I
Принято полагать, что сущность нашей веры покоится на двух столпах: истине и добре. Истина означает здесь подлинное знание о Боге, верное понимание Откровения; мы желаем знать во что именно следует верить. Добро же здесь означает весь спектр правильного поведения: от личной молитвы до милостыни и принятия верных решений каждый день. Хотя для многих людей на первом месте скорее стоят вопросы морали чем религиозной истины — крайним выражением этого служат фразы вроде «Бог в душе» или даже «мне не нужен Бог чтобы быть хорошим человеком» — однако, такой взгляд является поверхностным и обывательским. Добро и истина неразрывно связаны, так как для совершения правильного поступка (как и вообще для наличия самой идеи добра и зла) , нам необходимы твёрдые религиозные основания, нам нужно верное представление о Боге и о том, каким Он устроил мир и чего желает от нас.
Крайне редко к сущностным элементам веры относят такую категорию как красота. Да, это прекрасно когда храмы и литургия выглядят красиво, но вообще говоря, это как будто не обязательно. Молиться, в конце концов, можно и в квартире и в офисе, да и Богу эти «украшательства» как-будто бы не нужны. Сюда же привносится и чисто прагматичный взгляд: мол, если продать все эти украшения, то можно накормить миллионы бедных. И такую позицию занимают далеко не только неверующие или протестанты, но и многие католики и православные.
Однако, красота — является неотъемлемым элементом нашей веры.
Апостол Иоанн в своём послании говорит что «Бог есть любовь» (1 Ин 4:16). Но красота и любовь связаны теснейшим образом. Мы любим то, что считаем красивым, и мы считаем красивым то, что любим. Кого родители считают самыми красивыми? Своих детей. И дело не в объективных качествах детей, а в той любви, которая делает их красивыми в глазах родителей. Мы любим бывать в тех местах, которые считаем красивыми, и наоборот — мы считаем красивыми те места, к которым испытываем любовь, например, к местам нашего детства. Но это ещё не все. Мы не только испытываем любовь к тому, что кажется нам красивым, но мы стремимся подчеркнуть и усилить эту красоту. Простой пример: что дарят мужчины любимым женщинам? Украшения. Что мы дарим любимым людям? Цветы. Цветы и украшения являются очевидными способами добавить красоты к тому, что нам дорого, к тому, что мы любим. Украшение — форма проявления любви. Не означает ли это, что место поклонения Богу, Который Сам есть любовь, должно по самой своей природе быть наиболее красивым местом где мы бываем?
Красота также неотъемлемым образом связана с двумя столпами веры, которые были названы в самом начале: истиной и добром. Хотя чисто наглядно эту связь может быть трудно выразить, но в нашем языке она отражена весьма очевидно. «Красотой веры» мы называем её глубину и сложность, которые неотделимы от её истины (все ложные богословия всегда гораздо проще чем вера Церкви). Чем больше мы вникаем в догматы и в историю Спасения, взаимосвязь Ветхого и Нового Заветов, действие Святого Духа в Церкви и т.д. — тем более красивыми кажутся нам узоры Божьего замысла, их одновременная сложность и элегантность. Богослов может любоваться истинами веры точно также как математик любуется изящной математической формулой.
Также обстоит дело и с моральными добродетелями. Мы называем низкое и подлое поведение «некрасивым», а человека, поступающего подобным образом «моральным уродом», подразумевая недостаток красоты в его душе. В то время как благородные поступки мы называем «красивыми» или даже «прекрасными».
Итак, если Любовь, Истина и Добро есть сущность Бога, а красота неотъемлемым образом связана со всеми тремя, то мы имеем полное право сказать, что Бог — есть Красота. Поэтому красота по сути своей неотделима от нашей веры.
Необходимы ли для нас красивые храмы? Нет, не необходимы. Являются ли они отражением Красоты и Славы Божией и прямым выражением того, во что мы верим? Да, являются.
II
Но это лишь поверхностный уровень. Здесь нужно особенно поразмыслить над фактом, который мы часто упускаем из виду. Бог не просто сотворил весь мир красивым, Он Сам любуется им. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт 1:31). Бог находит радость в красоте Своего творения. Писание очевидным образом свидетельствует об этом, но, пожалуй, наиболее ярко это выражено в словах Иисуса о полевых лилиях: «говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Господь здесь попросту любуется красотой природы!
