Лысый выходит из кабинета Кучерова крайне неудовлетворенный разговором. Не на такой прием он рассчитывал. Вроде как коллеги, одно дело делают, а этот зазнавшийся индюк его просто выставил. Даже толком не дослушал. Неинтересно ему, видите ли, закрытые дела ворошить. Покойники, говорит, вне подозрений. А какой он покойник, если Димка его своими глазами видел? Катается по городу как ни в чем не бывало. Девчонок чужих с толку сбивает. А потому, что тем, кто за закон в ответе, своя шкура ближе. И лень з.адницу со стула поднять.
Лысый готов поклясться, что Кучер напрягся, когда услышал, что Долецкий воскрес. Но потом на лице следователя появилось отработанное безразличное выражение.
-Воскрешениями у нас церковь заведует, - иронично бросает он и открывает верхнюю папку на столе, - попробуй им продать эту полезную информацию. А у меня времени нет, мне работать надо.
Лысый нерешительно мнется в дверях. Уходить что ли? Он так рассчитывал…
-У тебя все? Не задерживаю! - Вадим Сергеевич демонстративно смотрит на старые командирские часы на запястье, - кстати, а ты такую Катерину Смирнову не знал? Говорят, пропала на похоронах твоего воскресшего Долецкого. Может тоже вернется, как думаешь?
Лысый замирает. Он вдруг вспомнил, что такой же вопрос этот человек уже задавал ему возле подъезда. Тогда ночью. Когда Мила соврала, что не была на похоронах. Но она была. Он это точно знает. Он все про нее знает. А что, если она тоже замешана в исчезновении Катюхи? Но сначала нужно все выяснить. А потом решать, делится с Кучером этой информацией или себе оставить.
-Не уверен. Вроде как однокурсница моей соседки, но мы не были близко знакомы. Так, видел пару раз. Прошу прощения за беспокойство.
Кучер смотрит на закрытую дверь. Парнишка то явно знает больше, чем хотел рассказать. Его внутренний следак делает стойку. Собирает все кусочки вместе. Интересная картина выходит. Долецкий. Две его бабы. Верный сосед, похоже, влюбленный в ту черненькую. Он это сразу в первую встречу по глазам понял. Пришел к нему рассказать, что соперник жив. Что это значит? Что он ревнует. Хочет убрать соперника. К мертвому ревновать нельзя. Значит парень не врет. Значит и информатор его не соврал про гроб. Если только там не лежит кто-то другой. Или другая.
Резкий телефонный звонок разрушает его стройную цепочку мыслей.
-Да! Кучеров слушает! - рявкает он.
-Ты нашел деньги? Или опять не до дочери? - голос жены привычно обиженный, слегка недовольный.
-Почти. Вечером все будет!
Закрывает папки с делами, собирает бумажки и купюры со стола, закрывает дверь на ключ.
-Семен! Семён! У тебя нет в долг до зарплаты? - орет он , увидев к конце коридора ДПСника Левашова. Вот у кого всегда деньги есть. Стоит на окружной у коттеджного поселка, каждый взмах палки платный. Ребята из дежурки ржут, что пора кассу ставить и дежурства назначать.
-Тебе сколько? - оборачивается Левашов, одновременно запуская руку в карман.
-Тыщ десять бы. Если есть, - Кучеров готов провалиться сквозь пол, застланный пошарканным линолеумом, но что не сделаешь ради ребенка.
Злая память тут же напоминает, что всего одно его слово пару лет назад, и он бы мог вообще не думать о деньгах. И сохранить жизнь друга. Друга, которого завалили из-за его несговорчивости. Он так и не нашел виновного, хотя наметки были. Только доказательств не было, чисто сработано. Но Сава всегда чисто работал. Это была его фишка. За это он его и ненавидел, и немного уважал где-то глубоко внутри. Совсем не ошибаться может только очень умный человек. И дальновидный. Настолько умный, что заручился крышей под большими звездами. И стал для Кучера недосягаем. Каждый раз напоминая, насколько продажна система.
Он не успел отомстить Саве, тот исчез в один день, словно не было. Но он может раскрутить заново дело его дружка. Нужно все хорошо обдумать. Не исключая тот факт, что пацанчик может быть засланный. Кем и для чего - вопрос пока открытый.
На сплошной. Фея крестная
-Семенова! Собирай вещи! Домой тебя выписывают! - медсестра щёлкает пальцами, - и халат сдай казенный. Почему посетители в палате? - она
зыркает на Семена.
-Это Вам! - он протягивает шоколадку в ярком фантике, улыбается. Она в который раз отмечает, как улыбка преображает его нескладное угловатое лицо.
