Общий вагон был переполнен. Счастливчики, которым удалось захватить верхние полки безмятежно спали под стук колес. Нина радовалась тому, что когда садились в вагон, успела усесться возле столика, да еще и Васятку рядом с собой посадила. Поэтому сейчас на этой нижней полке сидело три человека всего лишь, да Васятка спал за спинами сидящих. Напротив же сидели пять человек, тесно прижавшись друг к другу.
Нине не была эта теснота в тягость. Только вот сон никак не шел. Она даже Васяткино пальтишко положила на стол вместо подушки и склонила на него свою голову, закрыла глаза. Тук-тук-тук стучали колеса. Их монотонный перестук убаюкал всех пассажиров. Тусклый свет лампочки под потолком. Майская ночь. Духота.
Нина подняла голову, постаралась рассмотреть в мутном окне места, которые проезжал поезд. Но еще ничего не было видно. Темнота, да иногда фонари на полустанках мелькают. Что ждет ее впереди? Как встретит деревня? Чтоб время шло быстрее начала вспоминать свою прошлую жизнь.
До войны она жила в городе, с мамой и с папой. У них была большая комната в общежитии. По тем временам хорошее жилье. Большая кухня, где у каждой хозяйки был свой стол, неизменный примус. Раковина с холодной водой. Даже туалет не на улице, а на этаже. Подружки, когда приходили к Нине, завидовали, как у них хорошо.
Никого не раздражало белье, развешанное на веревках, протянутых через весь коридор, дети бегающие тут же, их плач и крики, запах подгорелой картошки или сбежавших щей, едкий запах керосина. Жили дружно и мирно. Праздники вместе отмечали. Радовались жизни, строили планы на будущее.
Нина закончила школу, попыталась поступить в институт. Очень уж ей хотелось стать врачом, лечить людей. Да не поступила, много желающих было. Нина тогда расстроилась, а мать даже обрадовалась.
- Вот и хорошо доченька, год поработаешь, может и передумаешь. Это ж сколько знать надо, чтоб врачом то работать.
Мать с отцом работали на заводе, стояли у станка. Думали, что и Нина пойдет туда же. Но девчонка заартачилась.
- Не пойду на завод. Пойду санитаркой в больницу. Не лежит у меня душа к заводу.
В тот день они даже поругались немного. Отец как всегда молчал, а мать упрекала дочку, что выросла неслухом, Все как захочет, так и делает. Но потом быстро помирились. Нина устроилась в больницу санитаркой, как и хотела. И побежали ее рабочие дни. Работать приходилось в три смены, но так даже и лучше. Девушка научилась выкраивать время для учебы. Ругала себя за то, что в школе больше головой вертела, не слушала учителей. Казалось тогда, что учится хорошо, тройки, четверки. Не всем же отличниками быть. Да только вот на проверку оказалось, что недостаточно таких знаний, чтоб в институт поступить. Вот и приходилось теперь наверстывать упущенное.
В свободные вечера подружки прибегали, звали гулять, в клуб на танцы. Только Нина еще в школе поняла, что не нравится она парням. Рыжая, в конопушках, лицо круглое да нос картошкой торчит. Кому такая приглянется. Парни в ее сторону и не смотрят. Тогда она плакала, переживала, а потом смирилась. Поэтому старалась избегать всех этих гуляний, чтоб душу свою не тревожить напрасными ожиданиями.
Мать видела все это. Сядет бывало рядышком с ней, обнимет, прижмет к себе, начнет успокаивать.
- Не переживай, у каждого есть своя пара. Так Бог создал. Только никто не знает, где она ходит. Но придет время и ты тоже встретишь ее.
Нина удивлялась, что мать, не верующая в Бога, так говорит. Но девушке хотелось верить, что так и будет в ее жизни, встретит и она обязательно свою пару. И она верила. А пока упорно зубрила свои учебники.
Прошел год. Нина была почти уверена, что уж в этом то году она обязательно поступит. В школах заканчивались экзамены. А Нина ждала свой день рождения. В этом году ей исполнялось двадцать лет. Мать, ради такого случая обещала, что накроет стол для ее подруг. Так что пусть, Нинулька, приглашает друзей. Уже было куплено и дожидалось своего часа новое платье с веселыми ромашками по подолу, а еще был приготовлен родителями подарок, который они не показывали до поры до времени.
И вот он наступил, долгожданный день. Так удачно сложилось, что это было воскресенье. Хоть Нина и работала посменно, но она подменилась в больнице, чтоб этот день был только ее, никакой работы.
Утро двадцать второго июня было солнечным и веселым. В этот день Нина спала дольше, чем всегда. Мать позаботилась, чтобы девочка ее отдохнула. Сама же встала пораньше. Подмесила поставленное с вечера тесто. На кухне в ранний воскресный час еще никто не толкался. Нажарила горку пирожков с мясом, да еще сладких с вареньем.
Соседи заглядывали на кухню посмотреть, чем это так вкусно пахнет с самого утра. А мать объясняла, что сегодня ее Ниночке двадцать лет исполняется. Вот и жарит она пирожки. Подруги были приглашены на двенадцать часов. К этому времени стол уже будет накрыт.
В девять часов позавтракали на скорую руку. После завтрака мать не удержалась. Принесла от соседки большой сверток, перевязанный лентой.
- Вот, доченька, тебе подарок от нас с отцом. Поступишь учиться, будешь не хуже других ходить.
Нина почти догадалась, что там. Она развязала ленту, развернула бумагу. Шубка, именно такая о какой она мечтала.
