Глава 77
Немного придя в себя после осознания, что я совершила свой первый в жизни подлог, иду проведать VIP-пациента.
– Как ваше колено? – спрашиваю Леонида Максимовича, войдя в палату, но прежде натянув на лицо приветливую улыбку. Вежновец сказал обращаться с этим господином, как с писаной торбой? Что ж, пожалуйста. Приходится переступить через свою гордость, но что поделаешь?
– Болит, – отвечает Черняховский.
Подхожу, осматриваю.
– Ну что ж, опухоль спала, можете собираться домой.
Пациент смотрит на часы, потом на свою помощницу.
– Почти семь часов вечера. Опасность миновала, – говорит ей.
– Обычно журналисты уезжают, если не успевают к новостям. Я вызову машину, но лучше сначала проверить, не остался ли снаружи какой-нибудь хитрый умник, – говорит Евгения и уходит.
Мы остаёмся с чиновником вдвоём, можно перейти к более актуальной, чем его повреждённое колено, теме.
– После укола антибиотика остаётся некоторая болезненность, – предупреждаю его.
– Так как обстоят дела с моей историей болезни? – интересуется Черняховский.
– Я всё уладила.
– Хорошо. Это очень хорошо, – улыбается пациент. – Я вам очень благодарен за вашу тактичность.
– Я рада, что смогла помочь.
– Кстати, у меня для вас слова благодарности ещё и за одного человека.
– Какого же?
– Моего отца, Максима Александровича. Вероятно, вы его не помните. Зато он вас запомнил очень хорошо, – говорит чиновник. – Вы спасли его от смерти в тот день, когда была объявлена эвакуация вашей больницы из-за эпидемии, кажется, чумы или оспы.
– Да, конечно же, я помню, – улыбаюсь, но теперь совершенно искренне. – Максим Александрович говорил, что у него высокопоставленный сын. Только я как-то…
– Не обратили внимание на это? – подмигивает Черняховский.
– Да, – отвечаю серьёзно. – Мне важна была не на должность его сына, а состояние здоровья. Кстати, как он себя чувствует?
– Отдыхает в Кисловодске, – говорит Леонид Максимович и пожимает мне руку. – Ещё раз спасибо. За нас обоих. Если будет что-то нужно – обращайтесь.
Киваю, иду в регистратуру, чтобы оформить выписку, и когда собираюсь пойти домой, снова натыкаюсь на Вежновца.
– Я выписала Черняховского, – сообщаю главврачу.
– А мы получили его анализы? – интересуется он.
– Они отрицательные.
– Не может быть. Вы же сами сказали – у него язва на причинном месте…
– Он здоров, – перебиваю Вежновца.
– Возможно, это нелеченый сифилис…
– Он здоров, давайте забудем об этом.
Вежновец делает недовольную физиономию. Понимает: здесь что-то нечисто. Но доказать ничего не может. Не станет же он заново делать анализы такому пациенту? Потому поджимает губы и уходит. Я же остаюсь в задумчивости. Надо же, как интересно! Оказывается, несмотря на всю благожелательность к высокопоставленному пациенту, главврач был бы не против заиметь на него компромат? «Не слишком ли вы рисковый человек, Иван Валерьевич?» – думаю о нём и понимаю, почему в момент, когда я рассказала о своём подозрении, Вежновец аж вспыхнул каким-то нездоровым интересом. «Неужели он собирает компромат на всех власть имущих, кто попадает к нам?» – продолжаю рассуждать, но вывод сделать не успеваю.
– Уберите от меня руки! – раздаётся мужской крик.
Иду на шум. Оказывается, там Соломон Гутман решил скандал устроить и отпихивает от себя двоих охранников.
– Мой сын напуган, я должен быть рядом! – кричит он.
Я же понимаю, что нашла коса на камень. Сама приказала охране не пускать Гутмана к сыну, пока не прояснится диагноз мальчика. Уж очень его повреждения напоминают следы издевательств.
– Это ваша работа? – кричит на меня Соломон, когда подхожу.
– Успокойтесь, пожалуйста, – прошу его.
– Я спокоен, но это какое-то безумие. Я никогда не бил своего сына. Я позвоню адвокату.
– Что происходит? – подходит Вежновец. Видимо, он здесь останется до тех пор, пока машина с Черняховским не мигнёт ему напоследок фарами.
– Я подозреваю, что отец избивал сына, – объясняю главврачу.
– Где социальные работники?
– Они были заняты.
– И вы позвонили в полицию? – начинает хмуриться Вежновец.
– У мальчика следы переломов.
– А вы с мальчиком говорили?
– Конечно, он очень напуган!
Иван Валерьевич жуёт губы, но ничего больше не произносит. Пользуясь паузой, быстро иду в палату, где лежит Давид.
– Привет. Какая на тебе пижамка симпатичная.
– Она классная, – улыбается мальчик и спрашивает: – А папа ещё вернётся?
– Да, ему пришлось пойти поговорить кое с кем. Скажи, вы с папой ладите между собой?