Нет никакой иной причины по которой в нас людей заложено чувство прекрасного, заставляющее нас часами смотреть на звёздное небо, любоваться закатами или разглядывать полевые цветы, кроме той, что Сам Бог — источник и автор всякой красоты, пожелал наделить нас даром наслаждаться ею. Потому что красота это не некое качество, которое Бог придумал, и которого могло бы не быть, красота — это одно из неотъемлемых свойств Самого Бога, это Он Сам.
Всякий раз когда вы рассматриваете изящную симметрию снежинки у вас на ладони, вспомните, что Бог знает и любуется ВСЕМИ снежинками одновременно. Каждый раз когда вы разглядываете удачный кадр фотографа, подумайте о том, что Бог знает все лучшие кадры и виды во всей Вселенной. И Он не просто знает их, Он действительно наслаждается ими. Подумайте о драгоценных камнях в недрах земли, которые никогда не будут найдены людьми — даже их Бог сотворил прекрасными, потому что Он Сам радуется их красоте.
Итак, нужны ли Богу красивые храмы и красивая литургия? Нет, не нужны. Любуется ли Он ими? Да, безусловно! Церковь есть Невеста Христова, и мы должны сделать всё, чтобы Она шла на Брачный Пир Агнца в достойной свадебной одежде.
Фундаменталисты могли бы здесь возразить, что Бог желает от нас лишь моральной красоты, и что Он любуется красотой дел Своих рук, но не красотой человеческих изделий: мраморных статуй, икон, букетов и золотых кадил. Что касается моральной красоты, то здесь нет никакого противоречия, наоборот. Задайтесь вопросом, почему самые неблагополучные районы города всегда самые некрасивые? Что же касается того, что Бога не заботит красота наших изделий, то, во-первых, такая логика превращает Бога из любящего Отца в самодовольного эгоиста. Во-вторых, Бог любуется и нами как Его лучшими творениями, Его детьми — и ничто не радует Его так, как видеть, что Его дети уловили нечто из Его замысла и находят в нём удовольствие. В-третьих, в книге Исход мы читаем как Сам Бог велит изготовить литургические предметы и желает чтобы они были сделаны «искусною работою» (Исх 26:1).
III
Наконец, в сегодняшнем мире, когда почти никого не интересует ни истина (существование объективной истины давным давно перестало быть очевидным), ни моральное совершенство («живи как хочешь и не мешай жить другим»), красота — единственная категория доступная всем. Даже последний атеист и убеждённый антихристианин не может не признать красоту готических соборов, византийских фресок, барочных росписей и традиционной литургической музыки. Красота — это единственный общий язык, который мы можем найти как с миром вообще, так и с каждым человеком в отдельности (в отличие от постоянных попыток найти или изобрести этот общий языке там, где его быть попросту не может). Через красоту Церкви Бог говорит с каждым.
Есть кардинальное отличие между использованием красоты в мире и в Церкви. Мир использует красоту как средство привлечения внимания: красивые рекламные образы, эстетические приятное оформление помещений и т.д. — всё это служит лишь инструментом для продажи некоей сторонней идеи или товара. Мир может пользоваться красотой, абсолютно игнорируя её источник — Бога. С Церковью же дел обстоит совершенно иначе — красота здесь не красивая обёртка для идеи, которая сама по себе никак с красотой не связана. Красота в Церкви это одновременно и то как, и то о чём говорит Церковь — чувство прекрасного это действие Бога в человеке, которое говорит о Божьей же Славе. Поэтому Церковь может совершенно спокойно использовать всё лучшее из художественной эстетики окружающего мира — как она и делала это на протяжении веков. Пользуясь красотой, созданной миром — мы не обмирщаемся, мы возвращаем Богу Богово.
Здесь однако стоит трезво размышлять над тем, что именно мы должны брать. «Всё мне позволительно, но не всё полезно» (1 Кор 6:12). Если в мире существует очевидное различие между высоким и низким стилем, между поп-артом и высоким искусством, то почему обязательно Церковь должна тащить всё, что относится к низшему сорту? Да, кажется, что последние годы именно так и происходило. особенно на Западе, но это не значит, что мы должны бояться всех новых веяний вообще. Средневековая готика, например, или барокко были выражением высокого стиля, а не народным творчеством. У той же готики гораздо больше общего с современным хай-теком (с поправкой на время) чем с сельскими уютными церквушками. Если современная музыка в Церкви кажется вам неуместной, то ознакомьтесь, например, с творчеством проекта Clamavi de Produndis: здесь или здесь. Говоря о пресловутых гитарах на Мессе — проблема не в гитаре, а в том, что на ней исполняют.
