Даша, как и мама ее, разделила свою жизнь на «до» и «после». Началом другой, счастливой полосы, она считала день, когда перрон медленно, медленно удалялся от поезда «Ленинград – Вологда». Точнее, «Вологда» - «Ленинград» На перроне остались трое – мама, Таня и Мариша. Они махали вслед уходящему поезду. Даша смотрела на уплывающие женские фигурки разного возраста, но одинакового роста, и махала в ответ. Хотелось верить, что они видят ее.
Нет, не было никакой щемящей грусти. О чем грустить? Разве грустят птенцы, впервые вылетевшие из родительского гнезда на волю? Нет. Страх, волнение, сердечные качели и широко раскрытые глаза – Даша готова была к новым поворотам. Чувство восхитительное, небывалое, дух захватывающее.
И первое – этот уходящий перрон. И мягкий, такой умиротворяющий перестук рельсов. Успокаивающий, усыпляющий… А спать-то совсем не хотелось! Какое спать – Даша ехала в Ленинград!
А она никогда не была в Ленинграде!
Дашины волосы, до скрипа промытые в бане, были заплетены в две косы и перевязаны новыми лентами. На Даше новая юбка, кофточка новая и новенькие босоножки. Неделю назад она с мамой бродила по магазинам Тихвина, чтобы все это великолепие купить. Мама с раскрасневшимися щеками, взволнованная, перебирала плечики с платьями, щупала ткань и кусала губы, измучившись богатым выбором одежды.
Дашина мама возмущённо отвергла бабушкино предложение о покупке хорошей ткани и пошиве наряда для Даши в домашних условиях.
- У Калинки «Зингер», да и разбирается она… - начала Васена свою «экономию».
Ирина, вспыхнув, дала волю чувствам.
- Ты совсем на старости лет рехнулась? Это же Ленинград! Я девку в лохмотьях отправлю? Позориться?
Даша, сочувствуя Васене, благоразумно тогда подумала: «Почему в лохмотьях? Калинка всю деревню обшивала. К ней даже из города часто приезжали. Потому что, брала Калинка недорого, а в моде разбиралась не хуже городских модисток. Зачем тратиться? Деньги, пенсия отца и тетки Ксении, тщательно складывались в бабкиной шкатулке из папье-маше. Васена раз в месяц пересчитывала их. Даша, терпеливо ожидая, пока бабушка переложит бумажки из одной кучки в другую, определяла текущие расходы и необходимые траты на хозяйство.
Ни мать, ни сестры к таким щепетильным, требующим внимания и серьезности делам, не допускались. Деньги считались домашним «божком» и держались в шкатулке у божницы. Старались обходиться своими силами: девки одевались в то, что сами сошьют или перешьют из материнских нарядов. Отцовские вещи, неношеный костюм, брюки и две шелковых сорочки на выход, мать тоже обменяла на тихвинском базаре на пару кусков ткани. Неслыханная удача – все с обновками ходили.
Обувь берегли, как зеницу ока. Ее нужно было покупать. Лишний раз старались обходиться без нее. Зимой щеголяли в валенках. Ботики и сапоги хранили в сундуках, чтобы было в чем ходить в школу и не позориться перед людьми. Расхлябанная, не подшитая обувка считалась верхом неаккуратности и неряшливости в деревне. Да будь у хозяев хоть семь пядей во лбу – если они не соизволили приобрести калоши или не починили вовремя сапоги – грош цена таким людям! Не стоит с такими иметь дела – подведут под монастырь!
Деньги копили, не позволяя задаром пропасть ни единой копейке. Планировали нынче купить, наконец, корову. Но передумали. Мужиков, да малых детей в семье больше не было, с сенокосом управляться туговато, зачем такие траты? Тем более, Ирина и Татьяна теперь при ферме, Маришка постоянно крутилась рядом, значит, все и так при молоке. Экономия? Экономия. Еще какая. Хотя… Не мешало бы купить десяток курочек, да поросенка бы… Даша откладывала деньги на курочек – это куда дешевле, чем телочка! С поросенком тоже можно пока обождать.
Дом рушился на глазах и требовал вложений. Председатель выделял на колхозные нужды бригаду плотников. Но ждать этих плотников приходилось годами – очередь среди вдов казалась бесконечной. Быстрее управлялись председательские работнички за наличные деньги и обязательный магарыч. И потому Дарья решительно откладывала большую часть на ремонт крыши. Иначе провалится скоро совсем. Как без нее семья тут будет? С крышей затягивать нельзя!