– После маминого ухода ещё лучше. Он говорит, мы с ним не разлей вода. Как Гена и Чебурашка, – отвечает Давид.
– Это хорошо. У тебя много травм было за последние месяцы.
– Я невнимательный, – вздыхает мальчик.
– Ты правда упал сегодня с кровати?
– Я… Я прыгнул… – отвечает Давид, но не слишком уверенно. К тому же смотрит вправо и вверх, что само по себе, как нас учили на психологии, говорит о том, что мальчик придумывает.
– Это правда, Давид? Не бойся. Расскажи мне.
То, что я слышу потом, даёт мне настоящую картину случившегося. Никто Давида не избивал. Он просто хочет больше времени проводить с отцом. Потому нарочно наносит себе травмы, чтобы отец не ходил на работу. После того, как его родители развелись, ребёнок ощущает недостаток внимания. Ему хочется быть ближе с папой, а тот вечно пропадает на работе, оставляя его с няней.
Затем иду к Соломону, приношу ему извинения за то, что подозревала. Он хмурится, но зла не держит. Объясняю ему всё, что узнала про поведение его сына и предлагаю исправить ситуацию. Поясняю: если ничего не сделать, рано или поздно это может закончиться серьёзной травмой вплоть до летального исхода. Ведь Давид несмышлёныш ещё, есть шанс, что перестарается. «Ну, или сходите вместе с психологу, разберите проблему», – советую Гутману. Он обещает подумать.
Мне тоже есть над чем поразмыслить. Как насчёт собственной дочери? Олюшка пока маленькая, но и ей скоро будет, как Давиду. Кто знает, как на неё повлияют мои слишком частые отсутствия дома? Увы, но пока не вижу выхода. Хотя нет, есть один – поскорее выскочить замуж. Смешно.
Иду в палату, где лежит несчастная Вера. Знаю, что услышать меня она не может. Но всё-таки сажусь рядом и говорю ей, что Василия уже прооперировали. Он будет жить.
– Можете спокойно уходить.
Затем наконец еду домой и провожу вечер и ночь с Олюшкой. Мы ужинаем, я купаю её, читаю сказку, потом смотрю, как она дышит, когда спит. Мой маленький чудесный ангел.
Утро следующего дня приносит неожиданность: в отделение ввозят мальчика восьми лет на каталке. Рядом шагает его мама, Ксения Анатольевна. Когда протягиваю к нему руку, он внезапно бросается, явно пытаясь укусить.
– Он пытался забраться на фикус в нашей гостиной и свалился с него, – поясняет женщина.
– Ой! – вскрикиваю, когда зубы мальчика по имени Ярослав в сантиметре клацают от моей ладони. Убираю руки подальше.
– Не кусаться! – улыбается мама пациента. – Плохая обезьянка!
– Что это с ним?
– Он квадробер, – слышу в ответ. – Вы, наверное, слышали о них. Это участники детской и подростковой субкультуры, которая зародилась в Японии. Они подражают животным, передвигаясь на четвереньках в масках и костюмах, имитирующих мех разных зверей, – поясняет Ксения Анатольевна на полном серьёзе.
Поднимаю брови. Всё бы ничего, но Ярослав, кажется, всерьёз поверил, что он мартышка. Или шимпанзе, или кто он там.
– Он принимает какие-нибудь лекарства? – уточняю у его матери.
– У него есть ингалятор от астмы. Но с тех пор, как Ярик решил стать квадробером, он им не пользуется.
Бросаю на девушку заинтересованный взгляд. Она соображает, что несёт? Её ребёнок прекратил приём жизненно важного препарата, а ей всё равно? Нахожу администратора и спрашиваю, какая палата свободна. Достоевский называет, я вызываю Машу и прошу заняться осмотром. Сама же пока иду к другому пациенту.
Это парень 25 лет, очень мощный. Зовут Артём.
– Вы борец? – спрашиваю.
– Да.
– У вас отличная фигура, – делаю комплимент.
– Спасибо. А вы что делаете?
– Я врач.
– Нет, чтобы поддерживать форму?
– Я делаю так, – показываю, как сжимаю и разгибаю руку в локте.
– Тренируется бицепсы? Класс. И какой вес можете взять?
– Иногда свою трёхлетнюю дочь, – улыбаюсь в ответ, и Артём тоже понимает, что это была шутка.
Собираюсь заняться осмотром, но приходится передать пациента Володарскому, поскольку меня зовут в регистратуру. Когда прихожу туда, Достоевский успевает шепнуть, что меня искал Вежновец. Да когда же он от меня отстанет, наконец-то! Главврач появляется, как всегда, внезапно. Вижу, как широкими шагами топает от лифта в мою сторону. В руках планшет.
– Доктор Печерская! – кричит издалека.
– Не начинайте, Иван Валерьевич! – отвечаю недовольно, предвкушая очередную публичную порку. Сечь, конечно, будут меня. Бей своих, чтоб чужие боялись, а свои тряслись от ужаса.
