Лысый морщит лоб, трёт его ладонью, потом неожиданно закатывает глаза и начинает громко ржать . Она в недоумении смотрит, пытаясь понять, не тронулся ли он с горя рассудком.
-Ты чего?
-Ой, насмешила! Обиделась на меня, да ? Иди поцелую!
Она выставляет руки перед собой. Целоваться после Макса с другим просто невозможно. Да и раньше было без особого удовольствия. Как повинность отрабатывала.
Парень не обращает внимания, обхватывает ее одной рукой, она уворачивается, поцелуй приходится в район уха. Почему у него губы всегда такие мокрые?
-Все! Хватит! Я все сказала. Я не шучу!
-Ты же платье мерила, - Димка по ее лицу понимает наконец, что это серьезно, - что могло измениться? Или ты из-за щеки? Во-первых, она заживёт. Во-вторых, я достану этих по.донков и накажу по всей строгости закона, ты только помоги.
-Я сама упала! Что закон предусматривает на этот счет? - она уже не сдерживается. Что за человек? Даже расстаться нормально не может! И через слово «закон», «закон». Где он, этот закон? Никто никого не накажет, пока твой труп не найдут изуродованный. И то не факт. Все только силу понимают, здесь и сейчас.
-Почему ты злишься?
-Я не злюсь.
-Я же вижу. Это потому, что я не могу купить тебе платье? Но ты ведь знаешь, что мне пока платят самый минимум. Этого на еду толком не хватает.
-Ну поесть ты всегда у нас успеваешь, - язвит она. Это правда. Димка пользуется маминым добрым отношением и забегает на ужин регулярно. А то , бывает, и на обед. Он уже считает себя членом семьи. Хотя сам ничего не приносит. И словно забыл, на чьи деньги они все так хорошо живут. Или просто удобно не помнить.
Предыдущая глава ⬇️
-Тебе жалко что ли? Ты и не готовишь, это мама …
Он не успевает закончить, так как входная дверь с шумом распахивается и на пороге появляется отец. Глаза блестят и куртка нараспашку, что красноречиво говорит о том, что он уже успел принять. Он торопливо скидывает ботинки, косится на Димкину фуражку. Ей кажется, что отец единственный, кто не одобряет идеи со свадьбой, хоть и не говорит об этом вслух. Но неприязнь во взгляде всякий раз, когда он видит парня, трудно не заметить. Жаль, что они так и не научились разговаривать по душам. Может, половины ошибок удалось бы избежать.
-Знаете, что сегодня случилось? - громко вопрошает мужчина, замерев посередине коридора и приглаживая волосы.
Она лениво зевает. Мама тоже не реагирует. Так начинается почти каждый свод новостей за день. При этом сами новости из серии "муха села на забор". Только отцу они кажутся интересными.
-Короче, прихожу я сегодня в цех, а там все на ушах стоят. Говорят, закрывают нас и завод того, иностранцам продают по частям.
-Как это - по частям? - уточняет она, чувствуя внутренне беспокойство. Он тоже сегодня говорил про завод. Кто тогда кому продает? Неужели решил всех оставить без работы?
-Почем я знаю, это начальству виднее. Мое дело болванки на станке точить. Не перебивай! Так вот, все уже лыжи смазывают и думают, где денег зарабатывать теперь. Тут то кое как, да платили. Ну Володька таксовать решил, благо машина есть. Жорка сказал, что будет с тещей на рынке торговать, Семеныч…
-Пап! Мы про всех будем слушать? - нетерпеливо перебивает она.
-Ну вот, значит, тут бежит Любка - секретарша директорская. Мы с ней завсегда в курилке, короче не важно, бежит во весь опор, глаза бешеные. Кричит:
-Мужики! Там такое! Такое! Трое пришли к руководству, все в черных пиджаках, представительные такие, деловые. Ну я чай сделала, принесла. Смотрю, начальник мой сидит ни живой, ни мертвый, глаза бегают. А эти как ни в чем не бывало. Шеф взял меня за руку и говорит так ласково: "Принеси нам, Любаша, коньячку". А ладошка вся мокрая. Нервничает, видать, сильно. Ну я им коньяк сообразила, а сама понимаю, что это плохой знак. Значит, дело нечисто. Отнесла и спряталась в своем углу. Полчаса, наверное, тихо было, будто и нет там никого. А потом раздался такой вой нечеловеческий, что кровь в жилах стынет. А голос начальника моего! Я уж подпрыгнула. Не пойму, чего делать. На подмогу бежать, самой спасаться, пес его знает. Пока думала, дверь открылась и трое эти вышли. Один такой худой носатый меня поблагодарил душевно. Спасибо, говорит, за чай, вкусно очень. А глаза как у волка.
