От этого воспоминания Виктор заметался,
- Нет! Нет! - Бормотал он.
Руфа заглянула к нему на печку. На лбу у больного выступил пот, Он ворочался с боку на бок, Что с ним случилось, ведь до этого он спал спокойно. Девушка поняла, что то он видит во сне, что то страшное, Только вот что, она не знает.
Руфа положила свою руку на лоб, погладила по голове, по плечам.
- Все хорошо, успокойся. Ты в безопасности. Скоро поправишься. Мы тебя вылечим. Спи спокойно.
Девушка продолжала гладить Виктора, шептала слова, которые должны были его успокоить. Так и случилось. Учитель сквозь сон почувствовал ласковые прикосновения. Словно мамина рука гладила его по голове.
Вот уже снова он видит испуганное лицо своей матери, растерянный взгляд отца. Он встал, начал собираться. Узнав о начале войны, отец не мог оставаться дома. Скорее на завод. Там, он был уверен, соберутся все коллеги по работе. Там он сейчас нужнее.
Оставшись вдвоем, Витя тоже не смог усидеть на месте, рядом с матерью.
- Мама, ты не обижайся. Я не могу сидеть дома. Пойду в училище. Хоть многих ребят сейчас нет в городе, но уверен, что большинство будет там. Надо же что то делать. Что то решать.
- Сынок, что вы сможете решить. Вы же еще дети совсем. Война это удел взрослых мужчин, - слабо попыталась протестовать мать. но Виктор уже шагнул за порог.
На улице было много людей. Собирались стихийные митинги. Люди были уверены, что война эта не надолго. Что сильная Красная Армия быстро разобьет фашистов.
В училище тоже собрали митинг. Молодые ребята горячо выступали, все были готовы идти воевать. Даже девушки, в легких летних платьицах и с атласными бантиками в косах, считали, что сейчас им самое место на войне.
Уже на другой день от платформы вокзала отправился первый эшелон. Мальчишки пробрались сквозь толпу провожающих. Только здесь, глядя на бьющихся в слезах женщин с младенцами на руках, на мужчин, украдкой смахивающих слезы с глаз и неловко обнимающих своих детей, Виктор осознал, что война это не короткое приключение, какое рисовалось в юношеской голове. Он понял, что это страшно, что это горе для миллионов людей.
Начались военные будни в глубоком тылу. Отец все дни пропадал на заводе. Домой приходил не каждый день. Оставался ночевать там, на заводе, Приходилось в ускоренном ритме начинать выпуск военной техники. За всеми работниками завода закрепили бронь. Не было смысла отправлять на войну специалистов и учить других.
В училище объявили, что учащихся мобилизовать на фронт не будут. Ребята бурно протестовали. Даже ходили в военкомат. Там много с ними не разговаривали. Сказали, чтоб учились, а если потребуется, тогда и призовут. Еще и приказали, чтоб не мешали людям работать. Один раз сказано и достаточно. Это было сказано для тех, кто хотел через недельку-другую еще раз прийти.
Время шло. Мать радовалась, что сын и муж здесь, в городе. В безопасности. А Виктору было стыдно перед соседями, что он, такой лоб, ходит с портфельчиком. Многие его друзья со двора уже воевали, уже оплакивали вдовы погибших своих мужей. То в одну квартиру, то в другую, почтальонка приносила похоронки.
Прошел год, пошел второй. Программу в училище сделали укороченной. Выпуск состоялся раньше. И вот случилось то, чего боялась мать и чего ждал Виктор. Ему принесли повестку явиться в военкомат с вещами. Мать плакала, слезы не высыхали на ее лице. В день отправки отец приехал на служебной машине, вырвался с работы на пару часов, чтоб проводить сына. Он только и успел обнять его, да поесть за прощальным столом. Еще раз обнял своего единственного и опять на работу.
Мать провожала Виктора одна. Она совсем обессилела от слез. Виктору приходилось поддерживать ее. Паровозный гудок оповестил, что поезд отправляется. Виктор осторожно выбрался из материнских объятий и бросился к вагону. Уже стоя на ступеньке, он махал ей рукой, хотя и не был уверен, видит ли она его сквозь слезы. Не знал тогда Виктор, что видит он свою мать в последний раз.
Виктор опять заворочался, забеспокоился. Начал метаться и стонать. Марфа прислушалась к его бормотанию.
- Это он страшное свое прошлое видит. Вон как мечется. Даже во сне ему страшно. А может и к лучшему это. Переживет все вместе с хворью, глядишь и полегче станет. Иди ка, милая, напои его еще раз отваром. А может и поест еще немножко. Все равно ведь не спит сейчас. Какой тут сон.
Руфе показалось, что учитель даже обрадовался, когда она его тихонько разбудила. Он даже попытался улыбнуться ей.
- Страшное что то снилось, - спросила девушка. Виктор только головой ей
кивнул в ответ. В этот раз, когда Руфа приподняла учителя, тот сам взял кружку в руки и выпил весь отвар. Потом и есть сам попытался. Но рука еще дрожала, половина содержимого ложки оказывалась на одежде. Руфа бесцеремонно забрала у него ложку.
- Я сама. Вот уж силенки побольше наберешься. Вот и хорошо. Еще вечером покормлю, да порошок дам. Глядишь завтра сам есть будешь.