Вот так и управлялись потихоньку с «бухгалтерией». Разумно и вдумчиво. Голодранцами и растрепами они отродясь не были. Даже в самые тяжелые времена. Даже без мужской руки. А и не было у них мужской руки со времен смерти Иринкиного тяти. Костик тоже – не в счет. Хотя… Пенсия за него исправно приходила, значит, помогал с того света семье Костик. Но пенсию многие получали, а до седых волос не могли из нужды выпутаться. Значит, не в мужиках дело, а в светлости головы! Хорошо, что у Дарьи была светлая голова. Тяжко теперь будет управляться без нее.
И тут… Такую глупость придумала Ирина – в магазине отовариться, чтобы Дарья самой модной, самой нарядной была! Даша только глазами хлопала: совсем с ума сошла мама! Маришку в школу собирать надо. Тоже ведь расходы! Крыша, опять же… А она…
Но с Ириной спорить в этот раз было бесполезно. Ударив ребром ладони по столу, она твердила свое:
- Это Ленинград! Вы с ума сошли? Калинке работы и без нас хватит! Все, я сказала, завтра в Тихвин отправимся – Венька поедет в район, нас прихватит!
Она совершила святотатство – выгребла все деньги из шкатулки, даже глазом не моргнула.
- Тебе пальто будем выбирать!
- Мама, да я в стареньком еще похожу! Какое пальто, может, и не поступлю еще! – кричала Дарья.
Ирина сверкнула глазами.
- Ты – молодая девушка! В люди выходишь! Давай, давай, бабкин зипун еще надень!
- Так лето еще! – не сдавалась Дарья.
Мать, устав отстаивать только ей видимую правду, уселась на табурет. Она сидела, понурив голову, и разглаживала невидимые складки на скатерке.
- Даша, ты же помнишь тетю Оксану? Я с таким трудом ее разыскала, письма писала, сочиняла… Со стыда чуть не сгорела, пока писала… легко ли? Я так хочу, чтобы ты жизнь повидала, чтобы в чистеньком по улице прошлась, чтобы выучилась, чтобы за тебя мое сердце не болело! Глядишь, и Таньку с Маришкой вытащишь отсюдова! Чтобы они по музеям ходили, по театрам! Чтобы губы помадой мазали и в парикмахерских прически крутили! Я так мечтаю про все это! Чтобы, как люди, а не здесь, в г-не всю жизнь, всю жизнь, Господи!
Одна на тебя надежда, Дарья! Помоги, не кочевряжься, послушай мать свою! Встречают по одежке – не нами придумано. Шут с ними, с деньгами, что ты вцепилась в них! Ты же молодая такая, тебе не об том думать надо! Жить надо! Полной жизнью! Живи и радуйся, Даша, слышишь?
Что-то такое отчаянное было во всем облике матери, особенное, и возразить ей Дарья не посмела. Утром они уже ехали в Тихвин – выбирать обновки!
От новых вещей приятно пахло магазином. А больше всего радовали новые босоножки, легкие, мягкие, из натуральной кожи, не невысоком изящном каблучке. Дарья чувствовала себя киноактрисой: белая в лазоревый цветок кофточка с рукавами-фонариками очень шла ей, юбка колокольчиком с плотным корсетным поясом, ловко обхватившим тонкую талию, в цвет лазоревым цветам, ласково льнула к коже и была нарядной, свежей, яркой. Белые носочки завершали новый образ.
Мать была права – не стыдно в Ленинграде объявиться. От обновки наслаждение какое-то, гордость за себя. И даже такое чувство непонятное внутри, будто птичка в груди трепещет – красавица какая Дарья, правда, как актриса Людмила Гурченко! А и надо было всего лишь юбочку купить! Сразу захотелось украсить шею бусками, как у вон той дородной продавщицы с высокой прической. И прическу такую же сделать…
- Без прически обойдемся. Тебе и с косами хорошо, - мать оборвала Дашкины мечты, - лучше давай нарядные ленты выберем, юбке в тон. И кофточку - вон ту, поверху накинешь, вдруг холодно будет!
Она не смотрела на ценники, будто денег в кошельке гора! Даша диву давалась: ее молчаливая, скромная, робкая мама преображалась на глазах – румяная, с горящими глазами, она легко скакала по секциям магазина, расположенным на разных этажах, смело перебирала платья, стучала вешалками, крутила в руках обувь, и не спрашивала у продавцов ответа заискивая, а требовала указать ту или иную модель… Будто не скромная доярка, а жена какого-нибудь начальника из правления!