Я к начальнику скорее, как они ушли. А он сидит на кресле, в стену смотрит и руку левую к себе прижимает. Я только рот открыла, он как заорет:
-Пошла вон, д.ура! И дверь закрой! И охране скажи, чтоб никого сюда больше не пускала. Сидят там, как на именинах!
Я к охране, а они все без сознания вдоль стеночки лежат! Как в кино страшном, ей Богу! Я чуть в штаны не наделала с испуга! Обратно к шефу мчусь, а он вещи собирает в кабинете. Кидает все в коробку пустую, даже не смотрит. А левая рука тряпочкой висит вдоль тела. Сломана что ли. А сам трясется весь. Я говорю:
-Вам помочь?
Он рот открыл, тут глаза округлились, и ртом начал воздух хватать. И за меня куда-то смотрит на дверь. Я обернулась, а там этот носатый стоит. Пальцами так по двери любезно "стук-стук", типа можно ли войти. А на руке пальца то одного не хватает. Жуть такая!
Она вздрагивает на этом месте. Есть один человек среди ее знакомых, который подходит под это описание. И совпадения тут маловероятны. Бросает взгляд на маму. Та сверлит отца взглядом. Похоже, история про гостей ее не особо впечатлила, а вот Любочка, которая ходит с отцом в курилку, задела. Лысый весь внимание. Пытается по его лицу понять, догадался ли он, о ком речь. Вряд ли он в тот день на кладбище заметил такую особенность Семена, не до этого было.
Работа мысли на лице Лысого наконец заканчиваемся праведным негодованием. Он открывает рот, чтоб поделиться им, но мама опережает.
-А Люба эта, ей лет то сколько? Чего она вообще из начальственного корпуса к вам шастает? Дел своих нет?
-Испугалась девка, вот и прибежала за помощью. Там в корпусе у них ни одного мужика нормального, куда ей еще бежать, бедолаге? - бурчит отец.
-А ты у нас главный помощник? - не унимается мама, - дома так месяцами ничего не дождешься, палец о палец не ударишь. А тут, гляди ка! Молодую увидел и слюни по колено.
-Да какая она молодая? Тебе ровесница, - фыркает отец.
-Значит я уже старая?
Она понимает, что еще немного, и эта перепалка перерастет в очередной громкий скандал, которых ,кстати, давно не было. Раньше из-за денег ругались, теперь мать ревновать придумала. Сто лет живут вместе, уже можно и внимания не обращать. Зато теперь знает, в кого она такая.
-Пап, а чего дальше то было? - громко перебивает, делая самое заинтересованное лицо.
-Так Люба принесла коньяк, что гости не выпили. Мы сели, закусочки сообразили по быстрому.
-Да я не про это! С начальником твоим и гостями этими.
-А Люба с вами пила? - не унимается мать.
-С нами, не с нами, какая разница. Она же коньяк принесла, чего б не выпить. И хватит меня перебивать. Как вороны. Короче, выпили мы и пошли все вместе посмотреть, чего там делается.
-Вместе или вдвоем? - мамин голос дрожит от негодования.
-Да уймись ты, женщина! Все мысли об одном. И дочь вся в тебя! Одного жениха только похоронила, сразу другого приволокла.
Она вспыхивает до корней волос. Знал бы ты, папа, какие новости тебя скоро ждут . Полюбезнее бы был.
Лысый нервно трёт руки.
-Бандиты совсем распоясались. Среди бела дня уже никого не стесняются. А директору вашему надо в милицию идти заявление писать. Мы возьмём на себя его безопасность и покончим с этими расплодившимися преступными группировками! - пафосно заканчивает он.
Она начинает кашлять, чтоб скрыть смех.
-Вот! Достоялась босиком на крыльце! - понимает мама по своему, - ничего не слушаешь. Свадьба скоро, а ты заболеть решила. Ещё простуда вылезет и все фотографии испортит!
-Мила, зачем ты стояла босиком на крыльце? - вклинивается Димка.
Ну мама! Не могла промолчать!
-Ботинки искала! - ляпает она без особой надежды на успех, думая о том, что жизнь состоит из случайностей. Одна цепляется за другую. Она ведь могла не увидеть Семена. И не увидела бы, если б не пошла мерить платье.
Увлеченная своими мыслями, не замечает внимательного подозрительного взгляда молодого милиционера, который задумчиво морщит лоб.