Всегда есть соблазн остановиться на том художественном языке который был успешен прежде, однако это равносильно заявлению, что Церковь была жива и плодоносна когда-то тогда, а сейчас мы можем лишь пользоваться достижениями прошлого. И раскольные восточные церкви, почти полностью остановившиеся на византийском стиле, и наши т.н. «традиционалисты» показывают насколько соблазнительно предоставить монополию на церковный стиль минувшим векам, однако это противоречит тому, что живая Церковь всегда делала. Бог, создавший суровую тундру и изобилие южных лесов, не выглядит сторонником унифицированного стиля.
Иллюстрации к Библии Святого Иоанна — замечательный образец сочетания классического и современного искусства:
Красота — совершенно необходимый элемент нашей веры. Она говорит о том, каков Бог, и что Он для нас приготовил; она одновременно выражает и вызывает нашу к Нему любовь; и она же способна достучаться до сердец людей в секулярном мире. Мы должны стремиться к тому, чтобы красота пронизывала внешнюю сторону нашей веры сверху до низу: от кафедрального собора до карманного розария. Если наши соборы (не ведём здесь речь о маленьких церквушках, хотя свои красота и достоинство должны быть и у них) не вызывают трепета и восхищения, то они говорят о чём угодно, только не о Боге, создавшем миллиарды галактик, цветов, камней, птиц и животных. И для этой цели одинаково может служить как обилие художественных элементов, так и минимализм — при должном их использовании — ибо Бог есть творец и джунглей и ледяных пустынь. Если мы впадаем в прагматизм и начинаем беспокоиться о том, что роскошное убранство помешает нам заботиться о бедных, то это означает, что мы видим лишь материальное измерение и полагаемся на свои силы, а не на Бога. Если мы берём у мира посредственные образцы и встраиваем их в жизнь Церкви, надеясь тем самым завоевать сердца людей, то мы обречены на провал: всё тоже самое только на более мастерском уровне можно найти и в мире, Церковь здесь не конкурент. Но если мы берём у мира лучшее и ставим это на фундамент веры — мы создаём настоящий динамит. Если же Церковь становится лишь собранием предметов старины, то мы превращаем Церковь в то, чем Она никогда не была — в музей старинных обычаев.
Конечно, всё вышесказанное упирается в болезненный вопрос: наличие способных художников, музыкантов, певцов, мастеровых. Могу поспорить, что среди более чем миллиарда католиков и те и другие есть в избытке. Полагаю даже, что среди более миллиона католиков в России такие тоже найдутся. Вопрос скорее касается того: ставит ли перед ними кто-то задачу освежить красоту церквей, видят ли они себя востребованными или полагают что всех устраивает всё как есть.
Заметим, что дьявол прекрасно осведомлён о силе красоты, и использует её всеми возможными способами: «красивый» образ жизни: виллы, яхты, дизайнерские интерьеры— одно из главных средств отвлечь современного человека от духовных вопросов. Заметим, что всё это само по себе не плохо — дьявол не может создать ничего красивого, но может лишь эксплуатировать ту красоту, которая уже есть в мире, созданном Богом. И здесь стоит упомянуть ещё один момент (хотя он слишком обширный чтобы подробно рассматривать его в этом тексте): красота человеческого тела. Это вершина Божьего Творения и это именно то, что сегодня эксплуатируется дьяволом наиболее всего. Особенно это касается женской красоты. Сегодня мы сталкиваемся с повсеместным использованием женской красоты: начиная с рекламы (от зубной пасты до банковских услуг), заканчивая порнографией. Если хотите узнать что самое прекрасное в мире в замысле Бога — посмотрите, что наиболее очерняется и извращается миром.
Итак, Бог — источник красоты. Дьявол знает о её силе и пытается её эксплуатировать. Неужели мы можем считать, что красота и эстетика в Церкви — это не более чем необязательная обёртка, не более чем украшательство?
4 примера церквей где, на наш взгляд, современные и традиционные средства удачно сочетаются, вызывая восхищение и трепет (фото Thibaud Poirier):