- Спасибо! - девушка обняла родителей. - Как вы только догадались. Я именно о такой мечтала. Но ведь она дорогая. Где денег то нашли столько. Да и купили как. Их же нет в свободной продаже.
- Ну, не дороже денег, - хмыкнул отец. - А как достали, это наш маленький секрет. Пришлось покрутиться.
Нина примерила шубу, прошлась по комнате, довольно улыбаясь. Ну вот прямо все-все, как она и хотела. Она закружилась по комнате, еще раз принялась целовать родителей и благодарить их. А те, довольные, только улыбались. Ну и пусть люди считают ее некрасивой. Но для них то она самая лучшая. Все бы отдали, чтоб у нее жизнь была счастливой.
А потом словно холодок пробежал по коридору. По радио объявили, что в двенадцать часов будет передано важное правительственное сообщение. Даже дети перестали в коридоре шуметь. Всем стало тревожно. Мужчины собрались на площадке и разговаривали тише, чем обычно. Никому не хотелось верить и никто не произнес того страшного слова, о котором думал каждый из них.
Время приближалось к полудню. О праздничном столе все забыли. Только появление девушек, Нининых подружек, вывело семью из оцепенения.
- Девчонки, вы где были? Не знаете, что все сейчас ждут какое-то объявление. Видно что-то страшное случилось.
- Да мы рано собрались, решили в парке прогуляться. То-то глядим народу немного, а ведь воскресенье. А что случилось?
- Не знаю, - задумчиво ответила Нина, - только бы не война.
Она первая произнесла это страшное слово. Мать даже одернула дочку, чтобы не говорила чего не следует. Ведь ничего еще неизвестно.
А потом все было как во сне. Объявление о начале войны. Слезы женщин по всему общежитию. Гости поспешно попрощались и побежали по домам. В этот день просто необходимо было быть рядом с родными. Отец утешал мать, говорил, что это ненадолго. Красная Армия самая сильная в мире. На тумбочке, возле входной двери так и остались лежать не подаренными книга про Павку Корчагина, флакончик духов да кружевной воротничок, связанный своими руками. На столе осталась стоять тарелка с несъеденными пирожками.
В тот день рухнули все планы. Жизнь разделилась на до и после. Отца сразу же забрали на войну. О поступлении в институт не было и речи. Нина решила, что сейчас она не может учиться, зная, что гибнут люди, а фашисты рвутся к Москве.
- Мама, как теперь будем жить? Что делать? - спрашивала Нина вечерами мать,
- Не знаю, дочка. Никто не знает. Работать надо. За себя и за отца. У нас смены длиннее стали. Сами рабочие решили, что будем работать за мужей, ушедших на фронт.
Нина продолжала работать санитаркой в больнице. К осени больницу переименовали в госпиталь. С фронта привозили изувеченных солдат. Все палаты были забиты ранеными. И Нина работала целыми сутками. Чего зря бегать домой. Матери все равно нет. С завода их отправили рыть окопы, а сам завод эвакуировали далеко за Урал.
Нине было страшно. Неужели фашисты придут и в их город. Где же та самая сильная в мире Красная Армия. Почему не встала, не остановила, не защитила. Кто ответит девушке на эти вопросы. В конце ноября Нину подозвали к телефону. Звонила соседка по общежитию. Сказала, что мать с окопов домой приехала, хворая вся, простуженная.
Нина отпросилась у доктора, с которым работала, домой. Мать лежала на постели в жару, спекшиеся губы, капельки пота на лбу. В груди у нее хрипело и свистело так, что казалось, что этот вздох будет последним. Было ясно, что нужно ее в больницу. Мать смотрела на дочку виноватым каким-то взглядом.
- Прости меня, не во время я захворала. - Прошептала тихо.
Вытерев слезы, чтоб мать их не заметила, Нина вышла из комнаты. С той самой соседкой, которая ей позвонила, советоваться стала.
- Да ты увези ее в госпиталь, где работаешь. Не выкинут же на улицу.
Еще одна больница, поменьше, была на другом конце города. Одна на весь город осталась. Конечно же мест там нет, скажут, что дома надо лечиться.
Девушка решительно вошла в комнату, собрала мать. Вдвоем с соседкой они смогли довезти ее до госпиталя. Там, в подсобке среди швабр и ведер, стоял сколоченный из досок топчанчик, на котором спала Нина. На этот топчан уложили они больную. Соседка ушла, а Нина побежала к доктору. Плача, рассказала все ему.
- Ох, девка, подведешь ты меня под монастырь, заворчал он. - Ну веди, показывай больную.
Врач долго прослушивал женщину, стучал пальцами по спине. Лицо его при этом становилось все мрачнее. Закончив осмотр, он позвал Нину за собой. Слова его прозвучали, как приговор. Сильнейшее воспаление. Везде хрипы. Лечить такую пневмонию особенно и нечем. Так что готовиться надо девчонке, что не справится мать с болезнью.
Увидев, как та побелела и вот-вот упадет в обморок, постарался успокоить. Сказал, что лечение назначит, ну а уж там, как Бог даст. Он сам сходил к начальнику. Все таки женщину нельзя было оставлять в этой подсобке, нужно было все сделать на законном основании. И вскоре больную перенесли в палату, назначили лечение, какое было доступно.
Нина каждую свободную минутку подбегала к матери. За год работы ей приходилось видеть таких больных. И девушка с ужасом смотрела на угасающую мать. Уколы не помогали. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Мать ушла на четвертый день. Она уже ничего не говорила, лежала в забытьи. Но откуда-то в последний момент появилась сила, она сжала руку дочки до боли, словно хотела передать ей всю свою любовь на прощание.