее, – сообщает фельдшер.
– Есть боли в груди, в голове? – уточняю у раненого.
– Нет, – отвечает он и поворачивается к Илье Рубанову. – Позвони Жене.
– Ты сам позвонишь, я через несколько минут. Держись, – отвечает ему капитан.
Завозим Строгова в смотровую. УЗИ подтверждает наличие внутреннего кровотечения. На левой ноге отсутствует периферический пульс.
– Ногу покалывает? – спрашивает Звягинцев, которой присоединился к бригаде.
– Да. Как бывает во сне, – отвечает офицер.
– Что это? – смотрю на монитор и понять не могу.
– Фрагменты металла, – отвечает Звягинцев.
– Либо закупорка из-за них, либо гематома давит на артерию, – замечаю, рассуждая вслух.
– Давление 96 на 74, – сообщает медсестра.
Вдруг слышу из соседней палаты громкий крик:
– Ярослав! Перестань прыгать, перестань! Ярослав, да чтоб тебя! Убьёшься!
Открываю дверь и вижу, как мальчик пружинисто скачет на койке туда-сюда, Маша пытается его остановить, но не решается, чтобы тот не рухнул и не поранился. Он вдруг спрыгивает на пол с гортанным воплем, подражая обезьянам, и прячется под койкой.
– Где его мать? – спрашиваю подругу, войдя.
– Пошла позвонить.
– Если в детский дом, то это разумный поступок, – шучу, и Маша смеётся.
Мы ждём некоторое время. Вдруг на мальчишку подействует? Нет.
Тогда подруга становится серьёзной и говорит строгим голосом:
– Ярослав, вылезай! Вылезай, пожалуйста, иначе нам придётся принять меры.
Мальчишка даже не думает показываться. Сидит на полу и издаёт жалобные «обезьяньи» звуки.
– Жаль, – произношу «расстроенно». – Если он не вылезет, я не смогу воспользоваться обезьяноскопом.
– Точно. Придётся отправить его в приют для животных. Ведь наверняка у него бешенство. Там и усыпят.
Обезьяньи звуки прекращаются. Мальчик встаёт, забирается обратно на койку. Кажется, проняло.
– Ярослав, можешь полежать тихо, пока мы посмотрим твои глазки?
В ответ раздаётся мартышечье «уа-уа», что означает, кажется, согласие.
– Я помажу тебя банановым лекарством, чтобы посмотреть твои глазки, – ласково произносит Маша. – Так, а теперь поморгай.
– Хорошо, – подруга выключает освещение, включаю ультрафиолетовую лампу. – Так… Механического повреждения нет. Следов царапин тоже.
Понимаю, что Маше придётся проводить назначить дополнительные анализы, хотя, на мой взгляд, тут всё сводится к посещению психолога. Причём помощь понадобится не только Ярославу, но и его мамаше, которая считает, что такое увлечение сына квадробингом – это обычная детская забава. Ну да, только её ребёнок неадекватно ведёт себя, теряя человеческий облик, и без психотерапии тут не обойтись.
Возвращаюсь к раненому полицейскому, но вой сирены оповещает о новом событии. Спешу в вестибюль.
– Что здесь? – спрашиваю. Рядом стоит Данила.
– Мужчина, 29 лет, пулевое ранение в третьей левой межрёберной области. Пульс 110. Нужна плевральная трубка.
Пока везём, состояние ухудшается.
– Тахикардия, пульс 120, переливание крови четыре единицы, первая отрицательная.
– Перчатки, подготовить левую сторону, – распоряжается Береговой, когда прибываем в смотровую.
– Уровень кислорода 95%, – докладывает Зоя Филатова.
– Как его зовут?
В палату заглядывает Илья Рубанов.
– Ришат Гараев, – подсказывает он.
– Ришат, ты меня слышишь? – обращаюсь к раненому, он не откликается.
– Почему здесь полиция? – спрашивает Данила.
– Стреляли в полицейского. Возможно, это сделал вот он, – медсестра показывает на пациента.
– Шейные вены чистые, признаков закупорки нет, – продолжаю осмотр.
– Трубка вставлена. Начинаем переливание, – говорит Данила.
– Пропустим первую отрицательную, когда я закончу, – отвечаю ему.
– Свободен только один анестезиолог и одна операционная, – сообщает Зоя Филатова.
Прошу её узнать, когда будет свободна вторая, спрашиваю у Берегового:
– Какой выход крови?
– Нормальный, 500 кубиков.
– Есть угроза обширного гемоторакса?
– Пока нет.
– Нет? Какие показания для немедленной торакотомии? – интересуюсь, как преподаватель на экзамене у студента, который вот-вот завалит ответ.
– 1200 кубиков. У него было 900, – нервно отвечает Береговой. Кажется, ему претит заниматься преступником.
Снова заглядывает Рубанов. Смотрит на нас и спрашивает хмуро:
– Вы собираетесь спасать жизнь этого?..
– Его состояние гораздо тяжелее, – отвечаю ему.
– Он ранил моего товарища, – хмуро произносит капитан.
– Вторая операционная освободится через полчаса, – добавляет медсестра, справившись по телефону.
– Продолжайте переливание, мне нужно ещё пять минут. Нулевой шёлк, – продолжаю возиться с раной.
– Первая единица прошла. Замедляется, – говорит Данила, оценивая кровопотерю.
– Сколько? – уточняю.
– 920 кубиков. Кровотечение остановлено, берём полицейского.
– Подожди-ка… – останавливаю Данилу.
– 950 кубиков. В чем дело, Элли? – возмущается он.
– Следите за давлением и за трубкой, коллега! – бросаю жёстко.
– Давление 118 на 78, – докладывает Филатова.
– Он стабилен, – показывает Данила.
– Если в ближайшие часы получит 1000 кубиков, пойдёт на поправку, – отвечаю, стараясь не вдаваться в бесполезный спор. Я понимаю, что мой друг хочет, чтобы первым в операционную увезли майора. Сама хочу того же. Но выбор, кого станут спасать первым наверху, зависит всё-таки не от звания, должности и прочего, а от состояния. Увы, Данила решил, что это не так.
Иду к майору Строгову.
– Валера, ты рассмотрел стрелявшего? – спрашивает его Рубанов. Вот же ушлый какой! Сюда нельзя, но кто ж его остановит?
– Их было трое, – слабо произносит старший офицер. – Я не знаю, кто стрелял.
– Что с тем парнем рядом? – Илья показывает в соседнее помещение, откуда собираются увозить другого раненого. – Возможно, это он стрелял?
– Он никуда не денется, – пытается Звягинцев успокоить полицейского.
– Его подельники все ещё на свободе, – напоминает Рубанов.
Мне становится страшно. Только бы сюда не примчались.