Руфа даже не заметила, что она совсем не стесняется больше этого Виктора. И говорит с ним, как хочет. Без всякого смущения вытерла похлебку, которая оказалась на рубашке, подняла ее, намазала учителя мазью.
Марфа слушала, как разговаривает внучка с учителем. Когда та закончила все процедуры на печи и спустилась на пол, бабушка спросила шепотом.
- Ну как тебе учитель то, приглянулся что ли. Вон ты с ним как воркуешь.
Руфа вспыхнула от негодования.
- Бабушка, да что ты говоришь. Он ведь хворый, а я лечу его, тебе помогаю. Будешь так говорить, сама на печь будешь лазить, а я и шагу не ступлю. Выдумала ведь, приглянулся. Да я и не видела его толком, чего там на печи то увидишь.
Бабушка ничего не сказала в ответ своей любимице. Тут ведь и видеть ничего не надо. Вот только бы сердце Виктора так же откликнулось, как Руфино. Ради такого случая она сегодня помолится, лампадку зажжет. Молилась Марфа редко. Она не была ярой безбожницей, но о Боге вспоминала, когда ей нужно было. Вот и сейчас разве не нужда. Сколько уж лет она мечтает, что встретит ее Руфа свою пару, поженятся, правнуков ей нарожают. А тут такой случай. Сама судьба натолкнула девку на Виктора. Ведь никому то другому, а именно ей он попался на пути.
Вдруг Марфа осекла сама себя. Вот ведь, ничего о нем не знает, а молиться уж собралась. Это здесь, в деревне он один, а кто знает, в городе то может жена осталась, а может и дети. Нет, пожалуй вечером она сама на печь заберется, да выпытает все. А уж как узнать, она сумеет.
Виктор, конечно же, не догадывался о помыслах Марфы. Он уже опять спал. Целебным быть сну мешали его воспоминания. Пока видения были не страшными, если можно так сказать о войне. Бои, взрывы, наступления и отступления. Было все.
Самыми радостными были дни, когда приходили письма из дома. Обычно писала мама. Она присылала тысячи поцелуев, рассказывала, что нового в городе, старательно обходила сообщения о погибших товарищах. Отец писал реже. Его письма были короткими, словно отчеты. Иногда его письма были замазаны чернилами цензурой. Понятно, что письма главного инженера военного завода тщательно проверялись.
Судьба долго была благосклонной к Виктору. Но весной сорок четвертого году удача повернулась спиной к нему. В конце марта часть, где служил Виктор, перешла границу СССР и ступила на земли Королевства Румынии. Фашисты всеми силами пытались удержать свои позиции. Бои шли с переменным успехом. Во время очередного тактического отступления, взвод автоматчиков, в котором был Виктор, попал в окружение
Раненого Виктора подобрали немецкие разведчики. Немцы таких обычно в плен не брали, уничтожали на месте. Но сейчас им были нужны хоть какие то сведения о наступлении. Поэтому с Виктором обращались бережно. Ему даже сделали повязку.
Ничего не добившись от раненого русского рядового, немцы потеряли к нему интерес. Так Виктор попал в плен. Вот здесь и начался для него кошмар. Раненого солдата затолкали в вагон, в котором обычно перевозили скот, Прошло то время, когда пленных вывозили эшелонами. Этот вагон стоял на станции несколько дней, пока не набили в него столько людей, что даже стоять тесно было. Один раз в день вагон открывали, Приносили баланду и воду.
Наконец поезд тронулся. Куда их везли никто не знал. За все время в пути вагон ни разу не открыли. Было невозможно дышать. Люди теряли сознание. Сколько времени заняла дорога неизвестно. Пленных привезли на рудник, Поселили в бараке. Кругом колючая проволока, охранники с собаками. Тяжелая работа с утра до ночи. Чтобы не потерять счет дням Виктор пронес в кармане камешек и делал насечки, считал дни и ждал, Он был уверен, что их освободят. Главное было выжить до этого долгожданного освобождения. Ведь Красная Армия идет в наступление. В этом у Виктора не было никакого сомнения. Только надежда помогала Виктору оставаться в живых.
А потом было освобождение. Совсем не так оно случилось, как представлял Виктор. Вначале были бесконечные допросы о том, как он оказался в плену. А потом их всех погрузили почти в такой же вагон, как и немцы, только теперь все знали, что везут их на Родину, домой. И все были уверены, что уж там то быстро разберутся.
Радость от возвращения на родную землю сменилась горечью и непониманием. Как объяснить, что привезли их опять в лагерь. Только назывался он фильтрационный. Виктор понимал, что должны их проверить, что среди пленных были и те, кто добровольно сдался. С такими ему приходилось встречаться там. И они не скрывали, что сами сдались. Только злоба жила в них. Хотели свободной жизни, а оказались за колючей проволокой.
Не мог смириться Виктор, что и здесь такие же охранники, с собаками. А он даже письмо домой не может отправить, что жив. Мама то от горя места себе должно быть не находит.
Виктор вновь заметался во сне.
– Опять что то снится бедолаге. Ну да и будить его пора. Лекарство дать надо.
Марфа, как и задумала, сама полезла на печь. Руфе наказала, чтобы та все припасла и подала ей. Она уж сама тут разберется. Внучка даже слова против не сказала. Девушка поняла, что неспроста бабушка забралась на печь. Не иначе, как выспрошать чего то хочет у учителя. Тут уж ей лучше не соваться. Что бабушка надумала, она обязательно сделает.