-Ой, да не стоило. Чего уж! Но чтоб до обхода в палате никаких посторонних не осталось. Договорились? - медсестра тут же меняет гнев на милость.
-Конечно. А Вы кофе любите? - Семён подкатывает тяжелую артиллерию.
-Кто ж не любит. Только где взять его? Так дорого все, - кокетливо тянет в ответ девица, - а угостить чтоб, так не дождешься.
-Тогда тоже Вам! -пузатая банка переходит из рук в руки, - Мне бы с доктором поговорить.
Они исчезают под задорное щебетание медсестры, которая уже все готова для Семена сделать. Как у него получается так быстро всех очаровывать?
Макс поворачивается к ней:
-Можешь еще бутер сделать? И чай.
Она гордо отворачивается к стене, делает вид, что не слышит. Когда она хотела поговорить, так компании не нашлось. Пусть сначала научится разговаривать нормально, а потом просит.
-Мил! Ты оглохла? Может хватит выкрутасов? - в голосе звучит раздражение, - слишком дорого твои капризы выходят, взрослеть пора. Становится нормальной.
-Так найди себе взрослую! И нормальную! Чтоб обходилась подешевле, - фырчит сквозь зубы, попутно стягивая с себя больничную одежду. Рука ноет нещадно при любой попытке ей пошевелить. А как ее поднять, чтоб засунуть в руках грязного в засохшей крови свитера, вообще непонятно. Почему она не догадалась попросить у отца запасную одежду? Хотя, по факту, ему теперь вообще нет смысле приезжать. Но идти еще раз на пост нет желания. Настроение окончательно испорчено. Тело ломит, голова кружится. Хочется лечь и не шевелится. Хочется, чтоб он обнял и пожалел. Понятно, что ему хуже, чем ей. Но можно хотя бы разговаривать нормально, а не этим тоном, будто он барин, а все остальные - прислуга.
Косится в его сторону, но он увлечен новым сотовым. Видимо, даже не расстроен, что она уезжает.
Возвращается Семен, за ним следом врач. Не тот, что принимал их ночью. Другой. В возрасте, с симпатичной бородкой и добрыми глазами. Внимательно осматривает Макса, задает вопросы, задумчиво цокает языком. потом пишет на листочке несколько слов неразборчивым почерком:
-Хорошо бы сегодня привезти. И сейчас еще раз на УЗИ отправлю, есть у меня некоторые сомнения. А в целом, не все так плохо, но полежать придется.
Семен везет ее домой. Она уже три раза пожалела, что уехала. Хотя кто бы разрешил остаться, раз врач решил ее выписать. Но в одной палате они бы точно помирились к вечеру, а так...
-Семен, у Макса есть кто-то? - она останавливает на нем взгляд, гипнотизирует.
-Ты о чем?
-Женщина. Она звонила ему на трубку. Только не ври, мне надо знать. Скажи правду.
-Правду? Ты уверена, что хочешь ее знать? - мужчина задумчиво кусает нижнюю губу, словно не уверен, - Вы жили каждый своей жизнью и я сомневаюсь, что у вас что -то получится. Каждый раз, как ты появляешься, начинает происходить черте что. Макс теряет бдительность, отвлекается. И это стоит ему порой слишком дорого. Если ты правда его любишь. подумай об этом. У него сейчас не самое просто время... и эта авария так не кстати... Хотя, хвала Всевышнему, что он вообще выжил, с учетом того, что осталось от машины.
Она едва сдерживает слезы. Ведь считала этого человека другом. Доверяла ему.
-Макс тоже так считает? - губы дрожат, слова получаются жалкие.
-Об этом лучше спросить у него, - он поворачивает голову, видит ее наполненные слезами глаза, нервный румянец, - я не хотел тебя обидеть. И вообще не должен лезть. Но Макс мой друг. В таком смысле этого слова, какой теперь мало кому понятен. Просто подумай. Все всегда можно изменить, пока мы живы.
Она открывает дверь своим ключом, и тут же спотыкается у сидящего на коврике отца. Он смотрит на нее пустым ничего не выражающим взглядом и молчит.
-Пап, ты чего? Пил опять?
Он мотает головой. С шумом выдыхает воздух:
-Наша мама.... мама... она.... ее....
-Что? Что с мамой? - она срывается на крик. Страшное предчувствие нарастает. как снежный ком, заполняет собой все изнутри. Она трясет отца за руку, но уже знает ответ, - что с ней? Да не молчи ты!
-Она ... ушла... насовсем... я пришел... а там.... холодная... и такая грустная. Как мы будем без нее? Как?
Она впервые видит, как отец плачет.