Сколько было похорон, но в этот раз все иначе. Она с благодарностью смотрит на Семена, стоящего по правую руку. Он как ангел-хранитель, всегда рядом, все держит под контролем. На отца надежды нет никакой. Он словно ребенок все эти дни. Или плачет, или смотрит в одну точку на стене и молчит. Никогда бы не подумала, что уход матери его так потрясает, ведь при жизни они ссорились чаще, чем мирились. Порой казалось, что они вообще друг друга с трудом терпят. Хотя легко ссорится, когда уверен, что человек рядом и никуда не денется. Она сама такая. Дурная наследственность, так мама говорила. Боже, как же ее не хватает. Хоть волком вой. Хотя где-то внутри она до сих пор не верит. Кажется, это какая-то ошибка. Они сейчас придут домой, а мама там, блинчики жарит. И пахнет вкусно, и тепло. Пусть поворчит, пусть отругает ее, накричит, только чтоб была. Они ведь даже не поговорили на прощание. Она столько ее обижала, а сказать, как любит, забывала.
Мысли перескакивают к нему. Она извинится. Больше даже не спросит ни про каких женщин. Семён прав. Они жили порознь,пытались строить жизнь, с чего претензии. Нужно просто забыть и начать с начала, раз судьба их пожалела и дала еще шанс. Завтра же поедет.
Народа не много. Соседи, какие-то дальние родственники, парочка подруг. За спиной отца высокий незнакомый парень в пиджаке. Бегающие глаза, твердая линия подбородка. Стоит и следит за каждым движением своего подопечного. Семён приставил. Видимо переживает, что папа может с горя в могилу сигануть или еще чего.
Скрипят тормоза, хлопают двери. Двое здоровых мужиков несут гроб. Она закрывает лицо руками. Всхлипывает. На плечо ложится рука, сжимает легонько. Такой просто жест «я здесь, я рядом». Именно то, что сейчас так важно и нужно.
Она вытирает слезы, смотрит, как один из носильщиков стаскивает черную блестящую крышку. Там на бархатной подушке лежит совсем чужая женщина, не ее мама. Восковое желтоватое лицо, заострившиеся черты лица, ярко накрашенные губы. Мама никогда не красилась, у нее даже косметички не было.
Она хочет подойти , но ноги не слушаются. Страшно.
Его нет. Семён сказал, что врач не разрешил никуда ехать, если он не планирует принять личное активное участие в следующих похоронах. Своих собственных. А ей так одиноко. Мир треснул и разломился на две половинки. Из этой трещины дует и постоянно холодно. Невыносимо.
На сплошной. Пора взрослеть
Появляется священник. Начинает свою рабочую рутину. По лицу видно, что думает о другом. Наверное, для него мертвые уже обыденность. Просто деньги, ничего личного. Ей вдруг становится невыносимо все это слушать. Его заунывный голос, меланхоличные движения. В них нет души. Да и мама никогда не верила в Бога. Ее так воспитали. Не носила крест и не ходила в церковь. Надеялась только на себя.
Она поднимает руку вверх, чтоб обратить на себя внимание:
-Не надо! Хватит. Семён! Заплати ему и пусть уходит. Он не знал маму, и никогда не поймёт…
Голос звучит слишком громко в тишине погоста. И хрипло. Будто принадлежит другому человеку. Пришедшие смотрят на нее с недоумением, осуждением. Так не положено. Есть правила, обычаи. А может винят ее в случившемся. Она не была хорошей дочерью. Но она любила..
Она обводит всех невидящим взглядом. Что значит мнение этих людей, если маму все равно не вернуть?
-Кто вы такие, чтоб меня осуждать? - слова срываются с губ против воли.
Семен выходит вперед, оттесняет ее в сторону, кладёт деньги в руку ничего не понимающего батюшки:
-Спасибо! Дальше я сам.
Его баюкающий голос разносится над крестами и плитами, обещает лучшую вечную жизнь, дарит надежду. Она готова ему верить. Что все так, как надо. Что они обязательно встретятся. Не сейчас. Позже.
-Вечная память, вечная память…
Разум цепляется за эти слова. Она будет помнить. Каждую мелочь, каждый взгляд, каждое слово. Она родит маленькую девочку так похожую на маму. И мама не уйдет, она всегда будет рядом.
Эта мысль наполняет ее душу каким-то новым желание жить. У нее теперь есть цель. Она не была хорошей дочерью, но станет хорошей мамой своей малышке. Нельзя исправить смерть, но можно начать жить по другому. Она научится быть терпимее, добрее. Будет заботиться об отце. Ведь у него кроме нее никого нет. Она научится думать о других, больше, чем о себе. Как жаль, что это понимание пришло к ней такой дорогой ценой!
Краем глаза замечает за крайним памятником знакомую фигуру. Лысый прячется за плитой, стараясь остаться незамеченным. Сердце наполняется благодарностью за то, что он пришел. Они не виделись с того самого злосчастного вечера. Мама так его любила! Она бы порадовалась….
-Можно попрощаться, - голос Семена дает толчок. Она собирается с силами, подходит к гробу, кладет руки на край. Не может отделаться от мерзкого ощущения, что это не мама. Какая-то немножко похожая на нее восковая кукла. Но другой уже не будет. Вдруг приходит страшная мысль: если Семён прав, и она приносит всем вокруг только несчастья? Если в ней причина всего, что происходит? Она чуть ну убила Макса. И не уберегла маму.
-Прости меня! Слышишь? Прости! - слезы не дают говорить. Запрокидывает голову и, захлебываясь рыданиями, просит прощения наверху, если там кто-то есть.
Сзади, двигаясь неслышно, подходит Семён. Берет за руку, ведет за собой. За спиной со щелчком закрывается крышка гроба.
Все уже ушли, а она все стоит, уперевшись лбом в крест. Слезы закончились, слова закончились. Боль осталась.
Семен покорно сидит на траве и ждёт. Не торопит, не пытается ее успокаивать. Она благодарна ему за это. Не знает, сколько времени прошло. Десять минут или час.
Наконец делает шаг назад. Разрывает невидимую нить.
-Все уехали на поминки, - отвечает Семён на ее немой вопрос, - ты …
-Нет! Ни за что! - она вздрагивает от одной мысли, что придется сидеть за общим столом. Через час все забудут, зачем собрались. Начнутся тосты, глупые шутки и странные воспоминания. Откуда вообще взялся такой варварский обычай? Ведь человека не надо поминать, его нужно помнить.
-Есть хочешь?
Она мотает головой, хотя с утра ничего не ела. И вечером, кажется, тоже.
-Не обманывай, это грех. А я все таки бывший священник, - улыбается мужчина, - поехали. А потом Макса проведаем.
На выходе с кладбища снова замечает Лысого. Он неприкаянно слоняется вдоль крыльца старой церкви. Она впервые обращает внимание, какая красивая у храма колокольня. Тонкая, резная, уходит шпилем высоко в небо. Если бы у нее были деньги, то она бы восстановила ее. Чтоб крест сиял в солнечных лучах, а белоснежные стены подпирали облака…
-Твоего друга, кажется, забыли, - кивает Семён на парня, который впервые за долгое время одет не в форму.
-Привет! - Димка неуверенно кивает им, - до города не подбросите? Все уехали…
-Садись, конечно, - отвечает за нее Семен, щелкает брелком, - места всем хватит, - гостеприимно распахивает дверь, стирая все разногласия и обиды между ними. Горе должно объединять людей.