На пальто денег не хватило. Трех рублей! Мамины волосы прилипли к мокрому лбу: она пыталась уговорить надменную продавщицу скинуть эти три рубля. Та надменно ей отказывала:
- Вы, гражданочка, не на базаре, у нас тут фиксированный прейскурант!
Дарья, стыдясь поведения Ирины, грубо дернула ее за руку.
- Пойдем отсюда. Обойдусь!
А Ирина никак не уходила, силясь что-нибудь придумать.
Дарья прикрикнула на мать:
- Хватит! Не надо, мама! Через месяц купим! Подкопим и купим! Мне совсем не нравится это пальто! В Ленинграде шубку куплю!
Продавщица хмыкнула и величественно отвернулась к широкому, аркой, окну магазина.
- В Ленинграде? – переспросила мама? – А и хорошо. В Ленинграде, поди, шубки продаются!
Даше вдруг стало маму ужасно жалко. Ведь она не старая совсем. Ведь ей тоже хочется красивую юбку и кофточку с рукавами-фонариками, и туфельки, и бусы, как у той дородной продавщицы, пышной, с высокой прической и ярким ртом! На полном запястье женщины сверкали изящные часики на узеньком ремешке, роскошь невиданная, пахло от нее сладкими духами, достатком и довольством! И руки у нее были белыми, холеными, с чистыми, лаком крашеными ногтями – уж не возится она вечерами с печью, сразу видно. На примусе, наверное, щи себе варит, да в маленькой блестящей кастрюльке. И, наверное, халат на ней с павлинами какими-нибудь, как на разных артистках в кино!
Ей отчаянно захотелось подарить маме вот такую жизнь! Поступить, выучиться, получить диплом. Устроиться на работу, стать руководителем или замуж выйти за руководителя (в такой-то юбке) или за киноартиста, приехать в родную деревню на «Победе» цвета слоновой кости, наклонившись, зайти в избу, встать посередине и сказать: Собирайтесь в Ленинград! Хватит тут коровам хвосты крутить!
Мама, конечно, испугается, будет на Веньку кивать, мол, страда, мол, не отпустит.
- А кто он такой, этот Веня? Я главная! Я теперь все решаю!
А бабка Васена спрячется на печи, и ее оттуда придется тащить за ноги. Ничего, Танька с Маришкой помогут. Всех в машину погрузит Даша и скажет шоферу: поехали в Ленинград! И бабка будет крестится и орать, что забыла шкатулку! А Даша ее первым делом поведет в парикмахерскую, где мастер накрутит бабке седые волосы на бигуди и напшикает ее одеколоном!
В Дашиной голове совершенно не вырисовывался новый образ Васены. Получалось смешно. Она даже захихикала: бабка в гости к соседке попрощаться заходит, вся из себя такая, с прической и с часами… Ну не прощаться, а в гости просто. Соседка ахает, муж-инвалид, на гвоздике за шиворот повешенный, болтается и матерится по-страшному… Боится, что бабка Васена соседку от мужа увезет в лучезарный Ленинград… А бабка на часики взглянет и скажет:
- Пора, скоро поезд уходит. А ты, - она обращается к соседкиному мужу, - повиси и подумай над своим поведением!
И все у них будет хорошо. И паркетный пол, и примус, и красивая посуда, и разная еда. И мороженое, и пироженое, и хлеба горы, и всего, всего на полках в буфете. И у Маришки – красивая школьная форма с белым передником, как в кино на киношных школьницах, и красивый портфель, и косы в пышных лентах. И Танюшке Даша подарит эту юбку, и кофточки, и бусы… Нет, новое все купит. Заработает!
***
Потому и не хотелось совсем спать Дарье. Хоть и измаялась она за эти дни. Мало одеться, надо было еще собрать гостинцы для тети Оксаны. Придумали: малины и черники сушеной, сладкой, как конфеты, насыпали в аккуратные полотняные мешочки. Грибов сушеных не поскупились отвалить. Огурчиков маленькую кадочку, малосольных, с хреном, рыжиков – пальчики оближешь, и дивное лакомство – землянику, свежую, запашистую, Маришкой лично собранную – все для тети Оксаны и Кольки, сына ее. Пусть лакомятся, в городе такого не найдешь! Лишь бы встретила Дашу, лишь бы приютила ненадолго, пока та экзамены сдает, страдает. Всяко лучше под защитой в большом городе место свое найти, чем одной, правда?
Автор: Анна Лебедева