Вежновец подбегает почти, вдруг хватает меня одной рукой за талию, резко притягивает к себе, а потом впивается губами в мою щёку. Коллеги замирают, я в шоке. Поцелуй длится пару секунд, потом главврач с громким чмокающим звуком отстраняется. Моё первое желание – влепить ему пощёчину, но сдерживаюсь, поскольку Иван Валерьевич светится от радости.
– Кто знал, доктор Печерская, что вы окажетесь такой коварной соблазнительницей? – спрашивает главврач.
Я хлопаю глазами, ничего не понимая.
– На этот раз вы превзошли себя! – замечает Вежновец, показывая на планшет.
– О чём это вы?
– Только что из городского бюджета нам выделили двадцать миллионов рублей дополнительного финансирования! – сверкает главврач.
– Что?
– Помните Черняховского? Вы вчера его выписали, и каким-то образом вашему отделению удалось его не угробить, – поясняет, привычно издеваясь, Иван Валерьевич.
– Конечно, помню. Должно быть, ему понравилась наша клиника, – отвечаю, пробегая глазами статью в интернете.
– Да, или вы сделали ему тайком массаж простаты, – скабрёзно хмыкает главврач. – Он будет здесь сегодня днём.
– Сегодня?
– Да, с телевизионщиками. Так что советую привести в порядок ваших питекантропов, – говорит Вежновец, имея в виду медперсонал.
– Мы получаем дополнительные средства благодаря хорошим показателям в излечении пациентов, – замечаю ему.
Главврач морщится, как лимон прожевал.
– Эллина Родионовна, постарайтесь не обгадиться, – и уходит.
Хочется плюнуть ему в след, но лучше кислотой. Ко мне подходит Данила, который слышал весь разговор. Кивая в сторону лифта, улыбается:
– Ишь, как обрадовался. Видать, и эти попилит со своими сообщниками.
Бросаю на друга суровый взгляд.
– Вы бы, доктор Береговой, держали язык за зубами, прежде чем такими обвинениями бездоказательно разбрасываться.
Данила обиженно поджимает губы.
– Ты что, рехнулся? – шиплю на него. – У Вежновца тут повсюду глаза и уши! Донесут – не оберёшься проблем.
– Прости, не подумал, – извиняется Береговой.
Я иду проведать, как там Ольга Великанова. Она лежит у нас в терапии, и её отец постарался, чтобы дочь ни в чём не нуждалась. У неё отдельная палата, и когда захожу, то оказываюсь в оранжерее: всё уставлено живыми цветами. Ещё бесконечные коробки с конфетами, плюшевые игрушки и прочая. Посреди этого разноцветного великолепия лежит смурная девушка.
Здороваюсь, и на мой вопрос о самочувствии Ольга отвечает, что хочет поскорее выписаться.
– Я ужасно устала от посетителей! И ведь они не ко мне подлизываются, к моему отцу!
– Что поделать, не всем повезло родиться в семье олигарха, – улыбаюсь.
– Не то слово! Лучше бы в семье простого слесаря на заводе.
– У каждого своя судьба, Оля. Не расстраивайся. Я поговорила с твоим лечащим врачом. Ты быстро идёшь на поправку. Ещё неделя, и сможешь вернуться к нам. Не передумала ещё?
– Ни за что! – уверенно отвечает Великанова.
– Вот и умница.
– Скажите, Эллина Родионовна, а как там…
– У него всё хорошо. ГАИ выяснило, что Денис в той аварии виноват лишь косвенно. Да, нарушил скоростной режим, но та причиной стала та старушенция.
– Она ведь выходила на пешеходный переход, – замечает Ольга.
– В том месте его полгода назад перенесли на полсотни метров. Остались только полустёртые полосы. Чтобы граждане не лезли, куда не надо, установили леерное ограждение. Но старушенция перелезла через него. Ей было лень идти.
– Слава Богу, – выдыхает Великанова.
– Но штрафы за превышение ему всё равно влепили. А я ещё и предупреждение.
– Вы? За что?
– Лишил отделение на месяц ценного сотрудника!
Ольга улыбается.
– Ну, какой я ценный.
– Я так считаю, – говорю ей серьёзно.
– Спасибо.
Мы болтаем ещё немного о пустяках, возвращаюсь в отделение. Пока еду в лифте, достаю телефон и вижу пропущенный вызов. Номер незнакомый. С него же есть сообщение.
«Эллина Родионовна! Понимаю, что с моей стороны это выглядит, как излишняя самоуверенность. Но не хотите ли вы провести со мной вечер в ресторане с живой музыкой? С уважением, Игорь Золотов».
Улыбаюсь. Мне с некоторых пор, напротив, слишком робкие и нерешительные мужчины не нравятся. Так что.
«С удовольствием», – пишу в ответ. Вскоре приходит ещё одно послание: «Где и во сколько вас забрать?» Пишу адрес. В квартале от моего дома. Рано капитану второго ранга знать, где я живу. Пообщаемся, а там посмотрим.